— Дюк, например?
— Да.
— Тогда логичнее было бы предположить, что меня, ликвидировавшего их ставленника на пост генерального, должны были бы убрать в первую очередь?
— Да.
— Почему же они этого не сделали?
— Вот это-то я и называю сверхлогикой. Пока я вижу здесь только один вариант. Сугубо личный вариант Бизона: убийцу Иуды самого сделать Иудой. Он уже повязал вас двумя выполненными заказами. Третий заказ, видимо, является последним, заключительным аккордом в этом киллеровском ноктюрне.
— Вы это так убежденно говорите, как будто все уже произошло, аккорд прозвучал, и Иуда предал своего учителя.
— Бизон хочет, чтобы это было именно так. Так оно и будет.
Принц вскочил с кресла и возмущенно заходил по комнате. А Генерал продолжал свою неторопливую речь:
— Если бы у меня был двойник, можно было бы устроить любопытный спектакль, на который бы и я с удовольствием посмотрел со стороны. Но Бизон все рассчитал. За такой короткий срок кандидата на роль покойника не найти. Придется самому стать им. И тут уж я полностью могу положиться только на вас. Надеюсь, что похороны будут скромными. Впрочем, я обо всем напишу в своей предсмертной записке.
— Но это уже становится невыносимым! Вы убеждены, что я выполню заказ?
— Убежден.
— Ошибаетесь! Мне обидно и горько слышать это именно от вас! Но я докажу вам, что вы жестоко ошибаетесь!
— Главное вам, как бы вас ни отвлекали, а это обязательно будут делать, исполнить в точности все то, что будет указано в записке. Иначе я могу и не воскреснуть.
— Что?!
— В своем завещании я назначу вас душеприказчиком. Похоронить меня следует в святых пещерах Псково-Печорского Успенского монастыря. Там же покоится прах предков Кутузова, Пушкина. Гробы в этих пещерах не закапывают. Их ставят в боковые ниши, так как тела умерших сохраняются там нетленными. Меня это вполне устраивает.
— Вы вправе презирать меня… Но зачем же так унижать?
— Знаете, почему Бизон удостоил вас в своем послании фразы "прекрасная работа"?
— Для меня это уже не важно.
— А для меня — очень. У вас появился свой почерк. Во втором заказе вы уже не использовали вульгарные средства, к которым прибегают другие, менее изобретательные киллеры: бомбы, снайперские винтовки, автоматы, пистолеты с обязательным контрольным выстрелом в голову. Вы в глазах Бизона поднялись на новую ступень. Вы мастерски довели жертву до самоубийства! А это дорогого стоит!
— Прекратите!
— Думаю, в третьем заказе надо закрепить успех. Я покончу с собой. А в предсмертной записке попрошу советников «Центра» учесть последнюю просьбу умирающего: избрать вас на пост генерального директора. Обещаете, что вы в точности последуете всем моим указаниям?
— Нет!
— Предпочитаете передать меня дублеру?
— Зачем вы меня мучаете? Вам мало Кристины?
— Мало.
— Добивайте…
— Во-первых, сядьте… Во-вторых… Генерал подробно, почти по минутам, расписал сегодняшний день, затем последующие, будто речь шла вовсе не о нем, а о каком-то дальнем родственнике, которому необходимо воздать последние почести.
Самоубийство генерального для многих не стало неожиданностью. В последнее время он все чаще сторонился людей. Был непривычно задумчив, погружен в себя. Однако настоящей сенсацией для всех стало известие, что в день своей гибели Крафт побывал в церкви. Его видела там сотрудница из отдела периодики, которая во время обеденного перерыва ходила в церковь, чтобы поставить свечку за упокой души своего отца, сиротливо угасшего от одиночества в своем деревенском доме.
— Мы его уговаривали: "Папа, поедем с нами… Ну, что ты будешь тут один… В пустом доме?" Так и не уговорили. А я, как генерального нашего в церкви увидела, сразу отца своего вспомнила. Тоже, бывало, встанет перед иконой, а мысли где-то совсем в другом месте. Видно, прощения у бога просил за то, что задумал.
Труп Крафта обнаружил секретарь, заглянув к шефу в конце рабочего дня. Генерал сидел за столом. Плотно придвинутое к столу кресло не давало трупу упасть. Глаза были широко открыты. Неестественность позы усугублялась вытянутыми во всю длину руками, лежащими на столе. Между руками лежали: таблетки, которыми воспользовался самоубийца, предсмертная записка, завещание и заключение врача, подтверждавшее фразу из записки: "У меня — рак гортани. Зная, что этот вид заболевания неизлечим, я решил никому не быть в тягость, и в первую очередь — самому себе…"
Поползли слухи… Не помог ли кто-нибудь генеральному свести счеты с жизнью? Было проведено расследование, подтвердившее, что Генерал, находясь до самой кончины в трезвом уме и ясной памяти, сам принял трагическое решение.
Принц выполнил все условия по захоронению, перечисленные в завещании.
После завершения церемониального ритуала советники «Центра», собравшиеся на экстренное совещание, тайным голосованием выбрали нового генерального директора корпорации. Им стал… Принц. Таким образом, была исполнена и последняя воля Генерала, указанная в завещании.
Принц предпочел остаться в своем кабинете. Апартаменты Генерала были закрыты на ключ после того, как оттуда были перенесены в кабинет Принца сейфы с документами.
Спустя некоторое время, когда жизнь в корпорации вошла в свое привычное русло, Принц получил от Бизона новое послание:
"Жду вас в «дансинге» в ближайшие дни". Генерал ошибся. Никакого предполагаемого «фейерверка» не случилось. А "киллеровский ноктюрн" не оказался заключительным аккордом.
Чтобы оправдать посещение бункера, Принц оповестил советников о том, что отправляется в инспекционную поездку по "Координационным центрам" корпорации. Заместителем на время своего отсутствия Принц назначил Френда. Хотя все были уверены, что им будет Торс.
Торс в недоумении посматривал на друга. Ему, собственно, и не хотелось взваливать на себя такую обузу, но больно задевали сочувственные взгляды окружающих. Торс ждал объяснений. Их не последовало.
Принц оставил в кабинете только Френда. Когда советники вышли, Старицкий сразу же спросил у своего бывшего учителя и командира:
— Скажи, Френд…
Принц замолчал. Ему было неловко задавать вопрос, который вертелся у него на языке, и он искал слова, чтобы смягчить его. Френд решил помочь бывшему ученику.
— Я слушаю вас, Павел Семенович…
— Может быть, вернемся в разговоре на «ты»?
— Вернемся. Устал?
— Есть немного… Если я спрошу откровенно, ты не обидишься?
— На откровенность нет. Но отвечать мне или нет, я буду решать сам. Можно?
— Конечно!
— Не томись, спрашивай. Тем более, что я догадываюсь, О чем ты хочешь спросить.
— Тогда ты, может быть, мне сразу и ответишь?
— О результатах голосования?
— Да.
— Один голос был против твоей кандидатуры, и он был мой.
— Спасибо за откровенность. Можешь не отвечать, но я спрошу: почему?
— В принципе, я не против твоего назначения на этот пост. Только это произошло преждевременно.
— Не потяну?
— Не в этом дело. Можно работать на износ, как каторжный, а можно — в удовольствие. Крафт был умный мужик, и его пожелание насчет тебя стало для меня полной неожиданностью. Как будто кто-то или что-то заставило его это сделать. Я не слишком откровенен?
— Что ты! Это для меня, как бальзам! Наконец-то я могу хоть с кем-то в корпорации поговорить по-человечески, а не носить все в себе! Продолжай!
— Не хочу только, чтобы ты мое мнение воспринял как приговор. Это всего лишь мысли вслух, не более того. Тем более что Генерал, возможно, увидел в тебе то, чего я пока не рассмотрел. По крайней мере, придуманная тобой поездка очень удачный второй ход.
— Думаешь, я испугался и решил сбежать на время?
— Нет. Как мне кажется, цель поездки совершенно иная.
— Какая же?
— Та же, почему ты отказался занять кабинет Крафта.
Принц смотрел в проницательные глаза учителя и терялся в догадках, что Френд имеет в виду, говоря "иная цель".
— Ты сказал "второй ход"?
— Да.
— Каким же был первый?
— Не занимать кабинет Генерала.
— И какова же цель первого хода?
— Дать всем понять, что ты на этот трон не претендуешь. Или другой вариант — этот трон занят.
Принца так и подмывало спросить: "Кем?" Но он удержался и сделал ход конем:
— Ты прав. Я не претендую, потому что и де-факто трон в самом деле занят.
— Кем?
— Тобой.
— Ты в таком контексте воспринял мою откровенность?
— Я еще до голосования считал, что генеральным должен был быть ты.
— Тогда при голосовании должно было быть два черных шара?
— Ты прав. При голосовании я поддался магии генеральского завещания и проголосовал сам за себя. Хотя все, наверное, подумали, что тот единственный черный шар был моим…
