— Да пошел ты, козел, — не проговорила, а будто выплюнула девушка.
Вещагин только этого и ждал. Он отвесил Дашке такую звонкую оплеуху, что звук от нее эхом откликнулся в пустом подвале.
— Ну ладно вам, ладно, мужики, чего к девушке пристали, не было ее там! — вступился я за Дашку и тут вдруг вспомнил то, что давно уже должен был вспомнить, но из-за избытка обрушившейся на меня чудовищной информации упустил из виду. — Послушай, Паштет, или как там тебя… А ведь я знаю, кто картины спер!
И Паша, и Витек, отвлекшиеся на Дашку, обернулись ко мне и в один голос недоверчиво спросили:
— Ну?!
В подвале было ужасно сыро и душно. С меня градом лил пот. Я промокнул лоб о плечо и заявил:
— У меня было два подозреваемых — ты и Джон. Но поскольку мотив убийства — картины и тебе убивать Оксану и воровать их у себя ни к чему, то подозрения с твоей персоны снимаются. Остается Джон. Он англичанин, и только пару дней назад приехал в город. Оксана собиралась за него… — я осекся, подумав, что если сейчас начну объяснять, какие виды девушка имела на англичанина, то окончательно запутаю присутствующих и запутаюсь сам. — Впрочем, неважно. Важно то, что девушка незадолго до смерти звонила ему по мобильнику. Джон хотел встретиться с ней, но Оксана отказалась. А позже он приехал… то есть я не знаю точно, что именно он приехал, но так думаю. Оксана выходила к нему за ворота и разговаривала с ним… А утром она была мертва… Вот…
Кажется, я не очень-то убедил окружающих в своих речах, Дашка вон и та смотрела на меня с сомнением, чего уж говорить о Паштете с Вещагиным. Те вообще пялились на меня так, будто я был бароном Мюнхгаузеном, рассказывающим небылицы.
— Слушай, ты! — голосом человека, смертельно уставшего от россказней собеседника, произнес Паштет. — Ты мне мозги не пудри.
— Да не пудрю я никому мозги! — воскликнул я в отчаянии, и тут меня озарила мысль. — Слушай, Паштет, ты же Джигу посылал за мной шпионить! Давай у него спросим, может, ему что-нибудь известно об убийстве. Он же все время возле меня крутился. И в день убийства у института гинекологии околачивался.
Терпению любого человека есть предел. Очень быстро выходят из себя те, кто чувствует над кем-то власть. Потому что знают — находящийся в их власти человек беззащитен. Поэтому я не очень-то удивился, когда Паштет, сбросив с себя личину интеллигентного человека, с угрожающим видом приблизился ко мне и с искаженным от злобы лицом змеей зашипел:
— Послушай ты, урод! Я ни за кем не шпионил, запомни! Это во-первых, а во-вторых, Джига вчера уехал по моему заданию в другой город и при-едет только через пару дней.
Но я не робкого десятка, меня словами, да и кулаками, не очень-то запугаешь.
— Так давай подождем, пока он приедет, и спросим! — произнес я невозмутимо.
Стоявший рядом со мной Паштет пыжился, плечи его подались вперед, сам он изогнулся в форме знака вопроса, отчего действительно стал походить на кобру, распустившую капюшон.
— К тому времени когда он приедет, — произнес он, пьянея от бросившейся в голову крови, — ты будешь трупом! Если, конечно, не скажешь, где находятся картины.
— Не скажу, — гордо заявил я, — потому что не знаю.
На висках Паштета вздулись вены, которые стали похожи на две присосавшиеся пиявки.
— Черт бы тебя побрал! — в конце концов, взорвался хозяин дома и без замаха коротко ударил меня кулаком в живот.
Классный удар. Мне показалось, будто из меня полезли внутренности, а я ими подавился. Издав нечто похожее на «ха-а!», я зашелся от нехватки воздуха. Но этот удар был невинной забавой по сравнению с тем, что последовало дальше. Отступив на шаг, Паштет глянул на Витька и кивнул в мою сторону, что равносильно было поданной команде «фас». Долго удерживаемый на «поводке», «волкодав» наконец-то получил свободу действий и рысью побежал ко мне. Я думал, он набросится на меня и вцепится в горло, но этого не произошло. Вещагин неожиданно с ходу ударил меня головой в лицо. Уклониться я не мог — руки мешали, — и я пнул парня в пах. Попал куда метил. Витек взвыл, отскочил и разъярился еще больше. Что тут началось! Он бил меня руками, ногами, головой и даже бросался всей массой тела, будто ломился в закрытую дверь. Я висел на балке, как подвешенный в спортзале мешок для отработки ударов. Через пару минут Вещагин выдохся, да и я устал — повис на наручниках, безвольно свесив голову, окропляя текшей из носа и рта кровью рубашку. В глазах пылало, внутренности горели. Я бы не отказался освежиться, если бы кто плеснул на меня сейчас ведро воды, как порой плещут в кинофильмах водой на избитых людей, чтобы привести их в чувство.
— Где картины? — вновь спросил меня Паштет, воспользовавшись техническим перерывом, так как Витек после первого весьма удачно проведенного им раунда стоял, отдыхая, потирая ушибленные руки.
Дурак этот Паштет! Да если бы я знал, где находятся эти картины, неужели бы я молчал, терпя побои и унижения? Хотя за десять миллионов, возможно, молчал бы и терпел.
— Висели картины в музее, пока ты их не спер, а где они сейчас, понятия не имею! — проговорил я разбитым ртом и сплюнул кровью под ноги хозяину дома.
Паштет сверкнул глазами.
— Прирезать обоих на хрен и в канале утопить! — сказал он Витьку.
«Возьмет еще сдуру, действительно грохнет да трупы утопит», — подумал я уныло. Я поднял голову и взглянул на девушку.
— Не бойся, они ни за что нас не убьют! — Слова относились к Дашке, но произнес я их исключительно для наших мучителей, чтобы заинтересовать их и прояснить ситуацию.
— Это почему же? — подыграла мне Дашка, догадавшись, что я неспроста затеял этот разговор.
Я шмыгнул носом.
— Потому что я главный подозреваемый в убийстве Оксаны, и если Паштет уберет меня, то подозреваемым станет он. Ведь Паштет состоял с Оксаной в близких отношениях, а на следующий день после смерти девушки засветился в ее доме. Наверняка найдутся свидетели, которые его там видели. А потому менты с удовольствием спихнут на него это дело. Ну а раз меня не убьет, то тебя ему убивать вообще смысла нет.
Паштет секунду стоял, раздумывая, потом обжег меня ненавидящим взглядом и кивнул Витьку.
— Пусть стоит здесь до тех пор, пока не сознается. Покарауль их, а я тебе на смену Димана пришлю. — Паштет круто развернулся, прошел мимо меня, а затем по лестнице, ведущей из подвала, застучали его каблуки.
В голове, словно рой потревоженных ос, вились мысли и больно жалили мозг, а еще больше — уязвленное самолюбие. Развесил уши, супермен! Тобой девка просто вертела как хотела, преследуя какую-то свою цель, а ты считал, что покорил ее… Я все больше и больше злился на Оксану. Какую все-таки она со мной игру вела? Чего добивалась, мороча голову с Пашей-Паштетом? А может быть, она действительно просто влюбилась в меня и потому так крутила, была готова на любой обман, каверзу, лишь бы только заполучить меня? Но ответ на этот вопрос я, наверное, уже никогда не узнаю, ибо девушка, которая могла на него ответить, мертва. Да и не до него сейчас, если честно — нужно о себе подумать.
Я приоткрыл глаза и глянул на Дашку. Она все так же, привязанная руками к балке, стояла напротив меня и, как и я, изнывала от тоски и безысходности. Я скосил глаза вправо. У стены рядом с вентиляционным окном на стуле сидел присланный Паштетом на смену Витьку тот самый, смахивающий на альбиноса блондин, с которым я разговаривал, когда приходил в этот дом, разыскивая Паштета. Нашел — черт бы их всех побрал! — на одно место приключения… Диман, одетый все в те же спортивные штаны и ту же футболку, сидел на стуле, пережевывал свою неизменную жвачку и с увлечением вырезал финкой на ивовой ветке какие-то узоры.
Руки у меня отекли и ныли, тело болело от побоев, и я чувствовал, что с каждой минутой теряю силы. Тянуть дальше было нельзя.
— Эй, Дима! — произнес я негромко.
— Ну? — не отрываясь от своего занятия, сказал «альбинос».
— В туалет отпусти.
— Потерпишь.
— Ну, будь человеком.
— Отстань.
— Орать ведь начну! Народ сбежится.
Парень покосился на меня и, выражая безразличие, покривил рот.
— Да хоть оборись, мне-то что. Все равно никто не придет. Дураков на проблемы нарываться нет, — он выразительно поиграл ножичком. — Это во-первых. А во-вторых, Паштет строго-настрого запретил к тебе приближаться. Сказал, что ты пацан конкретный, черт-те что выкинуть можешь.
Я ухмыльнулся.
— Врет Паштет. Не такой уж я крутой. Да и вообще, не слушай ты его. Он вас всех здесь за лохов держит… — Закинув удочку, я выдержал многозначительную паузу, как бы предлагая Диме отреагировать на мое замечание, но он и ухом не повел, и я продолжил: — Ты знаешь, что он с Витьком, Тропарем и Оксаной на десять «лимонов» музей кинул? — Белобрысый на секунду перестал водить ножом по ветке ивы, но этого было достаточно, чтобы понять, что он заинтересовался, и я воодушевился: — Представляешь, десять «лимонов» баксов! И на двоих! Тропаря-то грохнули, да и Оксана мертва. А ни тебе, ни бригаде Стаса ни копейки не обломится. Черновую работу вы делаете, а там, где крупными бабками пахнет, вам по грязному рылу да барским начищенным ботинком…
