- Я всегда чувствую себя одинокой. По крайней мере, так было, пока я не научилась жить в одиночестве. Вы поймете, что я хочу сказать, ведь вы тоже одиноки. Эдакое вечное сожаление о самой себе, когда винить во всем можно только себя...
- Это мне знакомо, - подтвердил я, чтобы иметь возможность вернуться к разговору о ее замужестве, казавшемся мне зерном проблемы. - Почему вы ушли от мужа, мисс?
- Между нами все было кончено...
- Вы не тосковали по мужу или по сыну?
- По Брайану - нет. Он был груб со мной, этого я не могла простить. Он угрожал, что убьет меня, если я попытаюсь забрать Джерри или хотя бы увидеться с ним. Конечно, я тосковала по малышу, но научилась обходиться без него... Сейчас мне уже и впрямь никто не нужен... в прямом смысле...
- А в переносном?
Ответом была улыбка, глубокая и настолько выразительная, словно ее лицо отражало тончайшие светотени мыслей.
- В переносном смысле все совсем иначе. Разумеется, я чувствовала себя предательницей. Больше всего меня мучила тоска по детям. Не только по Джерри, но по всем, которых я учила... Долго перед моими глазами стояли их лица, в ушах звучали голоса...
- Например, голос Марты Крендалл?
- Да, она была из моих детей.
- Вместе с Элом Свитнером и Фрицем Сноу...
Она глянула на меня сердито.
- Вы все обо мне разузнали, мистер! Я не такая уж важная фигура, поверьте мне!
- Возможно. Но на эту троицу я натыкаюсь постоянно. Они познакомились в вашем классе?
- К сожалению.
- Почему "к сожалению"?
- Потому что втроем они были взрывоопасны! Разумеется, вы слыхали об их лос-анджелесской эскападе?
- Да. Не совсем понимаю только, кто был вожаком. Элберт?
- Так считали все. Он один состоял на учете в полиции. Но лично мне кажется, что это была идея Марты. И именно она вышла сухой из воды, задумчиво добавила она. - Ну, если можно сказать так о вынужденном браке с немолодым мужчиной...
- А кто был отцом ее ребенка? Элберт Свитнер?
- Об этом спросите у Марты, мистер, - она сменила тему. - Элберт действительно умер? Марта говорила что-то такое по телефону...
- Он был зарезан вчера. И не спрашивайте меня, кто его убил, потому что я этого не знаю.
Она в смятении глядела на пол, словно зарезанный лежал у ее ног.
- Бедный Элберт! Немного он получил от жизни. Почти всю ее провел в заключении...
- Откуда вам это известно?
- Я старалась не терять его из виду. Честно говоря, - добавила она после минутного колебания, - он был здесь на прошлой неделе.
- Вы знали, что он бежал из заключения?
- А если и знала, что с того?
- Вы его не выдали...
- Я не слишком законопослушный обыватель, - в ее тоне прозвучала тень иронии. - Это был его третий срок, он должен был провести за решеткой практически весь остаток жизни...
- За что он сидел?
- За вооруженное нападение.
- При виде его вам не было страшно?
- Я никогда его не боялась. Я была поражена, но не испугана.
- Что ему было нужно? Деньги?
Она кивнула.
- Много я не могла ему дать. Я не продала ни одной картины за достаточно долгое время.
- Вы дали ему что-то, кроме денег?
- Немного хлеба с сыром...
Книжка в зеленой обложке все еще была у меня с собой. Я достал ее.
- Похожа на мою старую книгу... - сказала она.
- Это она и есть, - я показал ей экслибрис.
- Откуда она у вас? Разумеется, не от Эла Свитнера...
- Нет, косвенным образом от вашего сына.
- Он сохранил ее?
Казалось, ее пугал каждый осколок прошлого, от которого она отреклась.
- Очевидно, - я показал ей карандашные каракули на первой странице. Но я хотел бы, чтобы вы посмотрели вот на это, - я открыл книгу и вынул объявление. - Не вы ли дали это Элу Свитнеру?
Она взяла листок в руки и всмотрелась в него.
- Да, я.
- Зачем?
- Я хотела, чтобы он получил немного денег.
- Весьма подозрительный акт милосердия. Мне трудно поверить в полный альтруизм ваших побуждений.
Она была оскорблена, но не слишком, словно все это не стоило подлинного гнева.
- Что вы можете знать о моих побуждениях?
- Только то, что вы мне расскажете.
Она молчала с минуту или две.
- Наверное, это было любопытство. Я хранила эту вырезку несколько лет и не могла решить, что делать. Я не знала, кто поместил объявление. Но мне не известно, что стало с Леоном. Я подумала, что, возможно, Элберт узнает...
- Вы направили его в Санта-Терезу. Это была мрачная идея.
- Почему мрачная?
- Элберт погиб. Стенли Броудхаст также.
Я рассказал ей подробности.
- Значит, это Стенли поместил объявление в "Кроникл"... - прошептала она. - Я связалась бы с ним, если бы знала это. Я думала, что это Элизабет...
- Почему?
- Я помню, когда был сделан этот снимок, - она разгладила вырезку на колене, словно найденное птичье перо. - Его сделала Элизабет, когда она еще не знала, что мы с Леоном - любовники. Он о стольком мне напоминает! Обо всем, что я имела и потеряла...
Ее глаза наполнились слезами. Мои остались сухими. Я думал обо всем, что потеряла Элизабет Броудхаст.
27
Гравий перед домом захрустел под колесами большого автомобиля. Эллен подняла голову. Я пошел к входной двери, она двинулась за мной. На веранде ждала Марта Крендалл, при виде меня ее лицо вытянулось.
- Они не приехали?
- Они не приедут никогда, если вы будете вот так стоять на виду, миссис. Дом под наблюдением.
Эллен окинула меня влажным взглядом. Я попросил их с Мартой войти в дом, а сам сбежал по лесенке к новенькому золотисто-коричневому "Седан-де-вилль". Лестер Крендалл неподвижно сидел за рулем.
- Я говорил мамочке, что все это - пустая трата времени и сил. Но она уперлась на том, чтобы ехать сюда. - Он окинул холодным взглядом фасад дома. - Значит, вот где живет знаменитая Эллен? Дом форменным образом разваливается...
- Подумайте лучше, куда деть машину, мистер, - оборвал я его. - Или подвиньтесь и это сделаю я.
- Делайте. Я выжат, как лимон.
Он перенес свое тяжелое тело на соседнее сидение, давая мне возможность отвести машину за дом. Дело понемногу начинало проясняться, отдельные элементы складывались в целое, и это привело меня в состояние приподнятости и обострило чувства. Если я и услышал звук другой машины, то лишь подсознательно. Когда мы с Крендаллом выходили из-за дома, я заметил на краю гравиевой дорожки человеческий силуэт - бородатую голову над светлым треугольником сорочки, похожим на предостерегающий сигнал. В ту же секунду дорожку залил свет фар, выхватив из темноты Джерри Килпатрика с рукой на перевязи. Видимо, он узнал Крендалла и меня, потому что повернулся к уже близким фарам с криком:
- Сьюзи! Смывайся!
"Шевроле" затормозил, покачнулся и с нарастающим шумом двинулся назад. Джерри неуверенно осмотрелся и прихрамывая бросился с дорожки в сторону, прямо в объятия Вилли Маккея и его солидного помощника. Прежде, чем я добежал до них, машина вывернула на асфальт Хэвен-Роуд, свет фар метнулся по стволам деревьев, словно длинный мазок кисти и начал удаляться в сторону Сан-Франциско.
- Я дам сигнал тревоги на мост! - крикнул Вилли.
Я вскочил в свою машину и поехал за беглецами. У въезда на мост уже был затор. Первым стоял "Шевроле", он был пуст. Сьюзи бежала по мосту, волоча малыша за руку. На порядочном расстоянии от них переваливался полный человек в форме дорожной полиции.
Я припустил за ними изо всех сил. Сьюзи обернулась, выпустила руку Ронни, подбежала к ограждению и исчезла за ним. На какое-то парализующее мгновение мне показалось, что она совершила непоправимый шаг. Потом я заметил развевающиеся над парапетом светлые девичьи волосы.
Полицейский остановился. Малыш растерянно стоял за ним. Он выглядел как беспризорник, с чумазой мордашкой, в великоватых штанишках и свитере. Он улыбнулся мне встревожено, словно я поймал его на чем-то, заслуживающем наказания.
- Привет, Ронни!
- Привет! Смотрите, что делает Сьюзи, мистер...
Она держалась за барьер обеими руками, наклонившись над ночной темнотой. За нею, прорезав тучи, блеснула молния, обвивая темноту, как огонь обвивает стены дома. Я крепко взял мальчика за руку и двинулся к парапету. Девушка смотрела на меня и в глазах ее не было ни тени узнавания или заинтересованности - так смотрят на представителей другой расы человек после двадцати...
- Вы знаете ее? - спросил полицейский.
- Я знаю, кто она. Ее зовут Сьюзан Крендалл.
- Я слышу ваш разговор, - вдруг отозвалась она. - Прекратите, а то я прыгну!
Полицейский отступил на шаг.
- Скажите ему, чтоб отошел подальше, - обратилась она ко мне.
Я сделал это и полицейский послушно отошел. Теперь она смотрела на нас уже более заинтересованно, как на актеров, послушных ее воле. Лицо ее словно застыло и лишь широко открытые глаза обводили сцену.
- Что вы сделаете с Ронни, мистер? - спросила она мертвым голосом.
- Отвезу его к маме.
- Откуда мне знать, что вы действительно это сделаете?
