– Она упоминала о чем-то помимо того, что жила в этом коттедже в детстве? То есть о своих родственниках?
– Почти ничего. Казалось, ей трудно говорить. В том смысле, что некоторые люди не хотят говорить, и я всегда это уважаю. Другие любят потрепать языком, как я, например. Моя жена вечно меня упрекает, что я никак не могу заткнуться и что хорошо бы мне почаще молчать.
По дороге в Саутгемптон Скотт начал понимать, что Роба Гаригана, поделившегося с ним, вероятно, всем, что знал, нелегко будет заставить молчать оставшуюся часть пути.
– Знаете, что такое автострада Лонг-Айленд? – спросил Гариган.
– Пожалуй, нет.
– Это не автострада, это одна большая парковка, особенно летом. Парковка длиной семьдесят миль. Вряд ли вы это знали. Вы ведь из Бостона? Там у вас смешно растягивают слова.
– А я не предполагал, что так говорю. Вы считаете, мне надо научиться произносить «Ну-Яак» вместо «Нью-Йорк»? – спросил Скотт.
– Так говорят люди из Нью-Джерси, а не ньюйоркцы.
Скотт не знал, сердиться ему или смеяться. В Бернардсвиле, штат Нью-Джерси, жили восемь поколений Альтерманов. «Если бы папа после окончания Гарварда не получил работу в Бостоне, я бы вырос там, – подумал он. – Потом он встретил маму, и они поженились. Когда я был маленьким, то любил приезжать в большой дом навещать бабушку и дедушку».
После их смерти собственность семьи была продана, и на том месте построили загородный клуб с площадкой для гольфа.
«Дед с бабкой! Мои составляли важную часть моей жизни, – размышлял Скотт, отвлекаясь от болтовни шофера. – Интересно, Оливия Морроу сказала Монике, будто знала как ее настоящего деда, так и бабку. Бьюсь об заклад, тут есть какая-то связь с Гэннонами. Вот если бы разузнать все это для Моники!»
– Ничего, если я негромко включу радио? – спросил Гариган, заметив, что его не слушают.
– Это было бы здорово, – с благодарностью откликнулся Скотт.
Примерно через час они подъезжали к Саутгемптону.
– Дом, у которого она просила остановиться, находится на берегу океана, – сказал Гариган. – Может быть, я это говорил. Уже близко.
Они проехали еще несколько минут, и вскоре машина остановилась.
– Приехали, – сообщил Гариган. – Дом действительно большой.
Скотт не смотрел на дом. Его взгляд был устремлен на почтовый ящик с фамилией ГЭННОН, выведенной красивыми рельефными буквами. «Я знал это, я знал, – думал он. – Она собиралась рассказать Монике что-то о Гэннонах».
На полукруглой подъездной аллее стояла спортивная «феррари».
– Кто-то сейчас дома. Вы собираетесь зайти? – спросил Гариган.
– Позже. Пока я хочу, чтобы вы показали мне усыпальницу, которую, как вы сказали, посещала миз Морроу.
– Без проблем. Вы знаете, какое главное преимущество проживания рядом с кладбищем?
– Пожалуй, нет.
– Тихие соседи.
«Чересчур тихие, – думал Скотт несколько минут спустя, выйдя из машины и остановившись перед красивым склепом с фамилией ГЭННОН, вырезанной в камне над входной аркой. – Хотелось бы мне сейчас поговорить с Александром Гэнноном».
Оливия Морроу была совсем маленькой, когда жила в поместье Гэннонов, вновь пустился он в размышления. В прошлую среду она умерла в возрасте восьмидесяти двух лет. Сейчас Александру Гэннону было бы больше ста лет. Отцу Моники было семьдесят с небольшим, когда он умер. Если он сын Александра, то родился, когда Александру было лет двадцать пять. В то время Оливия была ребенком, так что, разумеется, не могла быть матерью.
«А как насчет матери Оливии? – спрашивал себя Скотт. – Сколько же ей было лет, когда они там жили? Ей легко могло быть двадцать с небольшим. Может, у нее был роман с Алексом и она забеременела, а потом отдала ребенка на усыновление? А если так, откупились ли от нее Гэнноны? Зачем Алекс включил в завещание пункт, по которому оставлял имущество своему потомку, если таковой объявится? Возможно, он не знал наверняка, но просто догадывался, что какая-то женщина, служившая в их семье, забеременела от него. Может быть, его родители прекратили эти отношения и принудили девушку поклясться хранить тайну? В те времена, если случалось подобное, девушку обычно отсылали рожать в другое место, чтобы сохранить все в тайне».
Бросив последний взгляд на склеп, Скотт сел в машину.
– А теперь куда? – бодро спросил Гариган.
– Обратно к дому, где мы только что были. Узнаем, живет ли там владелец роскошной спортивной машины, и если да, то не захочет ли он поболтать с нежданным посетителем.
В пятницу днем, после того как полиция вынудила его покинуть собственную квартиру, Питер Гэннон оказался на углу Пятой авеню и Семнадцатой улицы, у дверей многоквартирного дома, где он прожил со Сьюзен двадцать лет. Четыре года назад, после развода, он по соглашению отдал ей их кооперативную квартиру. А сейчас от его глаз не укрылось несколько смущенное выражение на лице швейцара, хотя приветствие прозвучало искренне.
– Мистер Гэннон, рад вас видеть.
– И я рад, Рамон. – Питер понял, почему швейцар смущен. Он не мог впустить Питера в квартиру без разрешения Сьюзен. – Позвоните, пожалуйста, и узнайте, дома ли моя жена, – попросил он, но прикусил язык. – То есть дома ли миз Гэннон.
– Конечно, сэр.
Пока он набирал номер квартиры, Питер в нетерпении ждал. «Возможно, она на работе, – думал он. – В это время в пятницу ее не бывает дома. Что со мной происходит? Не могу сосредоточиться. Что сказал Рамон?»
– Миз Гэннон ответила, что вы можете подняться, сэр.
Питер заметил в глазах мужчины любопытство. «Знаю, что выгляжу кошмарно», – подумал он. Он прошел по знакомому ковру к лифтам. Дверь была открыта. Лифтер, еще один давнишний служащий, тепло приветствовал его и, не дожидаясь просьбы, нажал кнопку шестнадцатого этажа.
Поднимаясь наверх, Питер понял, что не знает, чего ожидать от Сьюзен. Когда он недавно проходил мимо газетного киоска, то заметил снимки Рене и заголовки новостей о ее смерти на первых страницах «Пост» и «Ньюс». Должно быть, Сьюзен тоже видела утренние газеты. Она сразу же вспомнит Рене и догадается, что эта женщина была причиной того, почему он умолял одолжить ему миллион долларов.
Лифт остановился. Питер заметил вопросительный взгляд лифтера, когда на секунду помедлил перед выходом. После того как за ним закрылась дверь, он целую минуту стоял неподвижно. Их квартира была угловой, двухэтажной. Чувствуя дрожь и засунув руки в карманы кожаного пиджака, он повернулся и пошел к двери.
Не успел он позвонить, как дверь распахнулась и он увидел стоящую на пороге Сьюзен. Они долго молча смотрели друг на друга. Питер заметил, что она изумлена его внешним видом. «Жаль, что бритье и душ не помогли скрыть последствия пьянки», – подумал он.
На Сьюзен было серое шерстяное платье с кушаком, подчеркивающим ее тонкую талию. Вокруг шеи повязан цветастый шарф. Единственным украшением являлись серебряные серьги, выгодно подчеркивающие искусно подстриженные темные с проседью волосы. «Да, конечно, – с горечью подумал Питер, – она необыкновенно привлекательная, классная, умная женщина, а у меня за двадцать лет не хватило ума понять, как мне с ней повезло».
– Входи, Питер, – сказала Сьюзен.
Она отошла в сторону, чтобы пропустить его. Он был уверен, что она хочет избежать любых попыток с его стороны поцеловать ее. «Не волнуйся, Сьюзен, – усмехнулся он про себя. – У меня не хватит на это наглости».
Не говоря ни слова, он прошел из прихожей в гостиную. Окна выходили на Центральный парк. Он подошел к окну.
– Вид не меняется, – заметил он, потом повернулся к ней. – Сью, у меня большие неприятности. Я не имею права тебя беспокоить, но не знаю, к кому еще обратиться за советом.
– Садись, Питер. У тебя такой вид, будто ты сейчас свалишься. Я читала утренние газеты. Рене Картер, с которой у тебя была или есть до сих пор связь, та самая женщина, которую убили, да?
Питер тяжело опустился на диван, чувствуя, что ноги его не держат.
– Да, Сью. Клянусь Богом, я два года не видел ее и не имел от нее вестей. В то время она переехала в Вегас. Я устал от нее и понимал, какую ужасную ошибку совершил. Сожалею об этом и не перестану жалеть всю жизнь.
– Питер, если верить газетам, у Рене Картер остался полуторагодовалый ребенок. Он твой?
Питер Гэннон надеялся, что на этот вопрос ему отвечать не придется.
– Да, – прошептал он. – Да. Я так не хотел, чтобы ты узнала про ребенка. Я помню, как ты переживала из-за выкидышей.
– Какая чуткость с твоей стороны. Ты уверен, что он твой?
Питер невесело взглянул в осуждающие глаза бывшей жены.
– Да, уверен. Рене предусмотрительно сделала тесты ДНК. Я не видел этого ребенка и не хочу его видеть.
– Как тебе не стыдно! – негодующе произнесла Сьюзен. – Эта девочка – твоя плоть и кровь. В газетах написано, что она в больнице в критическом состоянии с пневмонией, а тебя совсем не волнует, что с ней? Что ты за чудовище!
