- Про Малика Абдулгамидова.
- А что про него говорить? - Чеченец пожал широкими плечами. - Я не люблю Малика, Малик не любит меня.
- Да я не про любовь спрашиваю.
- Давай я отвечу по-другому: мы делаем разную работу. Если хочешь, я покажу, какой величины подвал в моей роте - в футбол можно играть. Но там мало кто задерживается. Арестованных я отправляю в Ханкалу, зачем они мне здесь? И еще одно, Саня, - про любовь, ты зря меня остановил. Вы, русские гражданские, военные - не любите ментов. Вот и мы, чеченцы, ментов не любим. А Малик - мент. Но он мой земляк, понял? Так что если рассчитываешь на очень откровенный разговор, не жди его. Как пиво?
- Отличное, - похвалил Скумбатов. - Еще на бутылочку не расщедришься?
Джабраил погрозил гостю пальцем, прекрасно разобравшись с "пивной" дипломатией русского спецназовца. Тот приехал за тысячи километров, и без откровенного разговора его миссия будет выглядеть длинной и опасной прогулкой.
- Посиди здесь, я схожу за пивом.
Пока командир спецназа отсутствовал, Один-Ноль успел осмотреться. Его единственный глаз шарил по довольно дорогой мебели добротного кирпичного дома; удивляли книги, стоящие на полках, приличная коллекция видеокассет и лазерных дисков.
Вернувшись, хозяин снял куртку, оставаясь, как и гость, в майке, но не снял головного убора - зеленой военной кепки с длинным козырьком.
- Договоримся так, Саня, - сказал Джабраил, за компанию с гостем прихлебнув из бутылки. - Если бы ты был частным лицом...
- А я и есть частное лицо. - Один-Ноль потрогал повязку, пересекающую его обезображенное предательским ударом ножа лицо. - Видишь, одной части не хватает. А если серьезно, то разговор я веду от себя лично. Я давно не на службе.
- Однако о тебе мне сообщил офицер направления ГРУ.
- Не обращай внимания. Я скажу так, как сказал ты. Малик хочет поквитаться с моим человеком, а я не хочу, чтобы Малик сделал это.
- Ну? От меня-то ты чего хочешь, помощи?
- Сделай в два раза больше, чем я: закрой оба глаза и послушай, что я скажу.
Ямадаев встал и прошелся по комнате, половицы под его тяжелым шагом натужно заскрипели.
- Про какого человека ты говоришь?
- Ты видел его однажды. Малик считает его своим кровником. Но с таким же успехом он может считать таковым и меня. Раз уж пошел откровенный разговор, то и я приложил руку к тому, чтобы один из родственников Малика больше не встал с земли. Честней некуда, Джабраил, сам понимаешь. Я прошу за русского у тебя, чеченца, спецназовца. Мы вместе долбили ваххабитов, ты вспомни. А разве братья Малика не были ваххабитами?
- Они были его братьями, - возразил Ямадаев.
- Значит, мы не договорились?
- Я этого не говорил. - Командир спецназа хотел помочь товарищу, но не знал чем. С Маликом договариваться бесполезно. Он может поставить жесткие условия главе нынешней администрации Чечни в духе Скумбатова: или вы закрываете глаза, или я бросаю работу. Куда он денется - уедет в Москву, в Питер - неважно. Важно, что не будет авторитетного и преданного человека у Казбека Надырова. Человека, относящегося к ведомству, которому пророчили будущее в Чечне и на него же рассчитывали, человека из УВД.
Надырову нужно укреплять свой "трон", и он уже окружает себя надежными людьми. Кого-то покупает, кого-то ему отдают на откуп. Ему нужен порядок, а порядок военный свое отжил, чекистский не годился в корне. Как глава города подбирает себе, или под себя, начальника милиции, так и Надыров уже подобрал человека, который станет не по правую его руку, но позади. А это очень важно. И если он потеряет его, потеряет тыл и в тот же момент власть. Аксиома.
А вообще для Надырова власть сомнительна, пока федеральные войска в республике.
Еще немного, и Малик, которому Надыров не видел замены, приберет к рукам разрозненные банды боевиков; некоторые по его призыву спускаются с гор и идут служить в милицию. Будет ли двоевластие в Чечне? Вряд ли. Но вот из двух громких голосов правом вето будут обладать двое. А это уже анархия.
Джабраил - военный, он поступил мудро, когда, одевшись в камуфляж, спасал жителей Гудермеса и входил с генералом Трошевым в город. Этого не сделал больше никто из влиятельных людей республики.
Вот сидит перед ним русский, кровник его земляка. Но в душе нет позыва пригласить для продолжения беседы еще одного человека. Малика. Почему нет позыва? Может, душа устроена у всех по-разному?
- Я не стану мешать тебе, Саня. Делай свое дело. Но если мне прикажут, я убью и тебя, и твоих товарищей.
- Кто прикажет, Джабраил?
- Генштаб, - коротко ответил Ямадаев. - Я человек военный и состою на службе Российской армии.
- Что скажет товарищ Жюков? Что скажет Гэнштаб? - с акцентом сказал Скумбатов.
- Да, Генштаб.
Командир спецназа знал цену своим словам и отвечал за них. И говорил искренне. Недоговорил лишь одного: если бы ему приказали уничтожить Малика, он бы сложил оружие.
- Слушай, - сказал Джабраил, - если ты пришел сюда за союзником, то ошибся адресом. Но я краем уха слышал, что Малик привез в Грозный своего кровника. Помнишь, я говорил тебе о подвале в своей роте? Так вот, сейчас подвал грозненского ОМОНа так же пуст, как и мой. За исключением одного человека. Его Малик от себя не отпустит. Так что ты найдешь его там.
- А склад позади базы?
- Вряд ли там кто-то есть. Время от времени Малик скрывает там бойцов, которые мелкими группами просачиваются через российско-грузинскую границу или просто спускаются с гор. Кому-то из них Малик выправляет документы; а те, кто находился в федеральном розыске, покидают убежище лишь для того, чтобы осуществить теракт, тайно встретиться с друзьями и родственниками. Но вот уже месяц я ничего не слышал об этом. Может, Малик имел серьезный разговор с Надыровым, кто знает?
Джабраил в раздумье потеребил мочку уха.
- Ты сказал, чти я однажды видел человека, которого Малик привез на свою базу. Честно говоря, не могу припомнить, когда бы мы с ним могли встретиться.
- Видел, Джабраил, и знаешь его по кличке Пантера. Он ножи классно метает - ты еще удивлялся.
- Его я помню, но мы говорим о разных людях, Саня. Малик хочет поквитаться с летчиком, пилотом "Су-24", его он привез на свою базу. Разве ты не знал?.. Э, Саня... Выпьешь водки?..
Пыльная неровная дорога, "УАЗ" нещадно трясет на ухабах, Саня Скумбатов возвращается в Грозный, думает о пленнике, о начальнике ГРУ Думает о Джабраиле. Но в первую очередь - о Марковцеве. Хорошо зная Сергея, Скумбатов все же не знал, как ему поступить. Как ему сказать, что все это время они тянули пустышку? Как назвать пустышкой пусть и незнакомого, но своего брата-военного? Как, промолчав, сдержать тяжелый взгляд бывшего комбата: "И ты, Брут..."?
Как можно сбить его перед финишной лентой? Падения не избежать, но пусть оно произойдет за чертой.
Марку нельзя говорить правду по одной только причине. Он по большому счету - голова, мозг операции. Сейчас он работает на одних эмоциях, и это в данном случае хорошо. А удар по рукам равносилен удару по качеству, по времени, по настрою. Но в то же время - удар по доверию, дружбе.
Марк остынет; но до той поры он, ранимый именно в этом вопросе, работающий на вере и надежде на спасение человека, будет ненавидеть всех и каждого. Прикроется ли тем, что кровная обида выступила пеной у рта именно недоверием к нему, неверием в его силу? Не прикроется и не скажет, за него скажут его глаза, не перестающие удивлять усталостью и долей сумрачности.
Ах, если бы организм Марка работал на другом топливе, черпал энергию не из своей бездонной бочки эмоций... Тогда все было бы по-другому. Просто он такой человек, его уже не переделаешь.
Джабраил Ямадаев: "Саня, так ты решил идти до конца?"
Саня Скумбатов: "Да, Джабраил".
"Малик мстительный человек, не оставляй его в живых. Погоди, Саня. Я знаю, о чем ты думаешь, какие мысли тебя привели ко мне и какие уводят от меня. Но я хочу сам сказать, почему помогаю тебе. Меня как чеченца ненавидят русские, но мне плевать на это, я живу в своем маленьком государстве. Хочу ли я мира?.. Я не хочу войны. Потому что во второй раз я не стану спасать свой город, а начну защищать его. Это все, Саня, удачи тебе и твоим товарищам".
"УАЗ" продолжает трясти на ухабах, Саня Скумбатов думает о пленнике, о начальнике ГРУ, который, конечно же, знал настоящее имя пленника. Не мог не знать.
А положение у пленника - врагу не позавидуешь. Спруту приходится действовать настолько осторожно, чтобы не потревожить ни МВД, ни ФСБ. Он и раньше брал на себя ответственность за диверсионные акции, но сейчас сложилось такое положение, что от его инициативы могла взорваться пороховая бочка, название которой - Чечня.
Трудно поверить, что лишь один человек, командир чеченского ОМОНа, мог развязать очередную войну. Но так оно и было. Он руками десятка полевых командиров мог нанести удар по любой точке Северного Кавказа.
