Сперва Ходасевич, верный своей привычке, чуть не насильно усадил отнекивающегося лейтенантика за стол и накормил. (Сегодня у Валерия Петровича был восточный день – с утра пораньше он приготовил суп пити и мусаху из баклажан.) И только после того, как они выпили кофе по-турецки с пахлавой, позволил чистильщику приступить к работе.
Мальчишка достал из кейса оборудование и бодро спросил:
– С чего начинать будем, Валерий Петрович?
Ходасевич откликнулся:
– Давай прямо отсюда, с кухни. – Чуть не добавил: «Я здесь три четверти своего времени провожу», но спохватился, прикусил язык. Что-то он подразмягчел на пенсии, расслабился. Подзабыл одну из заповедей комитетчика: никому и никогда не выдавать никакой лишней информации. Вместо этого Ходасевич сделал знак мальчишке: не надо, мол, комментировать свои собственные действия. Паренек понимающе покивал.
Чистильщик вдел в уши наушники и небольшим – величиной со спичечный коробок – приборчиком с антенной проверил сперва телефон, затем люстру. Потом – микроволновую печь и холодильник. Чтобы не вызывать подозрений у тех, кто, возможно, сейчас слушал их, Валерий Петрович завел с парнем разговор о футболе. Оказалось, что тот, естественно, разочарован игрой нашей сборной, а среди клубов (что очень странно для сотрудника Комитета!) болеет за ЦСКА.
Лейтенант сделал знак: мол, в электрических приборах все чисто. Валерий Петрович кивнул. Тогда чистильщик принялся исследовать кухню по периметру – сосредоточенно, от потолка до пола, сверху вниз, при этом двигаясь от входной двери справа налево.
Валерий Петрович закурил свою любимую «Яву». Полуприкрыл глаза, откинулся на диванчике. После сытной еды его клонило в сон. «Что-то я совсем стал вялый», – с досадой подумал он. По контрасту с румяным лейтенантиком Ходасевич особенно остро почувствовал собственную старость. Странно, но он даже рядом с Татьяной никогда не ощущал себя стариком: наверно, потому, что падчерица, несмотря на ее экстравагантные выходки, все-таки была взрослым, а порой даже мудрым человеком. А когда рядом совсем юный, наивный и азартный парень, поневоле чувствуешь себя, как говорит Танюшка, «антиквариатом»… Груз всех его почти шестидесяти лет вдруг надавил на полковника, лег на плечи.
«Есть!» – вдруг сделал жест лейтенантик. Его лицо осветилось молодой улыбкой: не зря, мол, я старался.
Он водил антеннкой рядом с висящей на стене фотографией, на которой были изображены молодой Ходасевич в обнимку с Юлией Николаевной и маленькой Таней.
– Что? – одними губами спросил Валерий Петрович. Странно, но он ничуть не удивился. В этот момент он понял, что скорее удивился бы, если б в его квартире ничего не нашлось.
Парнишка сделал жест, означавший: «Сейчас посмотрим».
Ходасевич устало прикрыл глаза.
«На старости лет я опять дослужился до «жучка», – подумал он.
– Ну, и какие, ты думаешь, – проговорил он вслух, – у твоего ЦСКА шансы в нынешнем сезоне?
Валерию Петровичу почему-то хотелось наладить неформальный контакт с чистильщиком. Чем-то, несмотря на всю разность специальностей, парень напоминал ему самого себя в юности.
– А это мы посмотрим, – проговорил мальчишка и со значением добавил: – По специализированному каналу телевидения.
А сам в этот момент дал жестом понять Ходасевичу: его находка – это не обычный «жучок», а видеокамера скрытого наблюдения!
– Да, они кого угодно могут удивить, – пробормотал Валерий Петрович, имея в виду одновременно и армейцев, и (в подводной части их разговора) людей, установивших на его кухне видеооборудование. Ничего себе!
– Кто, интересно, в наше-то время футбол по телику смотрит? – процедил сквозь зубы лейтенантик, изучая своим детектором камеру. Он легко подхватил игру Ходасевича, и его слова опять имели двойной смысл: и непосредственный, футбольный, и скрытый, относящийся к его находке. Впрочем, имело ли смысл теперь шифроваться? Ведь камера, наверное, записала манипуляции молодого чистильщика…
– Есть, наверное, отдельные любители зрелищ, – проговорил полковник.
Чистильщик громко ответствовал:
– Мне одно хотелось бы знать: насколько армейцы стабильны? По-моему, они могут срезаться в любом матче. – Сам он в этот момент вопросительно показал руками полковнику: ликвидировать, мол, видеокамеру или нет?
Ходасевич сделал жест: ни в коем случае. Вероятнее всего, камера записала, как ее обнаружили, но оставался крошечный шанс, что эту запись ее хозяева (кто бы они ни были) посмотрят невнимательно.
* * *
Спустя час полковник и чистильщик вышли на улицу. Результаты осмотра квартиры Ходасевича удивили их обоих. Кроме видеокамеры на кухне, нашлась еще одна, точно такая же. Оказалось, что она установлена в комнате.
Когда изрядно отошли от дома по направлению к метро, Валерий Петрович спросил лейтенанта:
– Что ты обо всем этом думаешь? – Поморщился от некорректности собственной формулировки и поспешно добавил: – Я имею в виду техническую сторону дела.
– Самое главное: обе камеры находятся в нерабочем режиме. То есть в данный момент сигнала с них обеих нет.
– Значит, те, кто наблюдает, не знают, что мы их обнаружили…
– Так точно.
– Какие характеристики камер?
Чистильщик пожал плечами.
– Стандартная камера «Эл-Си-Эл» – шестьсот двадцать два. Производство компании «Вотек Америка», – сказал он пренебрежительно. – Вес пять грамм, объектив замаскирован под шуруп диаметром чуть больше сантиметра. Но самое главное заключается в том, что это не профессиональное оборудование.
– В смысле?
Мальчишка снисходительно улыбнулся. Ему, похоже, нравилась собственная значимость – проявившаяся, когда разговор зашел о вещах, в которых он был профессионалом.
– В том смысле, – объяснил он, – что это каменный век. Игрушки для дилетантов. Сейчас в разведке и контрразведке применяются иные, гораздо более совершенные модели. И способ установки аппаратуры – топорный. Могу гарантировать практически на сто процентов: камеры в вашей квартире ставил непрофессионал. То есть человек, незнакомый с самыми современными методами организации скрытого наблюдения.
«Тогда кто?» – подумал полковник, а потом повторил этот вопрос вслух. Прозвучало глуповато – но пускай. Иногда полезно, чтобы твои друзья и враги держали тебя за недотепу-болвана. Тогда у них развязываются языки и они выбалтывают гораздо больше, чем собирались сказать.
– Не знаю, – ухмыльнулся чистильщик. – Может быть, ваша жена.
Они как раз пересекли улицу Эйзенштейна и шли вдоль ограды выставки.
– У меня нет жены, – сухо проговорил полковник, давая понять, что лейтенантик проявил явную нескромность. И тут же спросил: – Эта камера пишет? Или передает сигнал?
– В вашем случае передает.
– На какое расстояние?
– Не более двухсот метров. А для уверенного постоянного приема – метров сто.
– Значит, на расстоянии ста метров по прямой от моей квартиры сидит оператор с телевизором и видео?
– Сидит, – кивнул чистильщик. – Или сидел. Камеры-то сейчас молчат.
– Где он находится, по-твоему? В съемной квартире?
– Зачем? – пожал плечами лейтенант. – Учитывая дискретный характер наблюдения, скорее – в автомашине. Вы не замечали рядом со своим домом подозрительных машин? Обычно это микроавтобус…
– Мне надо подумать, – сосредоточенно кивнул полковник. – А как давно были установлены камеры?
– Судя по всему, недели две тому назад. Или, может быть, месяц.
– А как долго камеры проработали?
– Блоки питания практически не разряжены. Я думаю, в общей сложности всего час-полтора. Может быть, два.
Они дошли до центрального входа на ВДНХ. Ходасевич остановился. Чистильщик вопросительно посмотрел на него.
Валерий Петрович полез в карман, вытащил портмоне. Достал оттуда стодолларовую купюру, протянул ее лейтенантику.
– Держи.
Мальчишка покраснел и по-детски спрятал руки за спину.
– Ну, что вы, Валерий Петрович. Я ведь из уважения к вам… И к Олегу Николаевичу…
– Держи-держи, – настойчиво проговорил Ходасевич. – Каждый труд должен быть оплачен. Бесплатно, как говорил Шаляпин, только птички чирикают.
Лейтенант отчаянно замотал головой.
– Вот что, – строго сказал полковник. – У меня для тебя есть еще одна работа. О которой ты ни с Олегом Николаевичем, ни со мной не договаривался. Так что бери деньги, и поехали.
Чистильщик осторожно и неловко взял купюру.
Ходасевич сделал несколько шагов по направлению к проезжей части и взмахнул рукой. Возле него тут же взвизгнула тормозами бежевая «шестерка».
– Улица Металлургов. Плачу двести, – проговорил Ходасевич в открытое окно машины. Водитель кивнул.
Полковник сделал властный жест в сторону лейтенанта: давай, садись, мол. Тот шагнул к машине.
