Николай Леонов - Агония

- Что осталось, то и забрать, - картавя, встрял Одессит. - Самого по обычаю нашему, - он чиркнул большим пальцем по горлу.

- Кассу пополнить, - дрожащим голосом вступил старик Савелий, обчеству денежки необходимы. Кто в беду попадет, дите с молодкой оставит, на хлебушек-то требуется.

- Ежели люди разрешат, - перекрывая возникший говорок, сказал Сипатый, - с Корнеем я разберусь, а на новую кассу скинемся по способности, - он вынул из кармана пачку денег, бросил на стол небрежно. - Три тыщи.

- Две, - бросил деньги Одессит.

- Восемьсот, - подкинул Ленечка. Митрий ковырял в зубах, усмехался, многие полезли в карманы, парень с землистым цветом лица не сводил глаз с розовой ветчины, отщипывал от куска хлеба, жевал тщательно.

Сипатый мигнул Ленечке, тот поднялся легко, взял пачку червонцев, ловко прищелкнув, пересчитал, подошел к парню, выложил перед ним хрустящие купюры.

- Пятьсот, Кузя. Расписки не берем, мы не Корней.

- Это дело, - старик Савелий хлопнул в ладоши. - На полной мели Кузя, ему очень требуется.

Кузя погладил деньги, взять не смел, проглотил корочку хлеба, привстал, поклонился неловко.

Ленечка, худой и жилистый, придавил Кузю жесткой ладонью.

- Не за поклон даем, не на бедность, - он стрельнул взглядом на Сипатого, который лишь наклонил голову.

За столом одобрительно зашумели, раздались голоса:

- Вот это по-нашенски...

- Люди должны помогать...

- Ежели каждый положит... а возьмет пятьсот...

- Верно, - одобрительно прогудел Сипатый, он ждал такой реакции. Общество страдать не должно, эти хрусты, - он хлопнул по деньгам, пожарные, их на большую беду держать надобно. Вы лучшие люди делового общества. Ну, как бы соратники в ратном войске, - Сипатый знал, какую струну дернуть, "люди" расправили плечи, подняли головы. - У Пугачева, скажем, либо у Стеньки Разина в войске дисциплина была: обиженных поддержать, захребетников - к ногтю. Ты, Кузя, безвинно был у дяди на поруках, возвернулся пустой - получи. В Сокольниках обитаешь?

- В цвет, Сипатый, - восхищенно откликнулся Кузя.

- Там наших порядком наберется, да и нэпмачи жиреют. Я тебя над ними старшим назначаю, буржуям передай: сход решил за их животы десять кусков получить, - Сипатый заметил, да и другие тоже, как Кузя деньги, лежавшие перед ним, тихонечко отодвинул. - Не дадут? Скажи, сам приду, возьму не десять, а сто, с женами и девками...

- Добрый вечер, люди! - Корней дождался, когда Сипатый выложил на стол козыри, вышел из-за портьеры к свету. - Не десять, так сто, да с женами и девками, - он, как сумел, рассмеялся. - Батыя замашки, так татарва нас топтала.

Элегантный и подтянутый, похожий на иностранца, Корней производил впечатление. Несколько человек даже встали.

- Сидите, люди, все равны, - Корней положил на свободный стул шляпу, трость и портфель. - Извините, припозднился я, - он взглянул на Сипатого с насмешкой, кивнул на лежавшие на столе деньги. - Корень деньги общества попер, а вы восполняете? Хорошее дело, - Корней, стоя, налил из графина большую рюмку, поднял. - По русскому обычаю!

Налили мгновенно. Сипатый, Одессит и Ленечка вынуждены были молчать, остановить людей уже не представлялось возможным.

- Со свиданьицем, деловой народ! - Корней выпил, тут же налил снова, поднял, ждал, глядя, как глотают, не прожевывая, не дыша даже. - За дорогих гостей! - он кивнул Сипатому и подручным. - Они прибыли в стольный город на променаж, а нам с вами тут жить. Со здоровьицем, дорогие гости, - выпил, переждал чуток, пока люди на закуску бросятся, и продолжал: - Сейчас закусим, чем бог послал, дела обождут. А пока скажу, уважаемые: не случалось на Руси, чтобы гость уму-разуму хозяина учил.

Люди ели, кивали согласно, смотрели на Корнея с благодарностью, и, хотя он понимал прекрасно, что Сипатый поступил правильно, сыграл против. Пусть пьют, Корнею от них лишь эти пять - десять минут поддержки и нужно, дальше он сам разберется.

Старик Савелий втянул седую голову в плечи, не ел, не пил, на дверь и взглянуть не смел, прикидывал, как выбраться теперь. Отец Митрий, как сидел, откинувшись вольготно, так и не двинулся, махнул лишь водки стакан, взял щепоть капусты квашеной и лениво думал, что Сипатый сер и глуп, затея его с оброком пуста изначально. Нэпман при Советской власти уголовникам копейки не даст, навострит милицию, мелкое же жулье лишь на водку и марафет тянет, золотушники и другие люди имущие не пришли, Сипатый денег не получит, конец ему. Корней людям еще по рюмке разрешит - и гостей на ножи бросит.

Корней выдержал паузу точно, налил снова, когда жулье первый голод утолило. Получилось, что пьют по его, Корнееву, приказу, однако он поднять рюмки не дал, свою отставил и быстро, не упуская инициативу, сказал:

- Зенки на меня, уважаемые! - он выставил на стол портфель, открыл замки, перевернул, и пачки червонцев в банковской упаковке выросли горкой рядом с тощенькими стопками Сипатого и его дружков. - Казна ваша, сто штук, до грошика. А расходы у меня были, - Корней положил на деньги бухгалтерскую книжку, - и немалые. Клим, ты от дяди ушел? Валет, твою бабу с пацанами два года кормил? - он не давал никому ответить, говорил быстро, перечисляя, кому на что отчислялись деньги. На самом деле Корней не имел к этим делам отношения, но жизнь воровская путаная, водкой залита, марафетом подернута кто что помнит?

- Встаньте, люди, прошу вас. Я, Корней, прощу. А ты, - Корней опрокинул рюмку Сипатого, - сиди. Ну что ж, выпьем за товарищество, за веру нашу друг другу.

У чувствительных выступили на глазах слезы. Когда все выпили, смотреть на Сипатого, Одессита и Ленечку никто не мог. Сипатый рванулся к двери, вытаскивая на ходу наган, но налетел на Костю Воронцова, который ловко у бандита наган выхватил и ударил рукояткой по голове. Сипатый упал, остальные застыли на местах.

- Нехорошо, граждане, - спокойно сказал Костя, разрядил наган. Договорились прийти без оружия, и я свой под подушкой оставил, - он бросил наган на стол, патроны швырнул в угол, они безобидно защелкали, как простые камешки.

- Воронок! - выдохнул кто-то.

- Воронок - тюремная машина, - Костя повернулся, подвел к столу Дашу. - А меня зовут Константин Николаевич Воронцов. Я один пришел и без оружия, как договорено, - он для убедительности провел ладонями по кожанке. Поговорить с вами хочу. Василий Митрофанович, Семен Израилевич, - обратился Костя к Ленечке и Одесситу, - поднимите друга-то, усадите, вроде ему нехорошо...

Ленечка и Одессит вскинулись, подняли Сипатого. Голова его свисала безжизненно.

- Придуривается, - Костя усмехнулся. - Прохоров, Коля Ломакин, обратился к двум крепким парням, сидевшим с краю, кивнул на Ленечку и Одессита, - у них пистолетики-то заберите. Неловко: мы как порядочные, а они при пушках.

Ленечку и Одессита обезоружили мгновенно, походя надавали по мордам и по примеру Воронцова патроны кинули в угол, а оружие - на стол. Все происходило так быстро, что никто не успевал задуматься, чьи приказания выполняют, как появился Воронцов на сходке и с какой целью. Корней подумать успел и, хотя решения не принял, сдаваться не собирался. Положение его было более чем щекотливое, доказанных преступлений за ним после амнистии не имелось, но на глазах у всех сдаваться мальчишке он не мог. Слишком долго, ценой многих жизней. Корней свой авторитет растил, чтобы вмиг потерять весь до последней капелюшечки.

- А вы, гражданин, при вашей солидности и кристальной честности, пистолетик сдайте добровольно. Так красивше будет, - Костя смотрел на Корнея серьезно, понимая, что все была присказка.

Корней кивнул, вынул вороненый "вальтер", наставил на Костю и выстрелил. Пуля почти чиркнула по волосам Воронцова.

- Стрелять умеете, - Костя провел ладонью по волосам.

- Сядь пока, товарищ начальник, - сказал Корней, указал Даше на место рядом с собой. - Ты провела?

Даша кивнула, но прошла вдоль стола, села рядом с отцом Митрием.

- Водку не пить, молчать, - тихо отдавал команды Корней. Костя налил себе квасу, выпил, снова налил. - Маслята соберите, сопли подтереть.

Собрали разбросанные патроны, зарядили наганы, теперь на Костю смотрел не один ствол, а четыре.

- У меня предчувствие, доживу до глубокой старости, - повторил Костя любимое выражение своего знакомого и вновь хлебнул квасу.

- Один предчувствовал - совсем чувствовать перестал, - Корней хмыкнул, скривился в улыбке. - Зачем пожаловал?

- Поговорить, - ответил Костя. - Пока оружие не разрядите, слова не скажу.

- Окружили? Тебя не спасут, - Корней оглядел собравшихся. - Не дадимся товарищам? Пробьемся?

- Не дадимся!

- Пробьемся!

Отвечали неуверенно, но отвечали, первый хмель прошел, лица, повернутые к Косте, твердели, щелкнули ножи.

"Облава", "милиция", "пробьемся", - прошелестело над столом, шваркнули по полу подошвами, подались вперед. Стая готовилась к броску.

Эх, не так все у Кости Воронцова складывалось, все поперек.