Лолуашвили давно ушел. Можно идти. Запер дверь на ключ, по витой лестнице спустился во двор. Кивнул хозяйке, что-то делающей у кустов роз. Та улыбнулась:
– С приездом, батоно Малхаз.
– Спасибо.
Выйдя за ограду, на секунду остановился у машины. Нет, он пройдется пешком. Так удобнее. Не спеша спустился по дороге вниз, пошел по улицам к вокзалу мимо двухэтажных белых особняков.
У входа в привокзальный скверик Гогунава остановился за кустом акации. Те скамейки, которые сейчас видны, пусты. В этой части скверика вообще никого нет, только воробьи копошатся на дорожке. Перешел, скрываясь за высокой оградой из кустарника, к другому входу. Увидел: сидят и ждут. Сергей Петрович, как всегда, в безукоризненном костюме и галстуке. Напарник далеко не форсистый, хотя в хорошей кожаной куртке. На вид – типичный уголовник. Это неприятно, но ничего, видел и не таких.
Убедившись, что на площади на него никто не обращает внимания, Гогунава вошел в сквер. Увидел, что ожидающие его шевельнулись. Сергей Петрович поправил дымчатые очки.
Приблизившись, Гогунава улыбнулся:
– Здравствуйте, батоно Серго.
– Здравствуйте, батоно Малхаз.
– Тенгиз меня зовут… – Напарник Сергея Петровича воровато оглянулся. Глазки у него прищуренные, зрачки прыгающие. Шестерка, другого не скажешь.
Гогунава сел рядом с Сергеем Петровичем. Подумал: «Запах французского одеколона… От этого человека всегда так и веет здоровьем и свежестью».
Сергей Петрович опять поправил очки суставом большого пальца:
– Будем говорить?
– Да, можно. Копия уже у вас?
– Да.
– Значит, о вещи представление имеете. А условия вы знаете.
– Представление имеем, цену знаем, но ведь мы прямо с поезда, да и тут не совсем удобное место. Вещь при вас?
– Нет. Надо ведь условия обмена оговорить.
Сергей Петрович одобрительно кивнул:
– Разумеется, батоно Малхаз. Для нас это тоже важно. Может, мы сначала устроимся, а потом уж где-нибудь посидим, поговорим? Тут есть ресторан, гостиница?
– Если это можно назвать гостиницей – по этой улице, слева. Ресторан прямо тут, привокзальный. – Сказав это, Гогунава подумал, что «Вокзальный» ресторан – отличное место для разговора. Говорить о серьезных делах в шумном зале намного лучше, чем здесь, в этом скверике, где за спиной по ту сторону кустарника ходят люди. Тем более разговор будет не простой. Он должен настоять на своих условиях обмена перстня на деньги.
– Тогда давайте часов в восемь в ресторане? Как, батоно Малхаз?
– Принимается, батоно Серго. Устраивайтесь. В восемь я подъеду.
– На всякий случай – какая у вас машина? Тенгиз вас встретит.
– Зеленая «восьмерка».
– Все ясно. Мы придем пораньше, постараемся занять столик у окна.
– Договорились.
В восемь Гогунава подъехал к ресторану «Вокзальный». Выключил мотор, огляделся. Двери ресторана, как он и предполагал, были закрыты, стояла очередь. Впрочем, через минуту оттуда вышел Тенгиз. Подошел к машине:
– Прошу, батоно Малхаз. Столик уже накрыт.
Гогунава вместе с Тенгизом прошел в ресторан. Место было выбрано удачно – столик стоял в нише и за колонной. Усевшись, Гогунава жестом руки отказался от выпивки – он был за рулем. Тенгиз налил себе и шефу.
Ужинали не торопясь. Официанты и повара тоже не торопились. Гогунава не пил, но в разговорах о том о сем время проходило быстро. Тенгиз заметно захмелел. Сергей же Петрович коньяк, скорее, смаковал, чем пил. От него по-прежнему так и веяло здоровьем и свежестью.
После горячего Сергей Петрович отставил рюмку в сторону, спросил:
– Батоно Малхаз, вы по-прежнему настаиваете на той цене? Хотите двести?
Гогунава с минуту выжидал, только после этого сказал:
– Да, батоно Серго, я хочу двести.
– Я согласен, – сказал Сергей Петрович. – Судя по копии, вещь этого стоит.
– Я хочу двести, но при некоторых условиях.
– Я слушаю, – откликнулся Сергей Петрович.
– Во-первых, сразу.
– О другом не может быть и речи. Конечно, все сразу. Деньги при мне.
– Во-вторых, без неожиданностей.
Некоторое время Сергей Петрович будто к чему-то прислушивался. Отогнал появившуюся над столом муху, посмотрел на Гогунаву:
– Простите, я не понял.
– Я думаю, поняли. Цена, батоно Серго, бросовая. Вещь стоит раз в десять дороже. Вы это знаете. Поэтому за эту бросовую цену я имею право поберечь себе нервы. Условия обмена скажу я сам. И будем говорить без свидетелей, для меня это важно.
– Неужели Тенгиз мешает?
– Мешает.
Сергей Петрович посмотрел на напарника. Тенгиз прищурился, хихикнул:
– Так я, батоно Малхаз, и так собирался уйти. Мне ночевать негде, в гостинице места не дали. Пока найду, где перекемарить, пока что – вы сговоритесь. Я вам не нужен, батоно Серго?
– Не нужен.
Тенгиз встал:
– Утром тогда как? Где встретимся?
Лицо Сергея Петровича стало скучным:
– Это, дорогой батоно Тенгиз, от Малхаза Теймуразовича зависит. Разбуди меня пораньше.
– Хорошо, батоно Серго.
Тенгиз мягко, бочком обогнул столик, по-особому, чуть припадая на одну сторону, пошел по проходу, скрылся за портьерой.
Сергей Петрович налил в пустую до сих пор рюмку Гогунавы коньяк. Добавил в свою, приподнял:
– Батоно Малхаз, понимаю – вы за рулем. Но позвольте за успех дела.
– Ну что ж, раз за успех…
Глядя друг на друга, Гогунава и Сергей Петрович выпили коньяк до конца. Поставив свою рюмку, Сергей Петрович вздохнул:
– Честно говоря, сам люблю, когда нет посторонних.
Гогунава осторожно пощупал локтем пистолет. В горле першит, это нехорошо. Сказал:
– Первое условие: при обмене будем только мы вдвоем.
– Хорошо.
– Обмен между мной и вами произойдет завтра, перед батумским поездом, в шесть утра.
– Куда же я дену Тенгиза?
– Тенгиз должен пойти в другой конец поезда, в последний вагон. А мы подойдем к первому. Платить за проезд вы будете проводнику.
– Пожалуйста, если так надо.
– Надо, мне так спокойней. Это первое. Второе. Поезд стоит семнадцать минут. Вы договариваетесь с проводниками – Тенгиз у последнего вагона, вы у первого. За пятнадцать минут до отхода вы с деньгами подходите к автоматической камере хранения. Она здесь, сразу за рестораном. Утром там пусто, нас никто не увидит. У ячейки вы открываете чемодан, мы считаем деньги, чемодан кладем в ячейку, запираем, шифр видим оба. После этого идем к поезду. Вещь вы получите на перроне за пять минут до отхода поезда.
– Не понял. Обычно обмен производится сразу.
– Обычно да, но это случай особый. Я отдаю вещь дешево, за такую цену имею право зря не волноваться. Номер шифра вы будете знать. Если покажется, что вещь не та, в конце концов, можете пожертвовать поездом. Но обманывать мне вас не имеет смысла. То, что это не фуфель, вы увидите сразу. Поезд увозит вас с вещью, я остаюсь с деньгами.
– Серьезно вы все продумали. Но Витя должен был предупредить: мы играем честно.
– Верю, но я хочу без нервов, совсем без нервов. И потом, у меня ведь не горит.
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Но раз уж мы оба согласились, хотелось бы посмотреть вещь. Вы обещали взять.
– Она при мне. – Гогунава осторожно сунул руку во внутренний карман куртки. – Хочу быть с вами откровенным: бомбардиров, как вы, я не захватил, но в случае чего готов пойти на крайние меры, возможности для этого у меня есть.
– Я вас понял.
– Тогда сядьте ближе.
Сергей Петрович придвинулся. Гогунава перевел руку с пистолетом, достал из внутреннего кармана мешочек. Прежде чем вынуть перстень, спросил:
– У вас есть каталог двенадцатого года?
– Не сам, пересъемка с каталога.
– Понятно. Все равно вам все будет ясно.
– Мне и так будет ясно. Я сравнивал копию с фотографией.
Гогунава положил на мешочек перстень. Сергей Петрович надолго застыл, разглядывая переливающийся световой игрой бриллиант. Наконец оторвал взгляд от камня:
– Прекрасная вещь!
Гогунава убрал перстень, сказал:
– Расходимся по одному. Сначала я. Вы не раньше чем через двадцать минут. И учтите назавтра и напарника предупредите: у меня есть чем ответить. Хорошо?
– Опять вы, Малхаз Теймуразович! Уверяю вас: все будет по условиям договора.
– Замечательно. И все же выходите не раньше чем через двадцать минут. Договорились?
– Договорились.
– До завтра.
– До завтра.
Пройдя через шумный зал, Гогунава вышел на привокзальную площадь. Здесь было полутемно и тихо. Гогунава остановился, вздохнул полной грудью. Самое главное было сделано: условия он изложил и клиент с этими условиями согласился. Ощутив вечернюю свежесть воздуха, двинулся к машине. Открыл дверцу, сел, включил мотор, прислушался к его спокойному шуму. Задача у него теперь одна: вовремя проснуться.
Развернув машину, не спеша поехал домой. У поворота в горы сбавил ход и включил дальние фары. Машина поползла по извилистой ленте, круто меняющей направление через каждые сорок – пятьдесят метров. Дорогу наверх Гогунава знал наизусть и уверенно вписывался в поворот за поворотом. Свет фар выхватывал из темноты то усыпанный камнями и ветками асфальт, то кусты и деревья у края обрыва, то редкие здесь дома, то неровную поверхность скал. У очередного разворота дорогу преградил толстый кривой сук, которого раньше не было. Гогунава резко затормозил. Вгляделся: никак не объедешь. Как ни хочется оставлять машину – придется выйти. Может быть, кто-то подложил нарочно? Тенгиз? Выключил мотор и фары, вгляделся в окружающую машину неясную мглу. Никого. Все спокойно. Скорее всего, сук надломился во время урагана и сейчас упал под собственной тяжестью. И все же надо принять меры предосторожности. Гогунава достал из внутреннего кармана куртки пистолет, вышел из машины. Подошел к преграде на дороге, прислушиваясь к каждому шороху. Огляделся. Нет, по-прежнему никого. Похоже, он пугает сам себя. Положив пистолет в наружный карман куртки, нагнулся, легко приподнял сук, потащил к краю обрыва.
