Рот наполнился слюной, живот подвело от голода.
Чтобы как-то отвлечься от голодных мыслей, Женя решила чем-нибудь занять свою голову, но в голову эту не лезло ничего, кроме злополучного меню, и она стала его вспоминать.
Фламбе из моллюсков по-эльзасски. Лангуст с провансальским соусом. Анчоусы с дикими травами по-бургундски. Миноги, маринованные с каперсами. Икра летучей рыбы по-норвежски. Нормандский рыбный пирог…
Дальше было еще что-то, но что?
Почему-то ей казалось важным это вспомнить.
Тут Женя вспомнила, что блюда в меню располагались так, чтобы первые буквы составляли название ресторана, вернее, его главную часть – фламинго.
Значит, остались два блюда – на буквы «Г» и «О».
Теперь она их легко вспомнила – гратен из лососины по-брюссельски и осьминог, зажаренный на гриле.
А еще она вспомнила, что попыталась по такому же принципу прочесть непонятную записку, которую нашла в индийском шкафчике. И у нее ничего не получилось.
Тут Женя вспомнила еще кое-что. Меню было составлено не только на русском, но и на английском языке – и там был соблюден тот же принцип, тот же прикол с первыми буквами. Первые буквы слов составили английское название фламинго – Flamingo.
А что, если попробовать перевести бессмысленную записку из индийского шкафчика на английский?
Эта идея показалась Жене дурацкой, но ей все равно чем-то нужно было занять голову, чтобы отвлечься от холода, голода и от безрадостных мыслей о своем будущем.
К счастью, английский язык она помнила неплохо, в институте занималась на специальных курсах, поэтому легко перевела бессмысленную записку.
«Разнообразие долга приятный первостепенный отводить здоровую подкладку вычеркивать извещение».
По-английски получилось:
«Variety office nice paramount allot hearty lining efface notification».
Чтобы не запутаться с английскими буквами, Женя записала перевод записки на первом, что ей подвернулось, – на пыльном стекле крошечного окошка.
И внимательно взглянула на то, что получилось.
Сначала первые буквы показались ей бессмысленными – V, O, N, P, A, H, L, E, N…
Но, перечитав их еще раз и даже произнеся вполголоса, Женя поняла, что они вовсе не такие бессмысленные.
Особенно, если разбить их на две части.
Женя написала ниже на пыльном окне:
Von Pahlen.
Но это же… это же известная дворянская фамилия! Фон Пален – знатный остзейский, то есть прибалтийский род, сыгравший немалую роль в истории России! В этом роду были графы и бароны, генералы и сенаторы, губернаторы и министры, но особенно хорошо известен граф Петр Алексеевич Пален, принимавший активное участие в заговоре против Павла Первого и даже, возможно, нанесший несчастному императору роковой удар…
Женя немало читала про представителей этого старинного рода, когда проходила курс истории России.
Но почему эта дворянская фамилия была зашифрована в той странной записке?
Тут Женя вспомнила замечательный дворец графа фон Палена, расположенный на Екатерининском канале. Его показывал ей Иннокентий, когда они бродили по городу, обнявшись. И историю рода фон Паленов тоже рассказывал…
Может быть, записка отсылает ее именно к этому дворцу? Может быть, нужно туда отправиться?
Но что там нужно искать?
Дворец большой, не перерывать же его снизу доверху… на это может не хватить целой жизни, да и кто ей это позволит?
На всякий случай Женя подобрала с пола какой-то обрывок ветоши и стерла плоды своих изысканий, следы расшифровки – самое главное было теперь у нее в памяти.
При этом она аккуратно протерла пыльное окно, и ей стала немного лучше видна открывающаяся за этим окном картина. Впрочем, она не стала от этого менее безрадостной. Покосившийся забор, полуразвалившийся сарай, кривая сосна…
За окном быстро темнело, и скоро в Жениной каморке стало совсем мрачно.
Где-то за забором вспыхнул фонарь, но он был далеко, не освещал участок перед домом и не проникал в окошко, наоборот, от его света в Жениной каморке стало еще темнее. Теперь свет проникал в нее в основном через щели в стене, выходящей в большую комнату, где сидели бандиты. Стена была хлипкая, и, если прислушаться, можно было расслышать обрывки их разговоров.
Впрочем, ничего сколько-нибудь интересного или важного в этих разговорах не было.
Толян сокрушался, что не захватил водки, и предлагал сходить в магазин на станцию. Хряк прикрикнул на него, напомнил, что Лом не велел никуда отлучаться.
На некоторое время наступила тишина, потом Толян снова подал голос:
– Пойду хоть отолью…
На этот раз Хряк ничего не ответил, скрипнула входная дверь, и во дворе появился грузный силуэт Толяна.
Он подошел к сараю, встал спиной к дому, инстинктивно оглянулся, как всякий мужчина в таких случаях.
И тут Жене показалось, что возле сарая мелькнула какая-то стремительная тень.
Она напрягла зрение… но больше ничего не смогла разглядеть в темноте.
Женя уже подумала, что ей это показалось, что сгустившиеся сумерки и уставшие глаза сыграли шутку с ее зрением, – но тут тень снова мелькнула, на этот раз гораздо ближе к Толяну. Мелькнула – и снова исчезла, слившись с темной стеной сарая.
Что это? Точнее, кто это?
Какой-то ночной хищник?
Да откуда здесь взяться хищнику? Разве только самый страшный из хищников – человек.
Толян тем временем застегнул штаны, повернулся к дому и сделал уже шаг вперед…
Но тут стремительная тень отделилась от стены сарая, метнулась к бандиту.
Взлетела рука, и в тусклом свете дальнего фонаря мелькнуло что-то пестрое…
Платок!
Женя поняла, что это был сложенный вдвое платок!
Шелковый платок с зашитой в угол монетой!
Румаль!
Толян дернул головой, словно почувствовал опасность – но платок уже обвил его шею, стремительный незнакомец прильнул к нему, словно в смертельном танце, стянул концы платка…
И Толян, не издав ни звука, рухнул на землю.
Женя похолодела.
Она поняла, что́ только что произошло на ее глазах.
Только что было совершено ритуальное убийство. Именно так тхуги, поклонники богини Кали, приносили в жертву Черной Матери ни в чем не повинных людей.
Правда, Толяна трудно было назвать невинной жертвой, но тот, кто только что убил его, куда страшнее.
И еще…
Женя каким-то шестым чувством поняла, что этот страшный человек пришел сюда не за Толяном, не за Хряком, не за Ломом.
Он пришел за ней. Он был связан с той самой женщиной из Музея восточного искусства, он выяснил у нее, куда попали два индийских шкафчика розового дерева, он узнал от нее про Женю, он догадался, что это она взяла из тайников в шкафчиках записку и ключ, и теперь он хочет их получить. Для этого он выследил ее.
Стремительная тень пересекла двор, поднялась на крыльцо.
Женя двумя бесшумными шагами пересекла свою тесную каморку, прильнула к щели в стене, через которую она могла видеть большую комнату.
Хряк сидел за столом в вялой, расслабленной позе. Его глаза были полузакрыты, голова сонно клонилась. Казалось, еще немного – и он заснет, уронив голову на стол.
Вдруг негромко скрипнуло крыльцо – и Хряк тут же вскинул голову и громко спросил:
– Толян, ты?
Ему ответило какое-то невнятное бормотание.
И тут Хряка словно подменили.
Куда девалось сонное оцепенение! Хряк вскочил из-за стола и метнулся к двери. При этом ни одна половица не скрипнула под его солидным весом. Хряк застыл рядом с дверью так, чтобы, открывшись, она заслонила его от входящего, и, казалось, даже перестал дышать. В руке его блестело узкое лезвие ножа.
Какое-то время ничего не происходило.
Затем входная дверь медленно, сантиметр за сантиметром, начала открываться.
Вот она открылась примерно на полметра, и тут же в проем проскользнул человек.
Он застыл на одно мгновение, прислушиваясь и приглядываясь, как охотящийся леопард.
За это мгновение Женя успела разглядеть наследника грозных тхугов.
Это был высокий, худощавый, смуглый мужчина с янтарно-желтыми глазами и седой прядью, пересекающей темные волосы, как след сабельного удара. Все его худое, жилистое тело казалось переполненным опасной, смертоносной силой.
А в следующее мгновение началось невообразимое.
Хряк метнулся вперед, взмахнул ножом.
Этот молниеносный удар был нацелен в шею смуглого человека, в точку чуть ниже уха – но душитель, стремительный, как королевская кобра, уже сменил положение, отскочил в сторону, оказавшись лицом к лицу с бандитом. Правда, при этом нож Хряка все же задел его плечо, и по рукаву потекла кровь.
В свою очередь, душитель взмахнул смертоносным платком, захлестнув им, как арканом, руку Хряка.
Хряк дернулся назад, высвобождая руку из шелковой петли.
Бандиту удалось вырваться, но при этом он выронил нож.
Бойцы застыли друг против друга, два прирожденных убийцы, два смертельно опасных хищника, готовых к новой схватке.
