- Мы из Норт-Вестернского университета, офицер, и у нас есть разрешение снять с него гипсовую маску.
Группа состояла из нескольких молодых парней лет по двадцать и очень хорошенькой девушки с короткой стрижкой темных волос. Как я успел заметить, они не обрадовались моему появлению.
- Я не полицейский, - успокоил их я, а Кулхен прошептал:
- Они делают посмертную маску для Норт-Вестернского музея криминологии.
Никогда не слышал о подобном музее, но мне было на него наплевать.
- Мне нужно на него посмотреть, - сказал я старшему, наверное, он был профессором, а остальные - его студентами.
- Но мы пока не можем снять маску, - нервно возразил он.
- Мне не нужно лицо, я его уже видел, - ответил я. Откинув простыню, я осмотрел тело, обращая внимание на разные шрамы. У меня была своя аудитория - в нескольких футах от меня за стеклянной перегородкой проходили зеваки с открытыми ртами. Они показывали пальцами и делали снимки. Их болтовня почти не доносилась сквозь тяжелое стекло и была похожа на жужжание насекомых.
Перед тем как уйти, я взглянул на плотного профессора и сказал:
- Если вы из Норт-Вестернского университета, почему на вашем полотенце имеется надпись "Воршем-колледж"?
Он посмотрел на тряпку и нервно сглотнул.
- Мы... мы... часто обмениваемся идеями с факультетом Воршема.
- Ну да, и полотенцами тоже!
Он снова сглотнул слюну. Я вывел смущенного Кулхена за руку в большую комнату, где мертвецы, казалось, подслушивали нас, и сказал:
- Воршем - училище для специалистов по похоронам. Эти люди практикуются здесь за ваш счет.
- О, Боже...
- Лучше выгнать их отсюда. Одно дело - разрешить прийти сюда действительно студентам университета, вам за это ничего не будет. Но если узнают, что вы разрешали гробовщикам практиковаться в изготовлении посмертных масок на таком важном вещественном доказательстве, вас могут выгнать с работы.
Он мрачно кивнул головой. Я пошел за ним подальше от запаха формалина и поднялся по лестнице в зал, где воздух был пропитан потом.
Кулхен нашел свободного копа и велел ему выдворить студентов и их профессора-бальзамировщика. Затем он повернулся и с раздражением посмотрел на меня. Его маленькие усики дергались над надутыми губами.
- Вы все еще здесь? - спросил он. Но на этот вопрос никакого ответа не требовалось.
- Вы могли бы поблагодарить меня.
- Спасибо. Вы уже получили удовольствие на свои десять долларов, а теперь убирайтесь.
Я по-дружески положил ему руку на плечо и повел в коридор. Он вновь надул губы, но мне показалось, что ему это понравилось.
- Мистер Кулхен, у меня еще одна просьба к вам, на Другие десять долларов. Между прочим, у меня имеется еще двадцать долларов.
Он закивал головой и даже улыбнулся.
Я снял руку с его плеча и сказал:
- Мне нужно посмотреть отчет о вскрытии.
- Зачем? - немного подумав, спросил он.
- А почему бы и нет?
Он еще подумал.
- Вы кто? Репортер?
- Я просто тот, у кого есть двадцать долларов.
Он протянул руку за деньгами.
- Должен вам сказать, что это стоит гораздо дороже. Имеется только две копии. Я положил ему в руку десятку.
- Мне не нужна копия. Я даже не стану ничего записывать. Мне просто нужно прочитать отчет.
Он снова задумался, но ненадолго. Крепко зажал в руке десятку и, коснувшись моей руки, сказал:
- Стойте здесь.
Я стоял, как приклеенный. Вскоре Кулхен вернулся с тремя листочками бумаги и протянул их мне.
Это была копия протокола коронера - две исписанные страницы стандартной формы, а третья - заключение с описанием видов ранений и состоянием отдельных органов убитого человека. Там были интересные детали. Я читал эту страницу в течение пяти минут, стараясь запомнить важные для меня сведения. Кулхен стоял рядом, как тощая статуя. Вскоре я вернул ему копии, передал еще одну десятку и зашагал впереди него в приемную, где пришлось пробираться через шумную вонючую толпу.
Толстую блондинку в платье в горошек прижали ко мне. Она красила губы, глядя в зеркальце пудреницы, пока мы пробирались сквозь море плоти. Ей удалось накрасить губы и одновременно поговорить со мной.
- Я разочарована, - сказала она, обращаясь ко мне. - Он совсем не похож на фотографии в газетах. Просто обычный мертвец. Но, черт побери, я, пожалуй, снова встану в очередь и посмотрю на него еще раз!
- Прекрасная идея, - ответил я, и нас выдавило сквозь дверь в горячий свежий воздух. Парень в оранжевой кепке и галстуке вернулся со свежим подносом льда и апельсинового сока. Я не смог удержаться, купил стаканчик и залпом опустошил его. Сок был холодный и приятный на вкус. После проведенного в морге времени начинаешь ценить такие мелочи жизни.
По дороге к своей машине я увидел какого-то папашу с плачущим мальчиком лет одиннадцати. Одну руку отец держал на плече сына, а другой, с зажатой в ней кровавой тряпкой, помахивал в такт ходьбе.
- Я хотел, чтобы ты сам увидел все и получил урок морали. Ведь так говорит Мелвин Пурвин: "Преступление ничем не оправдано"! Запомни это.
При этом папаша не забывал помахивать окровавленным обрывком платка.
Пока я ехал к "Бэнкерс билдинг" в надежде застать там Коули и Пурвина, я думал об этом.
24
Казалось, они обрадовались мне.
Коули в коричневом свободном костюме стоял рядом с большим, покрытым стеклом столом, за которым сидел щегольски одетый Пурвин. На сей раз в приемной не было юноши, который пытался бы остановить меня. Было уже почти шесть часов, и большинство столов в офисе опустели. Окна были приоткрыты, через них проходил теплый, но свежий воздух. Медленно наступал вечер.
Я стоял перед Пурвином, сдвинув шляпу на затылок. Хотя я и был без пиджака, но рубашка пропиталась потом. Наверное, от меня несло потом, как от той толпы в морге.
Коули смущенно улыбнулся мне.
- Вы бы видели, что здесь творилось утром, просто сумасшедший дом.
Пурвин, вставая из-за стола, тоже выдавил из себя улыбку.
- Я рад, что вы заскочили к нам, мистер Геллер.
У него опять прорезался легкий южный акцент. Можно подумать, он приглашал меня сюда. Показав рукой на дверь, предложил:
- Пойдемте в конференц-зал и там поболтаем...
Я не возражал.
Мы сели за длинный стол, предназначенный для двенадцати человек. В этой большой комнате вдоль стен стояли еще маленькие столы. Их, видимо, использовали при допросах, и стояли они вдоль стены, где были окна. Сквозь окна я мог видеть располагавшийся через аллею "Рукери", выглядевший весьма загадочно. Одиннадцать этажей небоскреба "Рукери" были отделаны в мавританском стиле. И он выделялся среди новых, высоких и модных соседей, не говоря о старых, приземистых и потрепанных зданиях.
Первым заговорил Коули.
- Я не встретил в газетах ни одной статьи, где бы приводились ваши высказывания.
- Еще встретите.
Услышав это, Пурвин чуть не вскочил. Его приветливости хватило ненадолго.
- Что вы сказали?
Так как я сидел между Коули и Пурвином, мне пришлось отодвинуть стул назад, чтобы контролировать их взгляды, мешая вести двойную игру со мной. Я коротко рассказал им о том, что сообщил Дэвису. Мне показалось, что на душе у них полегчало, потому что я им ничем не навредил.
- Вы ничего не говорили о Полли Гамильтон или об Анне Сейдж? - спросил меня Пурвин.
- Нет, но сообщил их имена Стеги, когда приходил ко мне прошлой ночью.
Помрачнев, Коули сказал:
- Мы знаем и позаботимся об этом.
- Вот как? Пурвин добавил:
- Стеги сегодня днем допрашивал Анну в отделении на Шаффилд-авеню, но мы уже послали туда наших людей, чтобы забрать ее.
На его тонких губах появилась кривая улыбочка.
- Мы заявили, что это дело ФБР, и потребовали, чтобы они прекратили ее допрос. Сейчас Анна Сейдж находится в ведении федеральных органов, и они ее защитят.
- Она в тюрьме?
- Нет, - ответил Коули. - Мы просто присматриваем за ней.
- А Полли?
- И за ней тоже, - кивнул головой Пурвин.
- Я заметил, что их имена не попали в газеты. Есть надежда, что о них так и не узнают? Пурвин усмехнулся.
- Никакой, потому что вы сообщили их имена Стеги. Если чикагская полиция узнала их имена, то они вскоре замелькают в газетах. Эти негодяи продадут свою бабушку за чашку кофе.
Я улыбнулся. Когда Пурвин старался говорить жестко, это выглядело просто жалко.
- Вам не стоит беспокоиться, пресса дает о вас самые лестные отзывы.
Коули на это не отреагировал, но на лице Пурвина появилась довольная улыбочка.
Мне захотелось стереть эту улыбочку с его лица.
- Вы теперь понимаете, что убили не того человека, а?
Пурвин вскинул руки вверх.
- Господи! Опять!
Коули сидел и качал головой, как будто я был хорошим студентом, который постоянно разочаровывал своего профессора.
- Я не собираюсь сообщать об этом в газеты, буду придерживаться той версии, которую сообщил Дэвису. Мне просто интересно, как вы разобрались с тем, что наделали - помогли Нитти и Диллинджеру и убили подсадную утку. Ведь теперь им стало спокойнее жить.
