— Прятался? Кто — мужчина или женщина?
Черные глаза Бена зажглись воодушевлением. Теперь я не описывала природу, а излагала факты. «Бен Росс! — сердито подумала я. — Как же ты любишь факты!»
— Трудно сказать. Я заметила только темный силуэт. Поддеревом света почти не было. Тис раскидистый, очень старый, ему, наверное, не одна сотня лет. Но там кто-то стоял, — не сдавалась я. — Я заметила шевеление. Возможно, тот человек совершенно ни при чем… Под деревом мог прятаться кто-то из местных жителей, которому не хотелось нас беспокоить.
— Но во второй раз, — заметил Бен, — когда ты снова приходила на кладбище после встречи с Фиби Роуч у двери миссис Крейвен, ты увидела, что кто-то положил на могилку девочки букет полевых цветов. Как по-твоему, кто мог это сделать? По твоим словам, у миссис Крейвен не было возможности еще раз навестить могилу без тебя.
— Да, не было. И потом, Люси отрицает, что там лежит ее ребенок, так зачем ей носить туда цветы? По-моему, ни одна из сестер Роуч тоже не могла положить на могилку такой скромный букет, как и вообще какой-либо букет или венок. Знаешь, в «Прибрежном» об умершем ребенке вообще не говорят, как будто его и не было…
Про себя я подумала: бедное маленькое существо как будто не столько забыли, сколько стерли из памяти, как неверный штрих на рисунке. Только Фиби посмела шепотом выразить сожаление, но в коридоре, там, где ее не могли ни увидеть, ни подслушать. Даже Люси дождалась, пока мы выберемся из дома и окажемся на кладбище. Она показала мне могилу и лишь потом заговорила о своей потере. Ей как будто требовался какой-то предлог для того, чтобы говорить о своей дочери!
Вслух я сказала:
— Прошу тебя, Бен, в разговоре с ней постарайся не употреблять слова «смерть». Она не смирилась с потерей ребенка, а если ты будешь говорить так, словно девочка умерла, она очень разволнуется. Да и что здесь удивительного? Ее тетки ведут себя так, словно ребенка не существовало вовсе; они не проявляют к племяннице никакого сочувствия и не оказывают никакой поддержки в ее горе! Люси по-своему отозвалась на ужасное событие; она отрицает его. Бен, этот дом очень… нездоровое место. Такое у меня возникло чувство.
— Состояние рассудка миссис Крейвен… — начал Бен, но вдруг замолчал, вскинул руку вверх и показал в сторону вересковой пустоши: — Что там такое? Пожар?
Я стояла спиной к пустоши; мне пришлось повернуться в ту сторону. Вдали к небу поднимался черный дым; он медленно расползался по голубому небу, как грязное пятно. Пожар! Он мог начаться только на пустоши, среди сухого вереска и утесника.
Донесся грохот колес; к нам с большой скоростью приближалась какая-то повозка. Мы завернули за угол и подбежали к воротам как раз вовремя: мимо, грохоча и раскачиваясь, проехал крытый фургон. Лошади бежали легким галопом. В пестро раскрашенном фургоне сидели местные жители, вооруженные березовыми метлами. Зрелище показалось мне необычным. Они напоминали собрание ведьмаков, которые направляются на свой таинственный шабаш.
К нам подбежал запыхавшийся Гринуэй:
— Пожар на пустоши, сэр… и вы, мисс Мартин. Вон люди едут, чтобы тушить его. Мистер Бирсфорд держит наготове все, что нужно; как только кто-то увидит дым, он зовет работников со своей фермы, и они сразу же мчатся к месту пожара. Они лучше любой пожарной команды. Правда, у нас здесь и пожарной команды нет. Ближайшая находится в Хайте.
Он прищурился и обратился к Бену с озабоченным видом:
— Понимаете, сэр, примерно в том месте, откуда поднимается дым, поставили палатку Бреннан и его жена. Бедная женщина по-прежнему там. Гослинг запретил ей уходить. Не нравится мне это!
— Что? — вскричал Бен. — Я должен немедленно туда попасть! Вы меня проводите?
— Тогда я пошел седлать, — предложил Гринуэй. — Нам с вами придется скакать туда верхом, сэр. Дорог там нет, двуколка не пройдет. Можно пойти и пешком, но это отнимет много времени.
Я увидела выражение почти комического ужаса на лице Бена.
— Гринуэй, я не умею ездить верхом!
Гринуэй пытливо посмотрел ему в глаза:
— Тогда я оседлаю для вас пони, если вы не возражаете. Она смирная, спокойнее обычных лошадей, а если и сбросит вас, то падать невысоко. Еще одна выгода!
Бена такая перспектива совсем не обрадовала. Он поспешно распрощался со мной и следом за Гринуэем зашагал к конюшне. Лужайка перед воротами была сухой, поэтому в ожидании, когда вернутся верхом Бен и Гринуэй, я села, расправив юбку, и стала смотреть, как дым расползается по небу. Я молилась, чтобы миссис Бреннан не пострадала на пожаре. Я не могла забыть эту несчастную, забитую женщину. Ветер переменился, и мне показалось, что я чувствую запах горящего утесника и вереска. Глаза щипало от мелких частичек пепла. Я вытерла выступившие слезы и задумалась. Может, уйти в дом? Интересно, быстро ли распространяется пламя. Не угрожает ли нам здесь опасность?
Скоро я услышала цокот копыт. Гринуэй, как мне показалось, взял себе одну из лошадей, которую обычно запрягали в экипаж; сейчас лошадь временно находилась без работы из-за сломанной оси. Бен с несчастным видом трусил следом на маленькой пони с овечьей шеей, которая раньше тащила двуколку.
— Я бы снял шляпу и помахал вам, мисс Мартин! — крикнул он, когда они проезжали мимо. — Но мне нужно держаться за гриву обеими руками!
Я улыбнулась и помахала им, хотя, по правде говоря, ничего веселого в той сцене не было. Они ускакали. Я с трудом встала, отряхнула юбку и поспешно направилась к дому, радуясь, что избавлюсь от едкого дыма. Я надеялась, что с Беном ничего не случится, но… Известно, что лошади боятся огня. Что, если его пони понесет? Занятая своими невеселыми мыслями, я вошла в дом через парадную дверь.
Еще в холле я услышала голоса из-за закрытой двери справа. Я знала, что там находится малая гостиная; там Люси пряталась от Лефевра. Раньше я уже заглядывала в малую гостиную; то была довольно мрачная комната, заставленная старой мебелью. Меня не удивляло, что ею предпочитают не пользоваться. Но теперь из-за двери доносились мужской и женский голоса. Я насторожилась. Ночью в день приезда я слышала в парке разговор мужчины и женщины… Может быть, сейчас в малой гостиной секретничает та же пара? Выяснить это можно было лишь одним способом. Тактичность и хорошие манеры запрещали мне входить, но я понимала: до тех пор, пока не увижу их, любопытство будет мучить меня… Я распахнула дверь.
Они сдвинули головы и, казалось, были поглощены серьезным разговором. Когда я ворвалась в малую гостиную, они сейчас же прервали беседу и повернулись ко мне. Я увидела доктора Лефевра и миссис Уильямс.
Мой приход явно им помешал. Они резко отстранились друг от друга. Лефевр первым взял себя в руки:
— А, мисс Мартин! Мы с миссис Уильямс смотрели на дым из здешнего окна. Миссис Уильямс считает, что это горит утесник.
— Эндрю Бирсфорд послал на место пожара своих работников; у него на ферме что-то вроде пожарной команды, — сообщила я. — И инспектор Росс тоже поехал туда вместе с Гринуэем.
Они вполне могли все видеть из окна; я не сообщила им ничего нового. Уильямс извинилась сквозь зубы и, не глядя на меня, вышла прочь.
— Неужели инспектор занимается и пожарами? — удивленно спросил Лефевр, глядя на меня в упор.
— Нет, но этот — дело особое. По словам Гринуэя, загорелось примерно в том месте, где стояла палатка Бреннанов. Скорее всего, миссис Бреннан по-прежнему там. По-моему, Гринуэй боится, как бы она не пострадала.
— В самом деле? Наверное, стоит сообщить обо всем мисс Роуч. Прошу меня извинить…
Я посмотрела ему вслед и подошла к окну. Вдали к небу спиралью устремлялся дым, но, кроме него, почти ничего не было видно. Мешала живая изгородь из лавра, окружавшая «Прибрежный». Если бы доктор и миссис Уильямс поднялись наверх, они бы куда лучше разглядели, что происходит на пустоши… Впрочем, пожар их, по-моему, интересовал мало. До моего прихода они явно обсуждали что-то другое.
И почему они стояли так близко друг к другу и беседовали, как заговорщики? Я заподозрила, что они познакомились гораздо раньше, чем мне казалось.
Инспектор Бенджамин Росс
Лошадей я люблю, но это не значит, что я люблю ездить верхом. Я с завистью поглядывал на Гринуэя, опередившего меня. Казалось, он и лошадь слились в одно целое. Ну а я… Всякий раз, когда седло уходило вниз, меня подбрасывало вверх, а при каждом подскоке пони я довольно чувствительно ударялся о седло. Наверное, пони тоже было неприятно нести такого неопытного всадника; она трясла головой, вскидывая ее, прядала ушами и оборачивалась, укоризненно глядя на меня большими глазами. Впрочем, спустя какое-то время я понял, что кобылка вполне понятлива и не станет сбрасывать меня на землю из чистого озорства или презрения. Если я и упаду — по собственной неопытности, а не по вине лошадки, то падать невысоко. К тому же под нами мягкая, рыхлая земля… Я немного успокоился, приноровился к легкому галопу. Вскоре я с радостью понял, что, если постараюсь, сумею двигаться в унисон с животным. Если бы наше поручение не было столь серьезным, я бы, наверное, даже получил от поездки удовольствие.
