– Фото дочери у вас есть? – спросила Валя, предчувствуя недоброе.
– А как же? Есть! – Анастасия Михайловна снова запустила пятерню в сумку и стала в ней рыться. – Вот она! В выпускном классе. Правда, хорошенькая?
Семирукова не без удивления посмотрела на фото девушки в нарядной белой блузке, с детским бантом на макушке и лентой через плечо с надписью «Выпускник». В ней она узнала… Леванцеву!
– На «последнем звонке» фотографировали. Как первоклассница! – умиленно пояснила Недорез.
– А вы уверены, что это ваша дочь? – спросила Валя.
– Ну вы вообще… У меня нет слов! Что вы, что врач этот… – женщина брезгливо поморщилась, подбирая слова. – Конечно, уверена!
– Вот что. Оставьте данные вашей дочери и это фото, а мы постараемся ее найти, – сказала Валентина.
Где искать Леванцеву, она знала – в квартире, снятой для нее Осипом Манжетовым. По крайней мере, девушка должна была там находиться. Так ли это на самом деле, необходимо выяснить, и заодно разобраться, каким образом у нее появились документы? Ладно, если бы были поддельными только паспорт и диплом – с этим они часто сталкиваются, но ведь у нее с собой оказались и страховое свидетельство, и аттестат, и трудовая книжка на имя Леванцевой.
– Скажите, из квартиры вашей дочери что-нибудь пропало? Что там могли искать, если была кража? – задала очередной вопрос Семирукова.
– Да откуда же мне знать? Телевизор плазменный, что мы с Колей Юле подарили, на месте остался и стиральная машинка тоже. А так я и не знаю, какие у нее вещи были.
Недорез расписалась в протоколе и ушла, на прощание окинув следователя недобрым взглядом. Оставшись одна, Валя еще раз перечитала протокол. Она поняла, что в деле Леванцевой ставить точку еще очень рано.
* * *
– Михаил! Почему вы мне ничего не сказали? – строго спросила Валя. – Вы ведь знали, что Анастасия Недорез – мать Леванцевой.
– Знал, – спокойно ответил Небесов.
– У меня нет слов! – возмутилась Семирукова.
У нее действительно закончились слова. Как разговаривать с капитаном, следователь не знала. Только-только она прониклась к нему симпатией, как вдруг на тебе, новый фортель. Валя не понимала, зачем им, ее сослуживцам, так ее подставлять? Да, понятно, она молодой специалист, выскочка – по понятиям некоторых. Не ко двору пришлась, бывает. Но зачем же заниматься саботажем, укрывать информацию?!
– Да вы не сердитесь, Валечка. О том, что Недорез – мать Леванцевой, я узнал не намного раньше вас. И не успел проверить информацию, поэтому делиться ею не хотел. А дамочка эта нездешняя, того и гляди, уедет на свой Сахалин, а задержать ее я не мог, оснований на то не имел. Как потом ее допрашивать? Не ехать же за ней на край земли?
– А сахалинцы считают свой остров ее началом, – примирительно сказала Валя, начиная успокаиваться.
– Каким началом?
– Началом материка и нашей страны. Они правы – солнышко восходит у них, а у нас получается как раз край страны.
– Н-да… Один черт. Не допросила бы ты ее сегодня, потом неизвестно, где ее искать пришлось бы. Я по поводу Леванцевой в Южно-Сахалинск запрос направил, чтобы выявить, кто она на самом деле. Ну, заодно уж и на Юлию Недорез данные запросил. Не нравится мне эта история с якобы перевоплощением Леванцевой в Недорез. Анастасия Михайловна могла и напутать что-нибудь, переволновавшись за дочь.
– Что случилось с актрисой Юлией Недорез, вы выяснили? Почему она в больнице в критическом состоянии?
– Не успел пока. Только по телефону с врачом поговорил. Он сказал, что у его пациентки травма головы, полученная на киносъемках.
– Интересное кино. Уголовное дело заведено?
– Вроде бы, – пожал плечами Небесов.
– А Леванцева где? Надо бы с ней побеседовать в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
– Надо. Только на квартире, которую для нее снял Манжетов, Леванцевой нет. Может, ушла куда-нибудь, а может, и пустилась в бега.
– Зачем же в бега? В ее случае можно рассчитывать на условный срок.
– Не будем раньше времени решать проблему. Как говорил мой бывший шеф Атаманов, подпустим ее ближе.
– Подпустим, – согласилась Валя. – И все же Леванцеву поищите. И что случилось с актрисой Недорез, выясните.
– Выясню. Сейчас в Интернете гляну, – бросил Небесов, покидая кабинет Семируковой. – Наверняка об этом случае в новостях говорили.
Центральная клиническая больница находилась в двух кварталах от отделения, и съездить туда было нетрудно, но Михаил предпочитал по возможности не совершать лишних телодвижений. Близкое местонахождение больницы и привело в их отделение Анастасию Недорез. Адрес отделения ей дали в больнице. Сплавили, значит. Небесов как раз проходил мимо дежурного, когда там стояла Анастасия Михайловна и излагала суть своего дела. Она волновалась, отчего говорила сбивчиво. Дежурный безуспешно предлагал ей сесть и спокойно все написать.
– Что вы меня отсылаете?! Вы послушайте! Меня телеграммой вызвали, вот, – сунула она дежурному смятый серый листок телеграммы.
– Вот это все изложите в заявлении.
– Нет, вы послушайте. Мне сказали, что в больнице моя дочь, Юля. Я приехала, а там не Юля, а Сашка. Сашка Леванцева. А Юля тогда где? Где моя дочь, я спрашиваю?
Услышав знакомую фамилию, Небесов остановился. Он представился даме и, к великому удовольствию дежурного, избавил его от ее общества, пригласив ее к себе.
История, рассказанная Анастасией Михайловной, показалась капитану бредом. Может, дамочка тихо помешанная на сериалах? – мелькнула у Небесова мысль. Узнала из новостей о случившемся с актрисой и, пользуясь одинаковой с ней фамилией, представляется ее матерью, чтобы приблизиться к кинозвезде. Вот только зачем ее в полицию понесло? Проникла в палату, поглазела на «дочь», дальше нужно отваливать. Увлеклась игрой и не может успокоиться? Фанаты как психи, с них станется.
Михаил и вникать не стал бы во все ее россказни, если бы не упомянутая фамилия Леванцевой. Про случившееся с актрисой он краем уха слышал. Обратившись к коллегам, на чьей территории произошла драма, Михаил узнал подробности. Дело выглядело туманным: Юлию Недорез вытащил из реки оператор, куда она попала с множественными ушибами. Уголовное дело завели, но оно так и повисло. Актриса в критическом состоянии, улик нет, свидетелей ноль – в общем, классический глухарь.
* * *
– Осип Георгиевич, когда вы в последний раз видели вашу родственницу Александру Леванцеву? – задала вопрос Семирукова.
Открывшиеся обстоятельства и исчезновение отпущенной до суда Леванцевой вынудили следствие вернуться к материалам дела и пригласить повесткой Осипа Манжетова.
– Да вот на днях, – развел руками Манжетов. Мужчина нервничал, хоть и пытался выглядеть спокойным.
– А точнее.
– Позавчера. Я ее отвез на квартиру, которую для нее снял. Мы пообедали, а потом я уехал к себе в гостиницу.
– По телефону вы с ней потом разговаривали?
– Вчера утром. Я позвонил узнать, как у Юлечки… то есть у Александры дела, она сказала, что все нормально. Вот, в общем-то, и все.
– Почему вы называете свою родственницу Александрой? Вы ведь знали ее как Юлю? – Валентина посмотрела испытующе. Она получила ответ на запрос из Южно-Сахалинска, согласно которому Леванцева действительно была Леванцевой Александрой Владимировной тридцати одного года от роду, а не как утверждала Анастасия Михайловна двадцатидвухлетней Юлией Алексеевной Недорез. На фотокарточке была Леванцева и никто иной!
Но Валя все равно чувствовала какой-то подвох. Она помнила свое первое впечатление о Леванцевой, все в ней: манера разговаривать, выражение лица – никак не соответствовали тридцати годам. И вот сейчас еще и Манжетов оговорился…
– Да, я знал ее как Юлю. Девушка сменила имя и фамилию. Бывает.
– Дату рождения тоже сменила?
– Как это? – изумился Осип.
– Вот так. Мать Леванцевой, Анастасия Михайловна, утверждает, что ее дочь родилась 27 сентября 1992 года, а судя по паспорту Леванцевой, ей сейчас тридцать один год.
– Юльке тридцатник? Да бросьте! – рассмеялся Осип. – Тогда мне сколько? Я ее с горшка знаю!
– Осип Георгиевич, дело начинает принимать серьезный оборот. Ваша подопечная пропала, и чем раньше мы ее найдем, тем лучше для нее. Вы ведь знаете больше, чем говорите.
– Вот это вещь! Всем вещам вещь! – Петрович возбужденно протер потрескавшейся ладонью фарфоровый кувшин. Нарядно украшенный росписью и позолотой, покрытый рельефным орнаментом, он завораживал своей красотой. В найденном ими японском сундуке был целый сервиз, состоящий из тарелок, пиал, чашек, двух чайников, кувшина, салатницы. Там же была бронзовая ваза с журавлями.
– Фарфор Сацума, – прокомментировал Осип. – Первая половина прошлого века. Для него характерна желто-золотистая цветовая гамма. Сюжетом рисунков фарфора Сацума служили разнообразные легенды о драконах, божествах и героях, пейзажи и животные. Что и видно по росписи кувшина.
