– Вы знали, что он будет ждать вас?
Вероятно, она увидела тень подозрения в его глазах.
– Нет. – Ее пальцы вцепились в его ладонь. – Если мы не останемся друзьями, для меня все кончено. Вы тоже должны доверять мне. – Она пошла прочь, а он ждал, стоя в темноте, в глубине широкого тротуара, пока «мерседес» не развернулся. Он заранее надел темные очки, и не повернул головы, когда машина проезжала мимо. Она не могла видеть его и, конечно, не ожидала, что он все еще находится поблизости.
– Вот уж не ожидал, Джек, что вы ходите на шоу, – приветствовал его Мерсер, когда Рейнер пришел на «Морскую королеву».
– Извините, задержался. – Медные части сверкали в свете каютной лампы.
– Пришлось подраться?
Пятна засохшей крови на брюках. Мерсер был из тех людей, которые хорошо замечают детали.
– Да.
– А как другой?
– Похуже. Мы уже готовы к отплытию?
– Полагаю, что за нами не будет погони, но, если хотите, можем выключить огни. – Он изучающе поглядывал на пассажира. Лайми сегодня, выглядел чрезвычайно светским человеком; для этого, несомненно, были свои причины. – Мы упустили рыбаков, они ушли на закате. Но у нас большой выбор направлений. – Он крикнул на палубу несколько приказаний на прибрежном диалекте испанского языка и дождался ответа.
Через пятнадцать минут «Морская королева» скользнула среди огней гавани, уваливаясь к северу, словно собиралась направиться в Эсмеральдас.[26] Она шла этим курсом больше часа, а затем свернула на вест-зюйд-вест, оставив рыбацкую флотилию из Пуэрто за горизонтом. К полуночи судно шло точным курсом в открытом океане. В зените прогудел самолет, направлявшийся в Панаму. Море под ним было непроницаемо черным.
Вода на глубине в двадцать фатомов была бледно-нефритового цвета. Солнце, приближавшееся к зениту, виднелось из-под воды бронзовым пятном, а подле его края огромным черным стручком плыла лодка. Из выпускного клапана вырывался поток жемчужных в подводном освещении пузырьков. Поблизости, сверкая в свете солнца, стояла стайка похожих на позолоченные стрелки дорао, заинтересованных происходящим.
Мерсер в черном костюме сделал три погружения на малую глубину. Плавая с аквалангом и ножными и ручными ластами, он осматривал квадрат за квадратом, охватывая примерно полмили. Затем судно перемещалось в следующий квадрат, не удаляясь при этом от восточного края подводного плато.
Вода была почти неправдоподобно прозрачна. Водорослям, почти сплошной бахромой покрывавшим дно, еще не пришло время отмирать, и потому от них почти не было «пыли», которая затрудняла бы обзор. Планктон уносило прочь сезонным течением, которое, выходя из-за рифа, проходило вдоль прибрежных мелей Сакапу и уходило к северу почти точно в направлении Эсмеральдас. Море было идеальным для погружения: ласковое, предсказуемое и спокойное. Так что брать деньги с Лайми было просто позором.
Стайка дорао неотступно следовала за ним. Рыбки плыли параллельно, а как только он останавливался поворачивались на девяносто градусов и смотрели на странного гостя. Он вообще-то хотел, чтобы они уплыли куда-нибудь подальше, и имел для этого желания вполне достаточные основания: мелкая рыба привлекает крупную. Пока что он видел только одну двадцатифутовую голубую акулу, которая подплыла взглянуть на него во время второго погружения. Она лениво сделала пару пируэтов поблизости и удалилась. Ее появление совершенно не обеспокоило водолаза.
Мерсер снова пересек край плато, направляясь назад, к судну. Он наслаждался пребыванием в воде. Давление было порядка тридцати семи фунтов, а вода тепла настолько, что тело почти не ощущало ее. На плато под ним были заметны признаки течения: оно пригибало вниз водоросли и вымывало из-под них грунт, обнажая белесые корни. Вниз по склону спускалась туча личинок камбалы: новорожденные уже включились в бесцельную гонку из ниоткуда в никуда и обратно, и дорао просто из жадности устремились за ними, выхватывая из хвоста косяка лакомые кусочки.
Он находился под водой уже двадцать минут, и стрелка манометра дошла до пятого сектора. В запасе было еще десять минут. Три акулы-молота подошли с запада и находились у него за спиной; поэтому он не заметил их вовремя. Прежде он увидел в воде их длинные тени. Быстро осмотревшись, он свел вместе ноги, прижал руки к телу и замер.
Это были взрослые самцы длиной футов в двадцать пять каждый, светло-песчаного цвета в нефритовом освещении. Они кружились вокруг него просто потому что у них не было плавательных пузырей, благодаря которым остальные рыбы могут неподвижно висеть в воде. Широкие Т-образные головы делали их похожими на реактивные высотные самолеты в вираже, а тени пронизывали глубину воды, как темные лучи прожектора. Одна из гигантских рыб медленно подплыла, и Куги Мерсер принялся обзывать ее про себя всевозможными кличками, которые только мог придумать, так как акула-молот способна, как готовая к старту ракета, сорваться с места с немыслимой скоростью. А после ее таранного удара он будет мертв прежде, чем остальные две соберутся подплыть и принять участие в пикнике.
Для того, чтобы не любить акулу-молот, было достаточно причин. Начать с того, что их род насчитывает три с половиной сотни миллионов лет, и каждая рыбина выглядела на эти сотни миллионов, со своими раскосыми глазами, посаженными прямо на концах лопастей головы, и сморщенной как старая кожа шкурой на загривке. Она вообще не была похожа на рыбу. Она казалась каким-то порождением неимоверных глубин, покинувшим бездну, и неспособным туда вернуться. Привидение въяви, уродливое, как ночной кошмар но питающие пристрастие к поеданию живой плоти.
– Убирайтесь, ну! – сказал Мерсер в маску. Чудище сделало еще один круг, ближе, чем двое остальных. Затем оно сделало рывок, описав пятидесятиярдовую кривую, нанесло мощный удар в пустоту и вернулось на прежнее место, проскользнув так близко от водолаза, что того развернуло потоком. Две других акулы повторили маневр первой. Они вели себя все беспокойнее.
Он вновь взглянул на манометр. Оставалось восемь минут. Это было хорошо. Если эти ублюдки не покончат с ним за шестьдесят секунд, то наверняка уберутся прочь. Эти парни не любят околачиваться вокруг добычи; они предпочитают урвать и удрать.
Поперек откоса внизу появилась широкая тень: возвращалась стая личинок. Крошки-камбалы не привлекли внимания акул: не тот размер, у них еще совсем нет крови. За облаком проследовали полдюжины дорао в два-три фута длиной, но гиганты и их проигнорировали. Три акулы кружились между плато и темнотой, уходящей на пятьсот фатомов к дну океана. Они держались на расстоянии в дюжину ярдов одна от другой; бронзовый жар солнца слегка подкрашивал их коричнево-песчаные спины и мутно поблескивал на прилипалах, висевших под брюхами хозяев морей. Они медленно кружили, одна за другой, а Мерсеру приходилось слегка пошевеливать ручными ластами, чтобы поворачиваться к ним лицом и не выпускать из поля зрения. Он начал терять ориентацию; казалось, что солнце светит со всех сторон, а вид плато с появлением косяка мальков изменился.
– Ублюдки. Чтоб вас черти забрали!
У него не было никакого оружия, так что он не мог бы даже попытаться защищаться, если бы они набросились на него. Но оно все равно не помогло бы Стоит пустить одной кровь, и остальные осатанеют. Он видел, как это бывает, на Фиджи, в девяноста милях от берега, где обитают глубоководные акулы. Местный ныряльщик, добывавший белые кораллы на рифе, поцарапал ногу и поднялся вдохнуть воздуха. Кровь оставила в воде чуть заметный след – тут же появилась совсем молодая еще некрупная тигровая акула и отхватила ему сразу полноги, прежде, чем с судна успели метнуть бросательный конец. Не прошло и трех минут, как налетела стая и начался ужас. Такое порой бывает вокруг косяков тунца, когда в воду попадает кровь. В свору собрались убийцы всех пород – голубые, белые, серые, тигровые, песчаные, мако, молоты, даже ленивые акулы-няньки – риф кишел ими, вода буквально кипела под их плавниками; они примчались на запах крови и нападали на все, что видели; в безумии вырывали кишки друг другу, бились о судно, и на тех из них, кто на несколько секунд оказывался оглушенным сильным ударом, тут же набрасывались соседи. Море покраснело от акульей крови. Тридцатифутовая мако попала под винт судна, и терзала свой собственный бок до тех пор, пока стая не разорвала ее в клочья.
– Вы уберетесь, наконец, проклятые? – На манометре оставалось уже шесть минут. Самая большая опять направилась к нему, начав движение ярдов с двадцати. Она шла точно на водолаза и сначала казалась маленькой: просто холмик коричнево-песчаного цвета с торчащими по бокам лопастями головы, откуда твердо смотрят холодные глаза, высокий спинной плавник, тонкий изогнутый хвост, похожий на кривой турецкий симитар, колеблющийся как в замедленном кино… и вот все это стремительно вырастает, несется на него – три плавника швыряют полтонны дедвейта и акула описывает полный виток вокруг него… На этот раз на всем его теле во время атаки выступил пот, потому что теперь ему стало страшно.
