— Я так думал… Но у них никто, кроме замдиректора — из тех, о ком я знаю, — вообще никто не в курсе, что в этом помещении что-то происходит. Все считают, что там ничего нет — а там не ничего, там целая комната с отдельной ванной, понимаешь? И минимум раз в неделю туда ездил я… Это какая-то дикая подпольщина. Но сама хозяйка — ну, я ее так сам для себя называю — как-то сказала, что она работает в компании. То есть в любом случае у них какие-то связки с начальством.
Антон стал выкладывать все по порядку. Сказал, как морозился сначала из-за собственной глупости. И на счет той ночи с Элей, когда ничего не вышло, все карты выложил: мол, на него хозяйка надавила, уходи-не уходи, а сам испугался, что это скажется на работе, и потому психанул перед девушкой. Но чем ближе Антон подбирался к описанию последних событий, тем спокойнее становился, рассказывая про свою невидимую собеседницу.
— Мы с ней переписываемся каждый день. Перед вами стыдно, не смотри на меня так, сам знаю… Но я когда с ней говорю, даже вся эта паранойя насчет их конторы на задний план уходит. Мы ничего такого не касаемся, просто болтаем…
Здесь Горячев тоже ничего не утаил. Улыбаясь, он выкладывал перед Владом ее портрет из увлечений, вкусов и манеры переписки. «Ей, судя по всему, где-то за тридцать, а потому она время от времени меня шпыняет, как пацана, — ухмылялся Антон, поглаживая пальцами края смартфона. — Бесит, но недолго». Даже не следя за собой, восхищался эрудированностью и остроумием. Пытался проводить параллели с сотрудницами Nature’s Touch, про свое неоднозначное общение с Еленой рассказал и про то, что где-то все говорит за нее, а где-то — против… Но рассказ о последнем визите вынудил Антона вернуться и к суровой находке. Мечтательный взгляд вновь сменился напряженным и задумчивым.
— Я бы, правда, может, и бросил бы играть в детектива, гадать и смирился бы со всем, раз у нас контракт и мне ничего не грозит. Но вот только все хорошо — и тут я нахожу в багажнике эти бумажки, — Антон поднялся с места и вытащил из шкафа пакет, а из него и распечатанные листы; нашел сразу страницы с досье на себя. Уже на прежнем месте он стал медленно просматривать их, пытаясь найти больше деталей. — Я не знаю, что это такое, но мне кажется, это не рабочая документация. Тут кто-то фиксирует каждый мой приход, в том числе неофициальный… Да и, вон, с начальством что-то странное. По ним как будто подробное досье пытались составить. А главное — все произошло после ситуации в гараже. Ну, с байком. И с этим… Романом.
Про Романа Горячев тоже рассказал все, что смог. И про странный его телефонный разговор. Вовин мрачнел с каждым словом. Еще сильнее он посмурнел тогда, когда настроение Антона резко становилось положительным и воздушным, а затем, как в американским горках, скатывалось в бездну недоверия и страха. Горячев видел, как у Влада от напряжения и волнения взмок висок. Он молчал какое-то время, разглядывая вместе с Антоном записи и часто потирая затылок. Явно очень тщательно подбирал слова.
— Блин, Антон… Я переживаю, ибо здесь, помимо прочего, есть два хреновых момента. Один немного хреновый, а второй — совсем… Теперь чувствую себя виноватым, что завел тебя в эти лапы. Но я не думал..! — оправдывался Влад, взмахивая одним из листов. — Я не думал, что ты, у кого куча прекрасных девок, о каких я и мечтать не мог, влюбишься в… такое вот. И это первая и не самая хреновая новость.
— Боже, да что вы заладили! — Антон закатил глаза и встряхнул листы, демонстративно за ними прячась. — Я не знаю, что это такое, что ты мне пытаешься впарить теперь. Просто в отличие от всех моих «прекрасных девок» эта — умная, понимающая, не хочет от меня денег и не жалеет времени на то, чтобы меня угомонить. Это факты, а не любовь. Так что переходи к нормальной хреновой новости, убей меня окончательно.
— Это фрик. Это совсем фрик, Антон, откуда ты знаешь, даже… — Влад замолчал, смерив Горяева изучающим взглядом — долгим, с тяжелым осадком вины и отпечатком беспокойства. Редко когда Вовин становился таким. — В общем, это фрик. И мы не знаем, зачем она так вот прячется. Самое лучшее в этом случае — она инвалид… Или какие-то запары со здоровьем физическим или психическим, понимаешь? Где-то посередине хреновометра — какая-то преступная деятельность. И самое хреновое — просто извращенка… Причем последняя. И, может быть, опасная для тебя. А тут еще шпионаж… Я не уверен, что это вообще может тебя касаться, но ты можешь попасть под удар, блин. И заебись, Антон, ты попроще втюриться не мог?! В бабу с клуба! В девушку друга, мать твою, даже это было бы попроще, а!
— Я не втюрился, Вовин! Я же попросил, давай нормальную хреновую новость! — Антон в сердцах хлопнул ладонью по пуфу. — Ты думаешь, я сам не думал, что с ней что-то не так может быть? Ну, она совершенно точно извращенка — тут к гадалке ходить не надо, но понимаешь, в той ситуации, в которой я оказался — фриком больше, фриком меньше… На себя посмотри, в конце-то концов. Титулованный извращенец и фрик Петербурга пытается найти проблему в чужих извращениях! А лицо бы я на ее месте тоже прятал. Прикинь, если я — козлина какая-то, узнаю ее и ее должность и уже с почти прямыми доказательствами их всех заложу? Я-то ей паспорт не показывал, когда записывался. Хер знает… Оглядываясь назад, я и сам думаю, каково было бы ну вот даже на следующий день узнать, что ты дрочила своему новому коллеге. Наверное, она поэтому-то так и взъебалась, когда решила, что я сваливаю. Графика-то у нас не было, звонить-писать я ей не должен, но зато ситуация в оба конца напряженная…
Антон развел руками и, вывалив Владу на колени недокомпромат, потер пальцами лоб. Он пытался хоть к чему-то прийти.
— К тому же, — оправдывал Горячев то ли себя, то ли свою «сестру по несчастью», — я когда еще дергался, расшарил тему… Расписка-то наша действительная. Ну и все это БДСМ-подполье как-то так и работает. Моего имени настоящего она тоже могла бы не знать, если бы не стечение обстоятельств. А теперь если бы она хотела сделать что-то плохое, то уже сделала бы. Да боже, вспомни Святослава-то своего! Он, вроде, не в ужасе бежал?
Вовин притих, перебирая бумаги и шаря глазами по тексту.
— Ну… я, может, и фрик, но если что сотворю, то ты и менты всегда могут меня найти и выбить дурь, а тут нет. Переживаю за тебя, дебила кусок. Почему все подрочили и пошли нормально, а ты вот это вот все начал, а? Но в чем ты прав, то в том, что если бы ты мог влипнуть, то ты бы уже влип. Ладно, я тоже раскручу эту тему, ибо я могу достать как минимум двух ее клиентов… Не спрашивай, — Вовин отмахнулся, натыкаясь на красные пометки. Он вдруг просиял. — А что если это третье лицо и ее тоже хотят подставить? Просто если ты шпион, сложно не заметить Антона, который ходит в фиксированное время туда, где — все уверены, — вроде как, ничего нет? Может, тогда ей просто рассказать об этом?
— Может, и третье. Скорее всего, третье. По крайней мере, я уверен, что мне эти бумажки подкинул их сисадмин. Сомневаюсь, что с благой целью предупредить меня о чем-то. Да и тот телефонный разговор… Знаешь, когда тебе угрожают за какое-то пидорское подполье и зовут сладеньким — это можно в какую-то сторону трактовать. Но когда этот упырь ссытся, что к нему со спины заходят в этом доме, а потом его же я ловлю на горячем — это уже странно. И вообще — у них стоянка под видеонаблюдением, весь двор, наверное, тоже, но камеры были выключены, прикинь? Я не смотрел, конечно, может, у них все муляжами утыкано, но с их уровнем — сомневаюсь… Такие-то хоромы. Вот, думаю, поймать за горло… По крайней мере, мне есть чем ему пригрозить. Думаешь, ответит?
— Может. Но очень тупо… Ты думаешь, если он провел такую слежку, он не знал, через сколько примерно ты выходишь? Или, блин, не думал, что ты его узнаешь? Он настолько глупый? Такое ощущение, что он акцентировал внимание на своей личности… Так, чтобы это понял только ты. Но то, что за тобой и этими Богдановыми следят — это точно. Главное, чтобы твоим третьим лицом не оказалась сама твоя «хозяйка».
