Я кивком подтверждаю его надежды. И выслушиваю монолог о том, что он, человек у кормила власти, вынужден лоббировать в правительстве некоторые производственные вопросы, связанные с умирающей химической промышленностью. И не только ради живота своего, но исходя из общенациональных интересов. Я внимаю: конечно-конечно, национальные интересы прежде всего, как без этого — без этого никак нельзя, надо блюсти интересы державы и как можно больше выпускать ядовитых феноло-формальдегидных смол и прочих стирол-радон-сульфатов на душу населения. Чтобы потравленный народец наконец понял, что жизнь прекрасна и удивительна, и принимать её надо такой, какая она есть.
Вот откуда у нас, гражданин Фиалко, миллиончик вечнозеленых на защиту личной чести и достоинства. Во времена бескомпромиссной борьбы с расхитителями социалистической собственности вас бы без промедления шлепнули у стеночки, а сегодня вы находитесь под защитой демократических завоеваний. Впрочем, это меня меньше всего интересует. Мы живем по законам текущего времени и поэтому я внимательно слушаю вас, голубого мазурика, а не пускаю в утильсырье.
— То есть, как понимаю, с генералами от Химии вы открыто не конфликтовали?
— Упаси Боже!
— И выполняете все взятые на себя обязательства?
— Безусловно, — смотрит честнейшими глазами.
Я делаю вид, что верю. И как можно не верить такому чистому печальному взору? Но на всякий случай, используя собственный шифр, записываю данные о нескольких фигурантах с генеральскими эполетами, где вместо звездочек блистают кристаллики неизвестной науки красной ртути.
— Что еще? — спрашивает истомленный откровениями хозяин. — Кажется, все?
— А кино?
— Ах, да, — вспоминает. — Право, ничего интересного, Александр.
Я настаиваю — надо, Михаил Яковлевич, надо, исключительно для пользы дела. Ну разве что для пользы дела, обреченно отмахивает рукой в сторону кабинета — там видеоапаратура. Я поднимаюсь с пуфика и вижу: дверь гостиной приоткрывается и на пороге… призрак в легком воздушном пеньюаре. Потом понимаю — это девушка, вполне земная: с распущенными светлыми волосами, с превосходными телесными формами, угадываемые за сквозным шифоном.
— Ты не один, папа, — говорит мягко. — Я пришла сказать тебе спокойной ночи. Ирвинг Моисеевич уже спит в бельэтаже.
— Да-да, мой ангел, — господин Фиалко целует полусонную дочь в лоб. Спи, дружочек, а мы ещё поработаем.
Прелестный призрак исчезает, оставив за собой шлейф дорогих духов и таинственности. Надеюсь, девушка не ведает о скелетах, как выражаются англосаксы, которые висят в шкафах папы?
— Это Марина, — возвращается тот. — Утром я вас познакомлю.
Я иду в кабинет за хозяином, похмыкивая от его оптимизма: до утра ещё надо дожить и вообще неизвестно, где буду через час.
В кабинете нас встречает тишина и тени великих, чьи мысли и гениальные устремления спрессованы в книжных кирпичах с позолоченными корешками. На дубовом письменном столе старинная лампа, которой, похоже, пользовался великий Ильич, изобретший одноименную лампочку. Я присаживаюсь перед телевизором. Господин Фиалко ключиком открывает сейф — извлекает видеокассету.
Пятиминутный эпизод из любительского фильма мне категорически не понравился. Если быть откровенным до конца: более омерзительного зрелища на экране ТВ я не видел в своей непродолжительной и грешной жизни. Неизвестный мне порнограф хорошо владел своей профессией. Это была жесткая непристойная порнография, где помимо известных мне лиц, участие принимали два мальчика-херувимчика лет по тринадцати. Два пьяных в дымину извращенца делали с ними такое, что у меня появилось стойкое желание набить морду великодержавному сановнику.
Проявив волю и понимание, что банальным мордобоем мир не изменить, я после просмотра задал несколько конкретных вопросов: где это происходило и откуда мальчики?
— Не знаю, право, — призналось высокопоставленное животное. — Это все Николя. На День независимости выпили на фуршете, понимаешь, а потом затащил меня на какую-то дачку. Там мы взяли грамм по сто коньячку и я… как с ума сошел, ей-Богу. Эти дети? Ничего не помню, клянусь. Я с такими ни-ни. Не понимаю, как все вышло, честное слово.
А что тут понимать: кто-то работал просто, но эффективно, пристроив влиятельному лицу западню. И тот угодил в нее, как петух[4] в ощип.
И не надо никаких долгосрочных интрижек под кремлевским пыльным ковриком. Достаточно показать три кадра по общенациональному телевидению. Это даже не политическая смерть, это куда хуже — проклятие всему роду. Так что цена в миллион долларов теперь не кажется такой фантастической. Вопрос в другом: нужно ли мне спасать этого растленного шкурника? Схема шантажа не столь сложна, как кажется на первый взгляд. Достаточно выяснить, кому такое кино наиболее выгодно на данный политический момент? Кто заказчик сего малохудожественного произведения, остальное — дело техники.
— Так, Михаил Яковлевич, — говорю несколько вызывающе, — я начинаю заниматься этим неприятным, простите, делом, но с тремя условиями. Первое: мне нужен список всех ваших знакомых, кто общался с Маковым.
— Ну, он юноша общительный, — передернул плечами господин Фиалко. Трудно вспомнить так сразу.
— Вспоминайте, время есть. Второе: сто тысяч баксов наличными в счет будущего гонорара. На мелкие расходы, — и посчитал нужным объяснить. Информация нынче дорого стоит.
— Сто тысяч, — задумался мой собеседник. — Хорошо я закажу в банке. Привезут к десяти утра. И что третье?
— Но это уже после всего, — ответил я, посчитав, что рановато будет половинить обещанный миллион, и выразил желание вздремнуть минут триста.
— Не хотите поужинать?
Я отказался — так поздно не принимаю пищу. На этом наше ночное бдение закончилось. Хозяин вызвал заспанного служивого бесхребетного человечка, который препроводил меня на бельэтаж.
Комнатка для гостей была уютна и функциональна: зашторенное окно, кровать, столик, телевизор. Я лег в постель, стащив только куртку. В незнакомой местности menhanter не должен терять бдительности. И потом — не покидало чувство брезгливости, будто меня перекормили бисквитными пирожными. Ненавижу пирожные, и очень давно.
Дождь слезно скоблил стекло, поскрипывали корабельные сосны, за деревянной стеной храпел аденоидный адвокатишко — все эти мирные звуки убаюкивали. У меня было одно примечательное профессиональное качество: разгадывать во сне жизненные ребусы. Полученная за день информация трансформировалась в мозгах и утром я, отдохнув, мог уже работать по самому оптимальному варианту.
Первое впечатление такое, будто кто-то решил взять господствующую высотку на кремлевском холме. В таких случаях: цель оправдывает любые средства. Любители кинематографа действует грязно, нагло и без лишних сантиментов. Возможно, даже малость потравили дустом господина Фиалко? Почему бы и нет? Кто же это может быть?
Чтобы ответить на этот вопрос и другие, надо сделать следующее: широко кинуть информаторскую сеть — вдруг туда угодит трепыхающаяся рыбеха. Потом побеспокоить полковника Старкова: а если господин педераст прав, и его высокой персоной занимаются люди у Тела. Маловероятный факт, так мелко мои бывшие коллеги не работают. Что еще: узнать, кто на самом деле перетащил перспективного Михаила Яковлевича в столицу? Почему не называет имени своего патрона? Не называет — значит, есть на то свои причины. Какие?.. Интересно, а какие могут возникнуть отношения между мной, приземленным мужланом, и девичьем призраком?.. Имя призрака Марина? Она весьма недурна собой, весьма…
… Просыпаюсь от тишины и утреннего блеклого света. За окном разгуливается новый день, солнце пока в плену деревьев, темных от дождливой ночи. Я слышу далекие голоса — господин Фиалко занимается проблемами дома или заказывает сумму, необходимую для неотложного решения проблемы.
Я потягиваюсь — лежать бы так вечно и не думать о времени, убывающим со скоростью экспресса от станции Жизнь. Увы, надо подниматься, говорю себе, надо, menhanter.
С этой жизнелюбивой директивой вываливаюсь из постели в ванную комнату, привожу себя в порядок и скоро предстаю перед семейством Фиалко и адвокатом, хлебающим горячий кофеек на чистенькой веранде.
— Прошу вас, Саша, — хозяин жестом руки приглашает за стол. — А мы не хотели вас будить. Как спалось? — И, не дождавшись ответа, представляет: Познакомьтесь, Марина, моя дочь, а это Александр, он работает у нас в области страхования.
— Очень приятно, — от ночного призрака ни осталось и следа: девушка современна: макияж и дежурная улыбка, в джинсовом костюме и кроссовках.
Я отвечаю тем же: и мне очень приятно, и следую приглашению составить компанию. Тут же под рукой начинает хихикать Ирвинг Моисеевич:
