Столовая в неприметном сером здании на Петровке размещалась в подвале, и здесь густо пахло щами, гуляшом и табаком из курилки.
— Значит, с Бурлаковым следующая петрушка, — сказал Никоненко, когда они со своими подносами приткнулись за единственный свободный стол, весь в липких розовых кругах от стаканов с киселем. — Его деятельностью я не занимался, да и как?.. Никак. Он депутат, и правонарушений никаких за ним не числится. Портрет его фотографический гаврикам, которые ворота на Воздвиженке стерегут, ребята мои показали. Гаврики подтверждают со всей уверенностью, что, мол, частый был гость. Да он, как я понял, от знакомства с потерпевшим и не отказывался!..
— Не отказывался. Он сказал, что Ломейко знал, но лучше бы не знал. И еще какую-то ерунду про тех, кто меня прислал, и про его отца.
— Во, во! — Никоненко ложкой погрозил Дмитрию Ивановичу, как будто пальцем. — Про отца. Стало быть, папенька депутата Бурлакова Александра проживает в городе Иркутске и является военным пенсионером. Служил в ПВО, закончил службу в звании полковника.
— При чем тут отец Бурлакова, Игорь Владимирович?
— На всякий пожарный. Теперь отец Ломейко Павла, потерпевшего. Большой человек, рукой не достать. Куда там депутатам твоим!
— Что это значит?
— А то и значит! — Никоненко в два приема дохлебал щи, быстро вытер тарелку коркой хлеба и отправил корку в рот. — Торговые центры разнообразные, рынок стройматериалов на Дмитровке, гостиница в Болгарии. Все евонное.
Он так и сказал — «евонное».
— Бандит?
— Бизнесмен, — поправил Никоненко. — Какие нынче бандиты? Нынче все бандиты до одного перековались и стали законопослушными гражданами России. Только гопота мелкая осталась.
— То есть отец Ломейко бандит?
— Ох ты, господи! — умилился полковник. — Ох ты, ученая голова! Говорят тебе, бизнесмен. — И, взглянув на профессора, переменил тон: — За руку я его не ловил, в девяностых он не сидел. Правда, по делу Дмитровской ОПГ проходил свидетелем.
— Что такое ОПГ?
— Ученый, — повторил полковник с удовольствием, — где ты жил все эти годы, а? Не мальчик вроде, не вчера родился! ОПГ переводится как организованная преступная группировка. Человек со связями во всех слоях общества, понимаешь? Сына на работу определил именно он, договорился с каким-то там департаментом, то ли по музейному делу, то ли по охране памятников старины, как-то так. Только вакансия открылась, Павел Игоревич на нее сразу и припожаловал, хотя ребята мои узнали: в департаменте этом такой вой поднялся, когда его назначили-то! — И он опять погрозил профессору, на этот раз вилкой. — Вой, как я понимаю, именно из-за диссертации, которую ты ему защитить не дал. Нечист, мол, на руку соискатель хлебного места, диссертацию чужую попер, не надо бы его на Воздвиженку назначать, нехорошо. Слышь, Дмитрий Иванович, а тебе тогда не того?
— Не чего?..
— Не угрожал никто? Намеков никаких не делал? Денег не обещал? Мол, заткнулся бы, а мы денежек заплатим?
— Нет, — отрезал Шаховской.
— Жалко, — вздохнул полковник. — Ешь быстрее, мне на рабочее место надо.
— То есть ты хочешь сказать, что отец Павла Ломейко пристроил сына на должность директора музея в каких-то своих целях?
— Эти люди без своих целей ничего никогда не делают.
— А если чашка с бриллиантами и была его целью?..
— Да ну тебя, — рассердился полковник, — какая, к лешему, чашка с бриллиантами? Где, я тебя спрашиваю, доказательства, что там были какие-то бриллианты?! А?! Нету их, доказательств! А ты ни мычишь, ни телишься со своей исторической частью.
— В письме Щегловитова сказано…
— Да положить мне на письмо Щегловитова! Оно сто лет назад написано и непонятно о чем! Ты мне ни черта сказать не можешь, имеет письмо отношение к убийству или вовсе не имеет, консультант-аналитик называется!
— Упоминаний нет нигде, что я могу тебе сказать?!
— Вот и не говори ничего. Исторические анекдоты — это прекрасно все, но мне надо преступление здесь и сейчас раскрыть. Короче, если депутат имел в виду, что тебя прислал отец Ломейко, значит, была какая-то схема взаимодействия, и схема эта имеет отношение и к Воздвиженке, и к Охотному ряду.
— К Думе?
— К Думе, — передразнил Никоненко. — И значит, ни шута мы не раскроем.
— Я поговорил с Ворошиловым. Он в Думе знает все и про всех. Я попросил его выяснить, чем конкретно в последнее время занимался Бурлаков.
— И чего Буденный?
— Ворошилов сказал, что ничего не знает и выяснять не станет.
Никоненко помолчал над липким стаканом с розовым киселем.
— Значит, не раскроем. — Он констатировал это уверенно и спокойно, как будто говорил: ну, теперь все ясно, дело можно закрывать. — Как хочешь, а надо этого Бурлакова на откровенный разговор вызвать. Вот как хочешь, Дмитрий Иванович! Я бы сам взялся, да не вхож я в Думу вашу!..
— Нужно поговорить со старухой, о которой священник рассказал.
— Да валяй, валяй! Давно бы уж поговорил! Того дружбана, с которым потерпевший чего-то писать хотел, помнишь, я так пока и не нашел. Ну, про которого Милана толковала! Забыл, что ли?
Дмитрий Иванович забыл начисто, но не признаваться же!
— Всех по кругу опросили, а толку никакого. И вообще дело странное. Народу вокруг до мамы, связей до черта, с кем только знакомства потерпевший не водил, а выйти на что-нибудь существенное не можем, что ты будешь делать!
— Как мне найти Варвару?
— Да не надо тебе ее искать, я провожу, и все дела!
Лестницы, переходы, полутемные учрежденческие коридоры, как в присутствии начала двадцатого века, стены, до половины выкрашенные синей краской. Дмитрий Иванович смотрел во все глаза.
— А ты че думал? У нас тут Совет Европы, что ли?.. Где отремонтировали, там посветлее, где не успели — как здесь.
Желтая двустворчатая дверь заскрипела, когда полковник потянул на себя ручку, за дверью открылся еще один коридор, залитый синим люминесцентным светом, совершенно больничный.
— А мы в прошлый раз в каком-то другом месте разговаривали!
— Это «другое место» называется мой кабинет, Дмитрий Иванович! Там как раз отремонтировано уже.
Полковник толкнул еще какие-то двери, за которыми открылось просторное кафельное помещение, уставленное сложным оборудованием, аптечными шкафами, канцелярскими столами, колбами, ретортами, фарфоровыми плошками, разномастными весами и газовыми горелками.
Должно быть, именно так выглядела мастерская на Малоохтинском, где изготавливались патроны для боевых групп, вдруг пришло в голову Дмитрию Ивановичу.
— Варвара Дмитриевна, ты тута?! Или где ты есть-то?
Пожилой дядька в халате выглянул из-за шкафа и посмотрел поверх очков, напомнив Дмитрию Ивановичу Ворошилова:
— Добрый день, товарищ полковник.
— Игорь, я здесь.
Варвара, тоже в халате и резиновых перчатках, энергично крутила в колбе какую-то жидкость. Не переставая крутить, она подошла, кивнула Шаховскому и сунула полковнику локоть. Тот пожал.
Дмитрий Иванович не знал, что ему делать.
— Зелье варишь? — спросил полковник.
— Ага, — безмятежно ответила Варвара. — На погоду.
— К выходным бы солнышка, а, Варь? Наколдуй!
— Какие тебе выходные, Игорь Владимирович, когда дело не раскрыто, я же знаю!..
— Дело! Кабы у меня на руках одно дело-то было!.. И наука ни с места! — Он подмигнул Шаховскому. — А на нее вся моя надежда была.
— Ты обедал, Игорь Владимирович?
— Только оттуда. Сегодня борщ московский и голубцы. Все холодное.
— Есть хочется, — пожаловалась Варвара и ушла со своей колбой за шкаф.
Все это делалось так, словно никакого Шаховского в комнате не было.
И неловко ему было, и странно, и смешно! Как будто он кино смотрел с самим собой в главной роли.
— Варвара Дмитриевна, — сказал он и улыбнулся. — У меня яблоко есть. Будете?..
— Яблоко? — переспросили из-за шкафа.
— Короче, я пошел, — догадался полковник. — Варь, ты профессору пропуск отметишь, чтоб он ко мне не метался! И давай, Дмитрий Иванович, давай! Ты же в Думе работаешь, государственный человек, должен соображать.
Шаховской кивнул и достал из портфеля яблоко.
— О! — сказала Варвара, выйдя из-за шкафа. — Яблоко! Мытое?
И взяла у него с ладони.
— Я про сумасшедшую бабку просто так сказал, — выговорил Дмитрий Иванович, решив, что это и есть самое главное. — Я просто не знал, что еще сказать.
Варвара взяла со стола длинный и узкий ножик и стала аккуратно чистить яблоко.
— Варечка, вы там закончили?
— В автоклав поставила, да.
— Тогда я приступлю.
Дядька в халате протиснулся мимо них и канул среди реторт и горелок.
Варвара отрезала ломтик и отправила в рот. Дмитрий Иванович молчал.
