Два силуэта утонули в темноте, затем хлопнула входная дверь, а Виктория Яковлевна не поняла, что они ушли. Она сидела на полу, вглядывалась в темноту, вслушивалась в тишину…
Виктоша колюче уставилась на бывшего мужа, колюче и требовательно, мол, срочно дай миллион. А Даниил Олегович ни звука, лишь потирал колени, поджав губы, мысли его наслаивались одна на другую. Нет, сама Виктоша не притащилась бы ни при каких обстоятельствах даже ради дочери, ее заставил Роман. Итак, условия выдвинуты, как и предполагалось – деньги за дочь. А что они потребуют за жену? И когда потребуют?
Миллион?!! У Даниила Олеговича зашевелились остатки волос на голове от той суммы, которую запросили похитители. Практичный мозг быстро подсчитал, сколько это будет в рублях, после чего у папы занемели губы, как от местной анестезии, когда рвут зубы, поэтому Даниил Олегович не смог озвучить даже междометием свои эмоции. Через некую призму, будто посторонний, он видел Виктошу, открывавшую рот:
– Когда я поняла, что они ушли, включила свет и долго не знала, что делать. Не к тебе же мчаться! В голове полный хаос был, меня трясло. Потом сообразила и позвонила Роману, он сразу приехал.
Роман закурил. Смотрел на отца выжидающе, но, господи боже, сколько же в его глазах презрения и провокационной жестокости: дескать, поделом тебе, папуля, плати теперь. Сынок не предлагал помощи, неужели оба думают, что Даниил Олегович может запросто достать миллион из тумбочки? Пауза затянулась, Роман принялся нервно ходить, поглядывая на отца уже как на врага, вдобавок Виктоша, злобно сверкая глазами, произнесла с расстановкой, чтоб каждое слово долетело до бывшего мужа и врезалось в его мозги, как пуля:
– За жизнь Лели они потребовали миллион.
Если б это был миллион рублей!
– Роман, принеси водки, – с трудом выговорил Даниил Олегович, ощутив нужду в подкреплении силенок.
Роман ушел в дом, а Виктоша не сводила с него свирепых глаз, рождавших у Даниила Олеговича страстный порыв убежать.
– Ты слышал, что я сказала? – процедила отставная жена. – Нужен миллион, и твою дочь отпустят.
– Я слышал, – сказал он. – У меня нет таких денег.
– Что? – коротко бросила Виктоша, повернув к нему голову боком. – У тебя нет денег? Я не ослышалась? Ну-ка, повтори.
– Таких, – подчеркнул он, – нет.
– А на что ты выстроил ЭТО?
Она обвела рукой двор, затем положила ладонь на колено, оттопырив локоть в сторону. Поза бандитки с большой дороги. Да и сама Виктоша стала похожа на рэкетира, оскалилась, показав зубы, надо сказать, не вставные, как у него. Роман принес на подносе водку, две рюмки и закуску, нарезанную наскоро большими кусками. Даниил Олегович схватил бутылку и прямо из горлышка отпил несколько глотков.
– Роман, ты не слышал, что без тебя сказал наш папочка! – ерничая, заверещала Виктоша. – У него нет денег, представляешь? Только кто ж тебе, Нил, поверит? Рожа у тебя никак не нищего, да и хауз не лачуга, а тебе жалко какой-то миллион?
– Не жалко! – гаркнул Даниил Олегович, потеряв всяческое терпение. – Не жалко. Просто у меня нет таких денег…
Вместо того чтоб сесть за круглый стол и сообща, мирно найти выход, бывшая жена заорала, как полоумная:
– Продай дом, предприятия, да хоть себя!
– Не ори, – тихо сказал Даниил Олегович, подскочив. – Не хватало, чтоб соседи слышали наши разборки.
Не подействовал робкий призыв к порядку, напротив, он подогрел озлобленную Виктошу:
– С каких пор тебя волнует, что будут думать о тебе соседи, друзья, вообще все? В этом городе ты прославился, как поп-звезда. Значит, героем-любовником выставиться не стыдно? А когда на тебя орут – стыдно, это бьет по репутации! Штаны подтяни! Они сползли у тебя ниже брюха! Стыдно стоять перед женщиной в таком виде!
И подтянул! Механически подтянул, под воздействием окрика. Хотя какая она женщина? Жена, которую он бросил, потому что разлюбил. Но после ее ора пауза пугала тишиной, а переходы Виктоши из одного состояния в другое говорили о патологических отклонениях. Только что ерничала, издевалась и орала, внезапно успокоилась или выдохлась, потерла лоб дрожащей рукой и продолжила хрипло, видать, надорвала голос:
– Позволь напомнить: я не стала делить с тобой твой «капитал», а половина принадлежит мне. Поэтому сейчас оцениваю свою половину в миллион евро, это даром. Отдай мне мой миллион, и я без тебя вытащу свою дочь.
Даниил Олегович стоял перед ней и думал: «Куда от этого всего деться? Они доконают меня, жить не дадут, я вечно буду их должник, всегда буду слышать их претензии и попреки…»
– Звони, отец, в милицию, – дал бесстрастный совет Роман.
– Только не это! – запротестовал папа. – Нет-нет.
– Как это понимать? Почему ты не хочешь ей звонить?
И сынок туда же: встал возле бешеной мамочки, скрестил руки на груди, вперился в отца, прищурившись. Монолит! Таран! И хотят протаранить человека, за счет которого жили долгие годы! Но сейчас, очутившись в тяжелейшем положении, Даниил Олегович не имел права их укорять, ставить на место и тем более обвинять, ибо они лица заинтересованные, значит, должны помогать.
– Они… – обессиленной интонацией начал он. – Те, кто увез Лелю, они знают все: где я нахожусь, с кем общаюсь. Они все знают и говорили мне об этом. Я думаю, в милиции у них есть свой человек…
– Чушь, – оборвал его Роман. – На понт тебя берут.
– Ты слышал, что сказала твоя мать? Если на них устроят охоту менты, меня убьют.
– Плевать мне, что они сделают с тобой, дочь верни, – прорычала Виктоша.
– А мне не плевать! – огрызнулся Даниил Олегович.
Она хотела вскочить и скорей всего кинуться драться, но Роман удержал ее обеими руками за плечи:
– Спокойно, мама. – Для папы у него имелся другой тон, далекий от ласкового. – Отец, раз не хочешь ставить в известность Мокрицкую, тогда отдавай деньги.
– Как?! Где мне их взять?! – взвыл Даниил Олегович, поражаясь, что когда-то близкие люди не понимают простых вещей и не принимают объяснений. Он схватил со стола бутылку, заходил по двору, выпил водки. – Я готов продать душу сатане, но где он? Сатана! Эй! Иди сюда! Я продам душу за миллион евро, для тебя это мелочи. Где же он, а? Нет! Не идет! А я готов.
Виктория Яковлевна встала, при том легкое кресло повалилось, и направилась к выходу, но у самых ворот оглянулась, на удивление спокойно сказала:
– Сатану не стоит звать, ему нечего покупать у тебя, душу свою ты давно заложил. Но имей в виду, Нил, если я больше не увижу Лельку живой и невредимой, приду сюда и перегрызу тебе горло. А если твоя тварь, для которой ты выстроил этот хауз, к тому времени вернется, то и ей перегрызу глотку. Я буду беспощадной.
Высказав угрозы, Виктоша ушла с гордо поднятым носом, вскоре послышалось, как хлопнула дверца машины. К Даниилу Олеговичу подошел Роман, но не положил участливо руку на плечо, не подбодрил, а равнодушно попрощался:
– Ладно, отец, бывай. С этим надо переспать. У тебя есть ночь до завтра, так что думай и решай.
Что потянуло Даниила Олеговича пожаловаться?
– У меня на производстве неприятности. Кто-то принес тараканов во время рейда инспекции. Закрыли предприятие, всю продукцию завтра подвергнут уничтожению, штрафы начисляют.
– Взятку дай. Это дешевле.
– Не берут!
– Не берут? – изумился сын. – Значит, честные люди.
– Кто честный? – завелся Даниил Олегович. – Всегда брали, а сейчас не берут, враз стали честными?
– Ну, не знаю, отец, чем тебя утешить.
– Такое чувство, будто кто-то взялся и меня уничтожить вместе с моими полуфабрикатами.
– Это всего лишь досадное стечение обстоятельств. – Роман сделал несколько шагов к выходу, вдруг обернулся. – Да, насчет сатаны… Тебе не кажется, отец, что сатана в аду самый порядочный товарищ? Он наказывает за зло, хотя сам же искушает. Но люди-то поддаются. Наказывает за предательство, преступления, подлость.
– Хочешь сказать, я его клиент? – мрачно промямлил Даниил Олегович, обидеться и оскорбиться не хватило сил, сегодня он выжат как лимон.
– Тебе видней.
– Подожди, – подошел к нему папа, замялся.
– Ну, говори, говори, – поторапливал его Роман.
– Твоя мать не говорила, но, может, ты знаешь… О Еве они ничего ей не сказали?
– Мне она не говорила, расспрашивать ее я не буду. Пока.
Ушел. Ни сочувствия, ни жалости, ни помощи! Роман предоставил отцу решать, как быть. Его не волнует жизнь сестры?
– Я породил чудовище.
Вот такое печальное заключение.
Около одиннадцати утра на следующий день в дверь кабинета просунулась голова Тимофея:
– Мадама, у меня для тебя сюрприз величиной с дирижабль…
– Почему не держишь хвост Жало-сына? – неласково встретила его Кристина.
Тимофей чутко уловил: мадама не в духе, причина понятна, он уже раскусил ее. И не в деньгах дело, которые обещал папа Жало и которые они могут не получить, а попался случай, когда не знаешь, в какую сторону грести, что плохо отражается на общем настроении. Кристина женщина тщеславная, ей доказать хочется мужикам-скептикам, что не лыком шита, хочется держать в руках пальму первенства и размахивать ею. Зайдя в кабинет, Тимофей прикрыл дверь, чтоб посторонние уши не слышали, если Мокрицкая вздумает ныть, и расплылся в загадочной улыбке:
