«Не мелочь же у магазина сшибать? — Макс брел по улице и встречал знакомые лица. — Город маленький, сейчас моя вывеска примелькается, и придется иметь дело с местной братвой или ментами. Сто пудов, что у вчерашних телок есть родственник-мент. Стукнут, мол, появился залетный черт. Мусора на аллее меня примут, доказывай потом, что перепутал этот город невест с Иваново. Нет, к бабам больше нельзя, они меня запомнили».
Дождавшись открытия торговли, Макс купил одноразовый станок и побрился в глухом проулке, соскребая щетину насухую. Вместо лосьона воспользовался ледяной водой из колонки. Заодно помылся и утолил жажду.
«Что я на телках зациклился, Казанова хренов? — пришло в голову аферисту. Очевидно, вода из колонки обладала волшебным действием. — Не срастается с ними — оставь карьеру многоженца, только два дня потерял. Вокруг полно непуганых идиотов, готовых пульнуть в меня миллионом-другим рублей, а я отираюсь по тернистым аллеям в поисках несбыточной мечты. Бабы до добра не доведут. Пора браться за дело всерьез!»
Макс мог навариться на человеческой наивности, жадности или безрассудстве миллионом разных способов. Во всяком случае, этих способов, вспоминая и перефразируя того же О’Генри, у него было не меньше, чем рецептов приготовления картошки у белоруса. Ничуть не менее прибыльной особенностью человеческой психики были страхи. Людям свойственно всегда чего-то бояться: мышей, темноты, китайцев, увольнения с работы или ядерной войны. Страхи гнездятся в каждом, и поделать с этим ничего нельзя. Макс использовал их как дверь для ввода клиента в страну заблуждений.
Подгоняемый зовом желудка, Макс свернул в забегаловку, у входа в которую, несмотря на ранний час, приткнулся красный «фольксваген-гольф-кантри», по самую крышу забрызганный глиной. Скромный, но приличный внедорожник понимающего толк в технике фермера.
Воодушевленный, Макс ввалился в кафе и сразу заметил сельского предпринимателя, мужчину лет пятидесяти, в пиджаке и брюках, понизу заляпанных приметной засохшей грязью. Кроме мужика, в зале больше никого не было. Мужчина разговаривал о чем-то с барменом, подставляя стопарь под новую порцию водки. «Терпила!» — прозвучал в голове Макса сигнал к бою.
Он выгреб из кармана жалкие тысячные купюры. Денег набралось аккурат на одну кружку пива. Макс взгромоздился на табурет возле стойки, бок о бок с лохом в испачканном костюме, который только сейчас заметил нового посетителя. Он пьяно и заторможенно сфокусировал взгляд на Максе, а Макс в упор смотрел на него, уже ничего не боясь и ни в чем не сомневаясь. Жертва была что надо!
Владимир Иванович Меньшиков считал себя настоящим коммунистом и всегда поступал так, как подсказывало бьющееся за партбилетом сердце. Когда Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Михаил Сергеевич Горбачев объявил о перестройке, гласности и прочей интенсификации, Владимир Иванович работал на ответственном посту директора лесопилки. Производство бруса и вагонки было налажено Меньшиковым на пять баллов, если оценивать с точки зрения личного дохода, или на пять лет, если подойти к вопросу с точки зрения сотрудника ОБХСС. Поэтому, когда правительство стало поощрять частное предпринимательство, Владимир Иванович всем сердцем принял новый курс партии и влился в кооперативное движение. Технология получения обрезной доски была изучена давно и прочно, а умение разбираться в людях позволило набрать рабочих в меру пьющих и почти не ворующих. За прогулы Владимир Иванович наказывал рублем, за воровство увольнял сразу и бескомпромиссно. Так подсказывала ему совесть коммуниста, и она не ошибалась. Совесть не подвела, когда наехали бандиты. Меньшиков договорился платить, а когда между областными группировками едва наметились признаки войны, Владимир Иванович легко сменил крышу и не оплошал: набирающее силу движение ветеранов-афганцев буквально за полгода слило мелкоуголовных бройлеров в клоаку истории. Совесть не позволяла платить партийные взносы сомнительной клике новых коммунистов. После путча Владимир Иванович партбилет сохранил, но с КПРФ решил не связываться. Затем подули ветры новых экономических веяний, встреченные Меньшиковым с подзабытым комсомольским задором. Он приватизировал лесопилку и стал развивать производство с капиталистическим размахом. И тут пришел «черный вторник»…
Владимир Иванович пил горькую. Сердце коммуниста болело за судьбу отечества, разворованного продажной бандой Эльцина — Березовского. О банде с таким названием он прочел на заборе в Санкт-Петербурге и с тех пор называл виновников народных бед именно так. Хотелось отдать их всех под суд. Жалко было денег. Скачок курса доллара сильно ударил по карману Владимира Ивановича, убив оборотный капитал и приостановив деятельность контрагентов. Работа замерла. Оставалось только пить. Квасить на лесопилке Владимиру Ивановичу было не совсем прилично, совесть коммуниста не позволяла подавать рабочим дурной пример, поэтому он бухал в городе, перемещаясь из бара в бар сначала за рулем, потом на такси. По заведенному распорядку он пил два дня подряд, а на третий отлеживался, чтобы совсем не сорваться в штопор. Сегодня был первый день.
С бодуна Меньшиков слегка притормаживал, поэтому подсевшего бандита заметил не сразу, а только когда рядом с ним поставили пивную кружку.
В зеркале за бутылками бара Макс разглядел свою свежевыбритую морду, на которой бешеным огнем сверкали голодные глаза. Его запросто можно было принять за ярого приверженца какой-нибудь идеи или просто сумасшедшего, что в принципе одно и то же. В кожане, футболке, с короткой стрижкой, он здорово смахивал на братка, и это делало внешность совсем пугающей.
— Твоя машина? — сначала надо было прощупать клиента на характер, на скорость реакции.
— Моя.
«Пуганый лох!» — Макс понял, что терпила — баран, совсем заколдырился в последнее время, а с таким за развод отвечать не придется, если только бармен никуда не позвонит.
— Что, козлина, слиться от нас хотел?! — гаркнул он, брызнув слюной в лицо сельскому предпринимателю, отчего тот моргнул и вздрогнул. — Хрен на рыло, гад!
Хребет директора лесопилки ощутимо дал прогиб.
— Да какие проблемы?..
— Проблемы? Это у тебя проблемы. Ты за свои косяки жопой отвечать будешь, если деньгами не хочешь. Становись, гребень, на четыре кости!
Владимира Ивановича затрясло. Похмельная опаска, когда нервничаешь по любому поводу и без повода, наложилась на алкогольную амнезию. Помнил он далеко не все, что творил спьяну. Неужели позавчера начудил такого, из-за чего за ним по всему району охотятся неизвестные бандиты? Похоже на то.
На лице Меньшикова отразилась сложная гамма чувств, которую Макс прочел как открытую книгу. Жулик возликовал, но виду не подал. Спешный темп импровизации не оставлял времени на гедонистические переживания.
— Очко бережешь, додик непроткнутый? Как вопросы закрывать будешь? Ты нам десятку задолжал.
— Ккр… — В глотке у Владимира Ивановича сдохла ворона. Он показал глазами бармену, что все нормально, и справился с собой. — Какую десятку?
— Бакинских. Десять тысяч долларов. Не помнишь? — взвился Макс.
«Где я попал? На чем? Проспорил? В карты проиграл? — погнал уже самостоятельно коммерсант. — Предоплата за пиломатериалы?»
— По старому курсу? — промямлил он, подразумевая расчет в рублях по докризисным расценкам месячной давности.
— По долларовому, — «разъяснил» гид по стране заблуждений, загоняя клиента дальше в непонятное. — В баксах.
Дома у Владимира Ивановича лежало даже больше. На черный день. Этот день, похоже, настал. Обращаться за помощью к крыше было решительно невозможно. Накатив водки на старые дрожжи, Владимир Иванович ничего не помнил и, перенервничав, уверенно чувствовал за собой косяк. Как объяснить афганцам проблему, если сам не знаешь, о чем идет речь? Однако наезжали явно по делу. Вина налицо, и, если привлечь крышу, придется платить еще и ей. Искушенный бизнесмен знал, что бандиты меж собой договорятся и выдоят барыгу досуха, ибо времена настали голодные, а аппетиты остались прежними. Дешевле будет заплатить и забыть.
— Хорошо. — Сердце коммуниста давно подсказывало забытое слово «экспроприация», но отшибленный страхом мозг не внимал. — Раз договор был, заплачу, конечно. Вы здесь посидите, я деньги привезу.
— Вместе поедем, — обрезал базар Макс.
Они сели в «гольф» и через несколько минут остановились возле кирпичного особнячка.
— В машине посидите? — угодливо спросил Меньшиков, которому не хотелось вести бандита в дом.
— Че ты дуркуешь? — ухмыльнулся Макс. — Куда я тебя отпущу? Для твоего же блага стараюсь, чтобы тебе в голову не пришло за плетку хвататься. Тогда придется тебя делать на глушняк. Сам посуди, ты дохлый, я без денег, оба в проигрыше, так?
