Все получилось, как она хотела: щедрый кавалер, ресторан у моря, дорогие подарки. Но все было совсем не таким: и кавалер не тот, и жизнь не такая, хоть и красивая. Миндия сделал ей предложение, и следовало дать ему ответ. Лена понимала, что в случае отказа ей придется покинуть дом Георга. Следовало принять решение. Разумнее всего – телеграфировать в Москву, попросить у мамы денег на обратный билет. Мать, конечно, не миллионерша, у нее каждая копейка на счету, но деньги она найдет и в беде дочь не оставит. Вот только потом мама всю жизнь пилить ее будет: «Я говорила, а ты не слушала! Смотрите, какая самостоятельная стала, все сама знает, во всем разбирается, но чуть что – мама, помоги! То-то, впредь будешь слушать, что тебе говорят».
Мать Лены работала на заводе, считалась передовиком производства и очень гордилась тем, что ее портрет висит на Доске почета. Лена насмотрелась на мать и ни за что не хотела жить так же. «Что она в своей жизни видела, кроме работы? – рассуждала Лена. – Ни платья выходного, ни бус, ни колец – ничего, мужа – и того нет! Лишь однажды мать была у моря. До войны, когда мне было четыре года. А потом, в лучшем случае, отдыхала на чужих дачах в Подмосковье. Куда это годится? Война давно закончилась, и жить надо радостно, не так серо и уныло, как прежде».
Матери надоело учить уму-разуму свое взрослое дитя. Она была женщиной практичной и смотрела на вещи трезво. Она не одобряла стремления дочери к красивой жизни, считала это дурью, но выбить ее из хорошенькой головы Лены не могла.
– И в кого ты такая уродилась? – удивлялась она. – Но ничего, жизнь тебя научит, все на свои места расставит.
Безапелляционность матери Лену раздражала. Почему это она считает, что иначе, чем у всех прочих, жизнь ее дочери сложиться не может? Разве она не хорошенькая? Все говорят, какая она красавица. И не дура ведь! Мать сама же об этом ей говорила, а она просто так не скажет. Так почему же Лене, умнице и красавице, не жить лучше, чем другим? Она достойна красивой жизни и докажет это всем. И матери, и соседкам, провожающим ее косыми взглядами, и этому неудачнику – Калинкину!
Нет, возвращаться домой с видом побитой собаки ни в коем случае нельзя. Не дождутся!
Лена взглянула в огромное зеркало, висевшее на стене, и, в очередной раз убедившись в своей привлекательности, пошла к Миндии.
* * *
– Пусть она будет счастлива, пусть она будет счастлива… Господи, сделай так, чтобы Ленка была счастлива! – словно в забытьи шептал Архип.
Проводив любимую девушку, он отправился домой пешком. Солнце уже палило достаточно жарко, но горожане не торопились выйти на улицу – они еще отсыпались после трудовой недели. Калинкин не заметил, как отмотал полтора квартала и оказался в сквере – свежем и тихом, пока еще не наполнившемся голосистой детворой. Его одолевали разные думы, преимущественно тяжкие, и были они все связаны с Леной. Он словно чувствовал что-то неладное, но ничего поделать не мог – она вольна поступать, как считает нужным, и любить, кого захочет. Архип пытался себя обмануть – он надеялся на взаимность. Пусть не сейчас, но хотя бы потом Лена его полюбит, увидит, какой он хороший, оценит все, что он для нее делает, и подарит ему счастье. Он подождет, лишь бы она была потом с ним. Но разум подсказывал Архипу, что этому не бывать. Его любимая абсолютно к нему равнодушна. Ну не лежит у нее сердце к нему, что ж тут поделаешь! И Архип решил ее отпустить, как бы горько это ни было для него. С отъездом Лены для юноши опустела вся Москва, весь мир и его сердце. Стало ему очень одиноко и неуютно в этом большом городе. Он поднял глаза и посмотрел вдаль, где виднелось небольшое строение. Серые купола и золотые кресты на фоне небесной синевы – храм Воскресения Христа.
– Храни ее Господь, – прошептал Архип. Он оглянулся по сторонам и украдкой перекрестился.
О том, что Лена вышла замуж и осталась в Абхазии, Архип узнал от ее матери. Это случилось через год после их расставания. Он взял адрес и поехал к ней на Кавказ.
Лена жила в горном поселке, от которого до моря было далеко. Ее дом Архипу показался тоскливым – одинокий, словно луна в небе, только поле вокруг и ущелье неподалеку. В дом Архип заходить не стал, все-таки он Лене не родственник, а она – замужняя дама. Он наблюдал за ней издали, когда она выходила во двор. Поговорить они смогли только на рынке, в Сухуми, куда в субботу поехала Лена за продуктами. Лена была одета в долгополую одежду, ноги скрыты юбкой почти до пят, на голове – платок. Архип заметил, что Лена раньше так не одевалась. На ее загорелом лице обозначились первые морщинки, в больших бирюзовых глазах поселилась печаль.
– Архип? – удивилась она.
– Я приехал узнать, как ты? У тебя все хорошо? Ты только скажи. Если тебе здесь плохо, я тебя заберу!
Лена осталась верна себе. Гордый взмах головы, насмешливый взгляд и снисходительный тон: мол, у меня все отлично, Архипушка! Заботливый муж, и дом – полная чаша. С чего ты взял, что я с тобой захочу уехать? Мне и здесь хорошо.
Лена подняла свою большую корзину и направилась к прилавку с рыбой. Архип остался стоять, глядя ей вслед.
«Здесь ужасно. Я так измучилась! Забери меня обратно, в Москву!» – хотела закричать Лена, но самолюбие взяло верх. Она долго и придирчиво выбирала рыбу, украдкой поглядывая на Архипа. Наконец Лена не выдержала, вернулась к нему и разрыдалась:
– Прости меня! Прости за все! Я не должна была этого делать!
2009 г. За месяц до похода
«Дружба» между Алексеем Суржиковым и Валерием Фианитовым выражались не только в их рукопожатиях при встречах, сопровождаемых фальшивыми улыбками обоих «приятелей», но и совместными увлечениями. Кроме парусного спорта, в который они были вовлечены независимо друг от друга, у них еще имелась общая страсть к бильярду.
Алекс играл со школы, но с большими перерывами. К высотам мастерства не стремился, поэтому оставался на хорошем любительском уровне. О его хобби мало кто знал. О нем людям стало известно случайно. Однажды, когда на одном из перекуров в «Атриуме» зашел разговор о бильярде, Суржиков поразил коллег своим знанием тонкостей этой игры. Он настолько интересно рассказывал, что буквально каждому из присутствующих тут же захотелось взяться за кий. Результатом этой беседы стал коллективный поход в бильярд-клуб. Суржиков играл хорошо, но разделывать под орех своих коллег не стал. Он даже проиграл две партии достойным соперникам. Фианитова среди них не оказалось. Смириться с поражением «всухую» Валера не мог. Его амбициозная натура требовала реванша. Он стал тренироваться с усердием спортсмена, готовившегося к олимпиаде. Вскоре он уже играл с Алексеем на равных, а однажды обыграл его с приличным счетом. Радость победы слегка омрачало отсутствие досады на лице проигравшего – Суржиков отнесся к своему поражению легко, как к отходившему от остановки трамваю, на который он опоздал.
Фианитов и сам не заметил, как всерьез увлекся бильярдом. Он стал уверенным игроком, и партии с любителями для него уже были неинтересны. Оказалось, что всегда выигрывать тоже довольно-таки скучно.
– Ты говорил, что вхож в элиту бильярдистов. Сведи меня с ними! – попросил он Алексея.
– Это своеобразная публика, я бы не советовал тебе с ними связываться.
– Но ты же связался, и ничего, – напирал Валера.
– Никакой радости от этого не испытываю.
Суржиков все же сдался, и уже через неделю Фианитов получил приглашение в закрытый бильярдный клуб.
Милый особнячок на побережье Финского залива в Комарово, притаившийся за каменным забором цвета папайи, внушал уважение – по нему можно было судить о благосостоянии собиравшихся в нем людей. Ворота бесшумно распахнулись, приглашая пройти в ухоженный двор. Пушистые елочки, фонарики, стриженые газончики, вымощенная мелким булыжником дорожка, по которой Валера направился к дому. Его встретили молчаливые охранники, а сам хозяин ожидал в гостиной, расположенной на втором этаже. Фианитов поднялся по винтовой лестнице с ольховыми перилами и ковровой дорожкой на ступенях. Дом был богатым, с неизменным южным колоритом: ружья на стенах и ковры с национальным рисунком, к которым Звиад питал особую слабость. Даже у себя в офисе он не обошелся без добротного ковра. Будь его воля, он бы отказался от привычных стульев и кресел и принимал бы гостей, сидя на ковре. Сам он любил отдыхать полулежа, опершись на руку, согнутую в локте. В этой позе и застал его Валера, войдя в гостиную.
Это был не первый визит Фианитова к Звиаду. В прошлый раз он сюда приходил вместе с Суржиковым. Познакомился, осмотрелся, сыграл несколько партий и по достоинству оценил соперников – особое общество, в котором было приятно гонять шары. Хозяин особняка ему тоже понравился: радушный, гостеприимный, он уважал людей и умел слушать. Судя по его шикарной библиотеке, располагавшейся в холле перед бильярдной, Звиад любил книги, а это говорило о многом. Звиад умело создавал такую атмосферу, в которой каждый ощущал себя самым важным и дорогим гостем, он говорил то, что люди хотели слышать, и все это – без грубой лести. Фианитов любил вкусно поесть, а Звиад знал толк в угощениях, хотя оценил Валерий это не сразу.
