Дом в Черемушках был расположен на темной, неосвещенной улице, но она привыкла не обращать внимания на подобные мелочи, помня, что в ее сумочке лежит пистолет. Она остановила машину рядом с домом и вышла из нее, когда часы показывали половину десятого. Метрах в ста от нее стоял автомобиль. Это был обычный синий «БМВ» старого образца. В нем сидели двое. Когда Надежда вышла из машины, один из них поднял переговорное устройство.
— Внимание, — сказал он, — она вошла в дом.
— Понял, — ответил неведомый собеседник.
Виноградова вошла в подъезд. Кругом было привычно сыро и грязно. Остро пахло мочой. Расслоение общества, достигшее своего апогея к середине девяностых, разделило и жилищный фонд Москвы на несколько неравноценных категорий.
В первую входили так называемые элитные дома «новых русских», нуворишей, очень богатых чиновников, успевших получить свою долю государственного имущества при дележе государственной собственности. В этих домах была своя частная охрана, квартиры отделывались самыми лучшими материалами и напоминали небольшие дворцы, а царившие внутри дома чистота и порядок служили эталоном современного жилищного фонда.
Во вторую входили дома бывших партийных и советских работников, бывшие «сталинские» дома, мощные, внешне красивые, внутри неудобные кирпичные дома индивидуальной постройки. В этих домах были свои домофоны, лифты работали Довольно исправно, подъезды и лестничные площадки были относительно чисты, а квартиры напоминали о былой роскоши или сдавались иностранцам для нового «евроремонта».
В третью категорию входила основная масса строений, где всегда было грязно, темно, сыро и неприятно. Квартиры маленькие, кухни очень маленькие, а условия жизни далеки от нормальных. Случались перебои с водой и светом, особенно часто с отоплением. В эту категорию входили «гранды», построенные относительно недавно и не успевшие еще заплесневеть, и бетонные пятиэтажки, неизвестно как державшиеся на одном растворе песка с примесью цемента и очень плохим бетоном, способные развалиться от первого толчка.
Надежда Виноградова жила в доме третьей категории, который, к счастью, не относился к «хрущевским» пятиэтажкам, но и не был «грандом». Это был просто обычный, старый, типовой дом, построенный в середине пятидесятых, уже без архитектурных излишеств, которые были осуждены партией, но и лишенный тех нормальных условий для жилья, о которых сама партия впоследствии не вспоминала.
Виноградова прошла к лифту. Нажала кнопку вызова. Он не работал. Это ее не особенно удивило. Лифт не работал уже третью неделю. Каждый раз обещали починить, но каждый раз выяснялось, что починить его невозможно. Она посмотрела наверх. Не на всех этажах горел свет. Придется идти, как обычно, по лестнице, со вздохом подумала она. После переезда из Молдавии, когда она развелась с мужем и попросила перевода в Москву, к родителям, ей пришлось ждать около шести месяцев сначала перевода, а затем достаточно долго и получения этой квартиры, которую ей дали только в результате настойчивости ее бывшего руководителя. Две маленькие комнатки в этом месте Москвы были счастьем, и на большее она не претендовала. Последние несколько месяцев они встречались с Рустамом, но об этом никому не говорили, не подозревая, что все в Бюро знают об их отношениях.
Поднимаясь по лестнице, она обратила внимание на лежавшего в углу лестничной площадки между вторым и третьим этажами пьяного бомжа, который довольно часто приходил ночевать именно в их дом. Обойдя лежавшего на полу человека, она брезгливо поморщилась. Почему-то этот тип облюбовал именно их подъезд. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Дверь в подъезде не закрывалась, и в дом мог забрести любой оставшийся без крыши над головой человек. Она поднималась по лестнице, чувствуя непонятную вину и за этого человека, спавшего на полу в ее доме, и за весь дом, пребывающий в таком неприглядном виде.
Ее квартира находилась на третьем этаже. Она дошла до своей площадки, оглянулась. Все было спокойно. На площадке было три квартиры. В одной, трехкомнатной, жила большая семья из шести человек. В другой, однокомнатной, — одинокая пожилая женщина лет шестидесяти, у которой Надежда иногда пила чай или брала хлеб, когда не успевала купить.
Она достала ключи, собираясь открыть дверь, когда соседняя дверь открылась. Из нее вышла соседка, одетая для прогулки в город.
— Здравствуй, Наденька, — приветливо сказала соседка, — у меня, кажется, снова начал барахлить телевизор. Может, посмотришь?
У соседки часто портился ее старенький телевизор еще советского производства, который Надежда каждый раз приводила в чувство с отверткой в руках. Она в детстве увлекалась техникой, но в конечном счете попала на юридический факультет. Ей показалось, что соседка почему-то смотрела на нее не так, как обычно.
— Я зайду к вам попозже, — улыбнулась Надежда, вставляя ключ в замочную скважину и собираясь открыть дверь. Но соседка внезапно схватила ее за руку.
— У меня не показывает телевизор, — нервно сказала она, — идем со мной, сама убедишься.
Надежда удивленно посмотрела на женщину.
— Хорошо, — сказала она, — я посмотрю ваш телевизор. Соседка прошла вперед, ожидая, что Виноградова последует за ней. Та вынула ключ из замка и шагнула следом. Едва она переступила порог, как женщина быстро захлопнула дверь и заперла ее.
— Я не хотела тебе говорить, — взволнованно сказала она, — но в твоей квартире кто-то есть. Я видела в «глазок», как двое возились у твоей двери.
Потом один вошел в квартиру, а другой ушел. И он еще в твоей квартире.
— Когда это было? — моментально все поняла Надежда.
— Два часа назад. Я все время прислушивалась, но он там сидит тихо как мышка. Наверно, ждет, когда ты придешь. Я думала сначала позвонить в милицию, но потом решила дождаться тебя. — Она показала на стул.
— Два часа сидела у двери, боясь тебя пропустить.
— Спасибо большое, — растроганно сказала Виноградова, обнимая свою соседку. Она прошла к телефону и быстро набрала Номер. Максимов еще был в своем кабинете. В последние дни из-за болезни генерала он уходил позже обычного.
— Докладывает Виноградова, — несколько напряженным голосом сообщила Надежда, — я только что вернулась домой, и, по сообщению соседки, у меня на квартире засада. Прошу выслать помощь.
— Где ты сейчас находишься? — спросил Максимов.
— В соседней квартире.
— Там дверь надежная? Она посмотрела на дверь.
— Не очень, — честно призналась она.
— У тебя есть оружие?
— Да.
— Не открывайте никому дверь. Если кто полезет, стреляй. Мы немедленно выезжаем. Только никому не открывайте.
— Спасибо, — она положила трубку. Теперь можно быть уверенной, что помощь прибудет вовремя. Вряд ли ее убийцы начнут ломать дверь, не опасаясь привлечь к себе внимания. Главное, пересидеть здесь до того момента, когда появятся сотрудники Бюро координации.
— Они приедут? — спросила соседка.
— Да, — кивнула Надежда, — обещали приехать. Спасибо вам еще раз за все, Кира Гавриловна. Хотя нет. Подождите. Он может сбежать. У вас есть металлический брусок? Или какая-нибудь труба?
— Нет, — удивилась хозяйка.
Надежда оглянулась. В доме не было ничего, что могло бы подойти. Она прошла в ванную комнату. Швабра. Длинная, плотное дерево. Может, все-таки подойдет? Ее дверь открывалась внутрь, как и большинство входных дверей. И если вставить швабру в отверстие дверной металлической ручки, между стеной и дверью, то убийца не сможет просто так выйти из квартиры. Она решительно взяла швабру.
— Давайте попробуем, — предложила она. — Я буду держать дверь под прицелом, а вы выйдете из квартиры, как будто собираетесь убирать лестничную площадку. И быстро вставите швабру в дверную ручку. Только быстро, иначе человек, который прячется в моей квартире, может обо всем догадаться.
— Я поняла, — улыбнулась Кира Гавриловна, — не беспокойся. Я в молодости мечтала стать актрисой, даже выступала в нашей заводской самодеятельности. Сейчас увидишь, как я все сделаю.
Она взяла швабру. Надежда вытащила пистолет, проверила оружие и осторожно открыла замок.
— Конечно, мы здесь все уберем, — громко сказала Кира Гавриловна, выходя из квартиры со шваброй в руках.
Виноградова стояла на пороге, держа наготове пистолет. Если убийца откроет дверь, она выстрелит раньше, чем он поднимет руку. Но все это не понадобилось. Кира Гавриловна вышла на лестничную площадку, наклонилась, словно рассматривая что-то на полу, и вдруг, поднявшись, ловко и быстро вставила швабру в дверную ручку Надеждиной квартиры. После чего показала язык и вернулась в свою квартиру.
— Вот и все, — улыбаясь, сказала она.
И в этот момент за дверью послышалось шевеление, словно догадались, что их провели. Виноградова быстро захлопнула дверь соседской квартиры и за дальнейшим наблюдала в «глазок». Кира Гавриловна стояла рядом.
