— Вы правы.
— К тому же Салли Фостер думает, что уехали они в машине, которую оставили на подъездной аллее. Кто-то мог ее заметить.
Фрэнк хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.
— В такую грозу? Маловероятно, но мы наведем справки. Ну, я должен идти, иначе Крисп заподозрит меня в несерьезном отношении к делу.
— Минутку, Фрэнк. Я уверена, что мистер Гэррет что-то знает.
— Он тоже едва не упал в обморок за завтраком?
Мисс Силвер укоризненно посмотрела на инспектора.
— Я бы не стала этого утверждать наверняка, но он явно перенес сильный шок. Я убеждена, что ему кое-что известно, и это его мучает.
— В самом деле, он выглядит неважно.
— Что-то не дает ему покоя. — Мисс Силвер отложила вязанье. — Я сама очень тревожусь, Фрэнк.
Серьезность ее тона поразила его.
— Из-за чего?
— Из-за разговора с мистером Беллингдоном. Он избрал образ действий, чреватый опасными последствиями.
— Какими именно?
— Очередным покушением на его жизнь.
— Вы в самом деле думаете, что на него покушались?
— Я все больше убеждаюсь в этом. Возвращение ожерелья…
— Да, а почему его вернули? — перебил ее Фрэнк. — И зачем было красть ожерелье, если его намеревались возвратить?
— Я считаю, что это была уловка — подлинной целью преступников являлось убийство мистера Беллингдона, — ведь предполагалось, что он должен был сам забрать ожерелье из банка, если этого не сможет сделать мистер Гэррет.
Мистера Гэррета вывели из строя, но вместо него послали мистера Хьюза, и так как молодой человек узнал преступника, его пришлось застрелить.
— Знаете, — заметил Эбботт, — это не слишком согласуется с немногими имеющимися у нас уликами — показаниями мисс Пейн о том, что говорил убийца человеку, с " которым встречался в галерее Мастерса и который, вероятно, был скупщиком краденого, собиравшимся вывезти ожерелье из страны. Я не могу буквально повторить его слова, но в них нет и намека на то, что план преследовал какую-то другую цель, помимо кражи знаменитой драгоценности.
— А ты бы ожидал такого намека? Насколько я понимаю, это преступление задумывалось кем-то из домашних и должно было выглядеть, как самый обычный грабеж. Человек, игравший главную роль в этом замысле, был своим и здесь, и в преступных кругах. Он обладал… обладает дерзким решительным характером, готов идти на риск ради крупной добычи и не сомневается, что получит свою долю.
Проще говоря, я думаю, что он имеет власть над кем-то из членов семьи мистера Беллингдона и не сомневается в его или ее содействии.
Фрэнк откинулся на спинку кресла.
— Ну, это всего лишь теория. Давайте пока ее отложим.
Лучше расскажите, что именно сделал или собирается сделать мистер Беллингдон?
— Он хочет сообщить своим домочадцам, что намерен жениться на миссис Скотт и изменить завещание.
Фрэнк присвистнул.
— Рискованный шаг! Полагаю, вы его не одобрили?
Мисс Силвер кашлянула.
— Я сказала ему, что это может спровоцировать очередное покушение, на что он ответил, что предпочитает пойти на заведомый риск, чтобы наконец со всем этим покончить. Мистер Беллингдон признался, что он — нетерпеливый человек и не может сидеть и ждать развития событий.
— Тут я его хорошо понимаю.
— Таким образом, следующие несколько дней могут оказаться решающими. Мистер Беллингдон разговаривал с миссис Херн и, вероятно, информировал ее о намерениях касающихся миссис Скотт и его завещания. Она вряд ли станет держать язык за зубами. Если мистер Беллингдон умрет, не успев заключить новый брак, наследниками станут те, кто упомянут в теперешнем завещании. Если же он составит новое или женится на миссис Скотт, старое завещание потеряет силу. По всей вероятности, больше всех от этого пострадает миссис Херн. Возвращение ожерелья также в ее интересах. Если слова, услышанные Салли Фостер, относились к ожерелью королевы, они означают решимость миссис Херн получить его назад и отказ от дальнейшего соучастия, если этого не произойдет. Не сомневаюсь, что по существующему завещанию мистера Беллингдона ожерелье переходит к ней. Теперь подумай о роли, которую играет неизвестный убийца. Его интересы настолько совпадают с интересами миссис Херн, что он, по-видимому, не сомневается в получении своей доли ее наследства.
Мне кажется, что на эту роль подходит только одно лицо — муж миссис Херн.
— Моя дорогая мэм!
— Оливер Херн погиб в автомобильной катастрофе на континенте, — продолжала мисс Силвер. — Он был смелым и бесшабашным автогонщиком, способным идти на риск. Возможно, его вполне устраивал такой вариант — внезапно исчезнуть. По словам мисс Брей, он увяз в долгах. Его машина сгорела. Миссис Херн опознала портсигар и кольцо с печатью ее мужа. Это только гипотеза. Как ты понимаешь, возможна и другая версия. А пока что следует принять все меры предосторожности.
Этот день был не из тех, о которых приятно вспоминать, — визиты полиции мало кого радуют. Хилтон ходил с замученным усталым видом и жаловался Аннабел Скотт, к которой питал величайшее уважение, что миссис Хилтон страшно переживает оттого, что все они под подозрением и все равно что зачумленные, так что они боятся, что долго этого не выдержат. Приходящие служанки причитали за чаем, что в доме творится такое, что всякого можно ожидать, и иллюстрировали свои подозрения леденящими душу историями из жизни.
Около полудня Люшес Беллингдон уехал вместе с Аннабел Скотт. Они воспользовались ее машиной, но не раньше, чем Паркер осмотрел ее чуть ли не под лупой.
Дэвид Морей делал первый эскиз Медузы. Если Мойра воображала, что позирование окажется приятным развлечением, которое может увенчаться, если она того захочет, более или менее серьезным романом с Дэвидом, то ее ожидало разочарование. Он держался так равнодушно, словно рисовал дом. То, под каким углом Мойра поворачивает голову, было для него куда важнее того факта, что она позволила своему равнодушному взгляду превратиться в манящий — обычно такая перемена приносила весьма ощутимые результаты. На ее замечание, — что она бы не возражала, если бы Дэвид изобразил ее со змеями в волосах, — он ответил, что в этом нет необходимости и что разговоры его отвлекают. Даже Салли Фостер признала бы присутствие дуэньи совершенно излишним. Возможно, мышеловка и сыр в самом деле наличествовали, но мысли Дэвида были целиком и полностью заняты не Мойрой, но Медузой — мифом, которому уже добрых три тысячи лет.
Что занимало мысли Хьюберта Гэррета или Арнолда Брея, определить было невозможно, но не оставалось сомнений, что оба преисполнены самых тревожных ожиданий.
Мисс Брей чинила белье, не переставая говорить на любимую тему — о промахах и упущениях прислуги. Миссис Хилтон недожарила мясо и приготовила оладьи, больше похожие на горелую кожу.
— Их расстраивает любая мелочь, и я не удивлюсь, если они соберутся уволиться. У миссис Хилтон был именно такой вид — сегодня утром, когда я велела ей испечь к ленчу оладьи. Она заявила, что у нас, мол, только магазинные яйца, поэтому она, видите ли, ничего не может гарантировать, — полная нелепость, ведь в деревне полно яиц, да и с какой стати магазинные яйца будут пригорать!
Мисс Силвер не стала спорить.
— Хорошо, что не было Дюшеса и Аннабел, — продолжала мисс Брей. — Они не выносят горелого. Очевидно, Люшес поехал в Эмберли справиться о своей машине. Надеюсь, он будет осторожен на холме.
Мисс Силвер тоже на это надеялась.
Уилфрид, который по-прежнему не давал Салли проходу, сравнил «Мирфилдс» с моргом. На возражение Салли, что они пока еще живы, он ответил, что это отличие — единственное.
— Дорогая моя, если бы мы были мертвые и лежали на мраморных столах, то по крайней мере не знали бы, что нас убили одного за другим и что полиция навещает нас с утра и до ночи. Только то, что в качестве следующей жертвы могут избрать тебя, удерживает меня от того, чтобы послать самому себе телеграмму: «Беги — все открылось!»
Салли недовольно посмотрела на него.
— Как бы я хотела, чтобы ты ушел и перестал болтать чепуху!
— И оставил тебя на милость маньяка-убийцы, который прячется в здешних кущах? Ни за что! Конечно, то, что никто из нас не знает, кто же он, этот маньяк, придает пикантность этой во всех прочих отношениях банальной ситуации. Я могу подозревать даже тебя, а ты, как бы это ни выглядело невероятным, меня. Как, по-твоему, я бы смотрелся на скамье подсудимых? Корчил бы из себя оскорбленную невинность или пытался растопить сердца присяжных — если таковые у них имеются, — упирая на то, что я жертва, как сказал поэт, «бесчеловечности людской»? Публика столетьями над этим плачет — отчего бы и присяжным не купиться? Или просто валять дурака, чтобы эксперты-психиатры заверили высокий суд, что родная бабушка до смерти напугала меня в колыбельке?
