– А в ком же?
– В тебе.
Мы уже стояли у ворот, когда услышали визг тормозов – это рядом с нами остановилась машина, за рулем которой сидела Соня.
– Прошу тебя… не уезжай… Умоляю тебя… – Соня выбежала из машины и бросилась ко мне.
Я ровным счетом ничего не понимала. И тут она заговорила!
– Прошу тебя… останься, я тебе все объясню. Это я, я, понимаешь, познакомила тебя с Тони! Я! Потому что я – твоя родная сестра, понимаешь? Сестра, о которой наш отец никогда не заботился… Ты его любимая дочь… Неужели тебе не пришло это в голову? Мы с Тони действовали заодно… Я наняла его, чтобы ты влипла в дерьмо по самые уши… Это я вызвала тебя в Болгарию… Я – причина всех твоих несчастий. Отец нас с мамой бросил, когда я была еще совсем маленькой. Мама давно умерла, я воспитывалась в детском доме… Вот такая мелодрама. Но потом, когда я поняла, что ты ни при чем… Словом, я решила искупить свою вину. Прости меня, если сможешь…
– А Тони? Он что, жив? – У меня глаза на лоб полезли от услышанного.
– Да… Я сказала ему, чтобы он дал тебе денег, чтобы не пропала… Я уже понимала, что ты не вернешься в Москву. У тебя – характер… Я следила за тобой… Эрвин, мой муж, помогал мне. Прошу тебя, скажи своему другу, чтобы он оставил нас, я должна многое тебе рассказать…
Услышав о том, что мой Тони жив, я захотела услышать и узнать все. И Герман не должен был присутствовать при этом.
– Я остаюсь, – сказала я, разглядывая Соню, как если бы это был сам Тони. – Герман, я позвоню…
– Наташа! – Герман даже схватил меня за руку. Но я вырвала ее, подошла к Соне близко-близко и посмотрела ей в глаза.
– Я остаюсь, – сказала я более твердо, не глядя на Германа, но обращаясь, конечно же, к нему. – Пойдем, Соня…
Мюнхен, октябрь 2008 г.Я тихонько поскуливала на диване в гостиной, а Соня все рассказывала и рассказывала о том, как она познакомилась с Тони, как наняла его специально для того, чтобы он влюбил меня в себя… Слушать все это было настолько больно, что я ощутила даже физическую боль – у меня заболела голова, а потом заныло и все тело.
– Все. Хватит. Я больше не могу… Что было, то было… Ты, говоришь, специально пригласила меня для того, чтобы попросить у меня прощения? Чтобы покаяться? Так вот. Я тебя не прощу. Никогда. И знаешь почему? Да потому что я любила Тони, а ты убила мою любовь, понимаешь? И это значит, что любви вовсе и нет… Мои родители тоже думали, что любят меня, а когда я попала в историю, не смогли сдержаться от упреков и вместо того, чтобы воспринимать меня как жертву, выставили жертвой себя… Тони, получается, тоже никогда не любил меня, а лишь разыгрывал передо мной влюбленного парня, причем за деньги… И опустил меня на самое дно, чуть не погубил меня, не уничтожил – и тоже за деньги… И ты, получается, моя сестра… Тоже никогда не любила меня. Больше того, ты ненавидела меня за то, что я вообще есть и что наш отец любит меня, а тебя… А тебя он просто забыл. Вот и получается, что меня любил только один человек… Очень любил, а я никогда не обращала на него внимания… Некрасивый полноватый мальчик с восторженным взглядом, и очень нежный… Вот если бы я осталась с ним, поверила в него и постаралась взглянуть на него не просто как на скучного «ботаника», а как на мужчину, то была бы сейчас счастлива… А ведь он был симпатичный…
Соня с опухшим от слез лицом сидела передо мной и икала. Думаю, что и слова-то у нее иссякли. Все, что хотела, она мне рассказала.
– А зачем садовника убила? – вдруг вспомнила я пьяницу Уве.
– Он сам замерз… – произнесла, не разжимая челюстей, Соня, как если бы это не Уве, а она сама замерзла в морозильной камере. – У меня от нервов рот не разжимается…
– Знаешь, а ведь я не хочу тебя видеть… Никогда. И решения своего я не изменю.
– Да я так и думала… – вздохнула с нервным всхлипом Соня. – Так мне и надо… Но я виновата перед тобой, и позволь мне перед тем, как мы расстанемся, все же помочь тебе… Подпиши эти несчастные документы, оставь мне… Я дам тебе денег, помогу подыскать квартиру, помогу с работой. А с этим Германом не советую тебе общаться… не надо, чтобы ты виделась с человеком, который о тебе так много знает… Поверь мне, ваше общение ни к чему хорошему не приведет.
– А это уже не твое дело…
Я с трудом поднялась с дивана. Сказать, что я чувствовала опустошение, – это не сказать ничего. Мне казалось, что я легла на диван молоденькой девушкой, а поднялась старой больной старухой…
– Так ты подпишешь документы? Ну нельзя, чтобы тебя арестовали из-за такой глупости… Мы с Эрвином так старались…
– А я ведь думала, что ты с приветом… – призналась я, понимая, что и в этом признании уже нет никакого смысла.
Соня протянула мне коричневый конверт.
– Вот, возьми… Это деньги. На первое время. А завтра, если ты все же найдешь в себе силы побыть еще немного в моем обществе, мы пойдем в банк, где ты откроешь свой счет, и я лично переведу тебе туда пятьдесят тысяч евро. Может быть, после этого ты простишь меня. Не отказывайся…
Я с трудом дошла до двери, и меня стошнило желчью… Я чувствовала, как здоровье медленно покидает меня… Смерть Тони – это одно чувство. А предательство его – другое. Я физически не могла его перенести.
– Послушай… Мне надо срочно позвонить… Это очень важно… Мне кажется, что у меня что-то со здоровьем. Ты не могла бы мне дать телефон и оставить одну? Я позвоню родителям… – призналась я, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. – Чтобы в случае если со мной что случится, они знали, где меня искать…
– Тебе что, так плохо? Может, вызвать врача?
– Говорю же, мне надо позвонить…
Я достала из кармана записную книжку, которую открывала в последний раз целую жизнь назад, нашла нужный номер и позвонила. Знаками я показала Соне, чтобы она вышла из комнаты. Не хотела, чтобы мой визит в прошлое происходил на глазах свидетеля.
Резкие длинные гудки действовали мне на нервы. Я даже не знала, что скажу этому человеку… просто даже понятия не имела… Но мне хотелось убедиться в том, что меня по-прежнему любят и что мне всегда придут на помощь…
И вот наконец трубку сняли.
– Алло? – произнесла я немного осипшим от волнения голосом. – Фима, это ты?
– Он умер, – ответил мне незнакомый женский голос. – Его убили.
…Когда я очнулась, в доме было полно людей. Я не сразу поняла, где я: в какой стране, в каком городе… Даже декорации дома, в котором я провела последние дни, не произвели на меня особого впечатления… И только Германа, сидевшего на краешке постели, я воспринимала, как близкого и родного человека, хотя бы он не совершил по отношению ко мне подлости…
– Что случилось? Где Соня? И кто все эти люди?
– Начнем с того, что ты потеряла сознание, Соня вызвала доктора, и он сделал тебе укол, после которого ты проспала почти десять часов…
– А где был ты?
– Я никуда не уезжал и все то время, что ты разговаривала с Соней, сидел в своей машине за воротами дома… Я видел, как приехал доктор, и прошел вместе с ним сюда. Я очень боялся за тебя…
– Так кто все эти люди?
– Эксперты-криминалисты… Соню арестовали… И это хорошо, что ты не видела и не слышала этой жуткой сцены… Представляешь, она кричала на весь квартал, что у тебя с этим садовником была связь, что это ты его убила, а потом затолкала в морозильную камеру… Это просто счастье, что тебе было плохо и все это прошло как бы мимо тебя…
Я тотчас вспомнила котлован и закрыла глаза… Да уж, мимо меня…
– Труп этого садовника нашли, представляешь? И никакой он не садовник… Уве Шолль. Безработный. Был любовником Сони… Она отравила его…
– А что будет со мной?
Герман посмотрел на меня как-то странно, потом пожал плечами:
– Думаю, у тебя все будет хорошо…
– А за что Соня его убила?
– Ведется следствие…
– Герман, ты так странно на меня смотришь… У меня что, снова неприятности? Меня высылают из страны или, наоборот, посадят в тюрьму? Здесь, в Германии?
– Если ты подпишешь некоторые документы, то, думаю, тюрьма тебе не грозит… – Он снова посмотрел на меня как-то странно.
– Значит, Соня таки успела хоть что-то сделать для меня… Господи, какая же она странная и… опасная… Ты сегодня какой-то не такой, Герман. У меня такое чувство, как будто бы ты что-то знаешь и не хочешь мне говорить…
– Как ты себя чувствуешь, Наташа?
– Если честно, то отвратительно… Слабость, тошнота… А что?
– Может, поедем ко мне? Или в ресторан, что-нибудь перекусим, съедим капусту, например? – Он улыбнулся, но улыбка вышла искусственной, нервной.
– И меня выпустят из этого дома?
– Думаю, что да… Конечно, с тобой еще будут говорить, задавать тебе вопросы, но пока в доме работает группа экспертов, я думаю, нам лучше посидеть где-нибудь в нейтральном месте.
– Что, Тони нашелся? – Я сказала то, что думала и чего боялась больше всего. – Они его арестовали?
