Узник дома номер 18 заметил их, распахнул форточку и весело из нее засипел:
– Привет, тимуровцы!
Затем из форточки тощей серой змеей сползла бельевая веревка. Она была далеко не новая, но достаточно прочная.
Илья не мог поручиться, что узел, которым он сцепил веревку и ручки пакета, именно морской. Однако фуроровский продуктовый набор достиг форточки. Правда, по пути он несколько раз стукнулся о стену и едва не застрял уже у подоконника Хоменко – именно там безвестный архитектор решил приладить декоративный выступ. Даже какая-то лепнина к этому выступу прицепилась. Теперь она настолько стерлась временем, что больше напоминала следы голубиных посиделок.
– Хорошо пошла! Даешь! – радостно кричал бывший кузнец, протискивая бирюзовый пакет сквозь облезлый прямоугольник форточки.
– Иван Лукьянович, там внутри бумажка! А на ней номер телефона! – пищала снизу Алена. – Это вам на крайний случай.
– Вижу, вижу, дочка, – отвечал старик, снова просунув голову в форточку. – Все путем! Теперь меня не возьмут! Это будет последняя для них ночь. Я под Кенигсбергом жив остался – и теперь не получат ни…! Я им сам такой Кенигсберг устрою!
– Вы все-таки будьте осторожнее, – посоветовал Илья.
– А это ты видел? – просипел Хоменко и высунул в форточку большую тусклую бутылку из-под какой-то бормотухи. – Коктейль Молотова! Я его на подоконнике держу на тот случай, если они… в окошко сунутся. Задам им жару!
– Вот видите, как все хорошо, – снова запрыгала Алена, а Снарк на радостях вновь оставил на груди Ильи дружеские отпечатки своих крупных грязных лап.
Илья стоял у дома номер 18 и чувствовал себя уже не всесильным Альфилом, а самым древним обитателем нордического замка, магом Туртуром. Ему полагалась теперь золотая тога, борода и пышные болоночьи седины. А главное, он был печально и тяжеловесно мудр, но никто не желал его слушать. Рядом с ним безнаказанно творились немыслимые глупости: сопливая девчонка и неадекватный старик затеяли какую-то игру. Поди отговори их сейчас!
Между тем серая «Волга» и трое круглоголовых парней в ней не игрушечные, а самые настоящие – как и бутылки с зажигательной смесью. Если Обитель Пропавших Душ взорвется нынче ночью…
– Слушай, Наиль, вчера вечером на старика из дома номер 18 снова наезжали, – сообщал Илья по телефону полчаса спустя.
Карьерист Мухаметшин только порадовался:
– Наезжали? Отлично! Наконец-то дело приобретает реальные очертания. А «Волгу» твою я пробил: она принадлежит пенсионеру Стукалову. Он оформил доверенность на зятя, а зять черт знает на кого. С «Волгой» будем работать, тем более она за последние полгода три раза в ДТП попадала. Всякий раз водители были другие, какие-то пацаны, ездили по доверенности. Будем работать, и, возможно, через пару месяцев…
– Через пару месяцев дом уже на воздух взлетит, – перебил его Илья.
Он рассказал о баррикаде и обещании Хоменко устроить сегодня же Кенигсберг.
– Да, плохо, что дед мне не открывает, – вздохнул Наиль. – Я бы провел с ним разъяснительную работу. Пожар мне ни к чему, как и гибель ценного свидетеля. Слушай, Илюшка, а когда «Волга» обычно к дому подъезжает?
– Около двенадцати. Я ее видел во дворе два раза именно в это время. Сегодня, как пить дать, они тоже явятся. А дед настроил баррикад!
– Это нехорошо, – согласился Наиль. – Я, может быть, туда патруль сегодня сориентирую. Или, может быть, сам туда подъеду. Взять бы их с поличным…
Наиль, чтобы не сглазить, не стал заканчивать фразу, а Илья передал привет тете Зиле и попрощался.
– Илюшка весь день бабам звонит, – осуждающе сказал Снегирев, который, оказывается, торчал поблизости и прислушивался к разговору. – Его всюду ищут, а он звонит.
– Кто ищет? У меня обед, – огрызнулся Илья.
– Завидуете молодым, Потапыч, – сказала менеджер Штукина, которая тоже зачем-то оказалась рядом. – Вас женщины уже не любят.
– Кто сказал? – взвился Снегирев. – Они меня не просто любят, а домогаются! Я живу на подселении и даже шпингалеты на своей двери менять не успеваю – все лезут и лезут! Засов ставить надо.
Штукина прошлась опытным женским глазом по Снегиреву, начав с его ехидных щек и закончив плоскими стопами.
– Врете вы! – отрезала она. – А вот тебя, Илья, в самом деле ищут…
Илья не успел спросить, кому он понадобился. Неодолимая сила вдруг подхватила его, приподняла над серо-клетчатым полом и помчала прямо по воздуху. Илье осталось только перебирать в пространстве кроссовками, еще сырыми после посещения зарослей у дома номер 18.
В первую минуту он ничего не понял. Потом выяснилось, что чудес все-таки не бывает – просто Тазит с Лехой взяли его под руки и понесли куда надо. Сопротивляться или задавать вопросы этим неодушевленным молодцам Илья не решился.
Илья проделал по воздуху довольно долгий и извилистый путь. Затем он был втиснут в дверь приемной и коснулся ногами земной тверди лишь в кабинете Алима Петровича. Твердь была выстлана персидским ковром, который благополучно вернулся из чистки на прежнее место. Все прочее вокруг тоже выглядело по-старому: мерцали бронзы, подмигивали из стеклянных шкафчиков кальяны, усыпанные самоцветами. Букет красных роз привычно млел в пудовой хрустальной вазе, а губернаторский тазик благородно отливал серебром.
Лишь хозяин всей этой роскоши был сегодня совсем иным. Нет, Алим Петрович не утратил элегантности – его костюм цвета сизой сливы был безупречен, розовый галстук ладно лежал на груди. Наверное, и туфли были хороши, но Илье, чтобы их увидеть, следовало заглянуть под стол. Делать этого он не стал, и не только потому, что это неприлично. Просто Илья не мог оторвать глаз от лица босса.
Это лицо трудно было узнать. Оно перестало быть шелково-гладким. Упругий лоск сменился мелкой дряблостью, неизбежной на шестом десятке. Еще недавно идеальный нос выгнулся крючком, уголки рта свесились вниз и образовали унылые складки. Инопланетная смуглость сделалась грязно-зеленой. Яхонтовые глаза потускнели, а уши, небольшие и изящно прижатые к гладкому черепу, напротив, багрово горели. Они выглядели так, будто их долго драли Леха с Тазитом.
Как ни странно, Алим Петрович теперь куда больше напоминал нордического мага Бальдо, чем прежде.
– Чего смотришь? Закрой рот, – приказал он Илье глухим властным голосом. – Сядь здесь. А вы оба встаньте у дверей и никого не пускайте.
Леха с Тазитом попятились к дверям. Они исчезли из кабинета легко, как дымок, втянутый сквозняком, хотя весу в каждом было больше сотни килограммов.
Илья опустился на указанный стул и вздрогнул: на том самом диване, где лежал когда-то отравленный Алим Петрович, а позже сам Илья после нокаута Тазита, теперь распростерлось белоснежное тело курочки Цып-Цып. Тамара Сергеевна все-таки отмыла это дурацкое одеяние. Она даже сделала его краше! Во-первых, она вернула ему белизну, потускневшую после нескольких рекламных акций, а во-вторых, вывела бросовым одеколоном «Саша» надписи «Левое» и «Правое», которые какой-то пошляк сделал шариковой ручкой на матерчатых курочкиных яйцах.
Теперь птичий наряд был в полном порядке. Громадная куриная голова с гребнем-подушкой лежала тут же и косила глупыми глазами.
Илья не знал, что он должен делать или говорить. Он не мигая уставился на свое бывшее облачение и сидел так, пока Алим Петрович не издал шумный вздох и не спросил:
– Где Анжелика, Илюшка?
Илья со вчерашнего дня Анжелику не видел и даже не думал о ней. Он почему-то считал, что Анжелика сидит в заточении здесь, среди бронз и кальянов. Поэтому он ответил честно:
– Не знаю.
Алим Петрович покачал головой и опустил тяжелые темные веки. Меж длинных ресниц его померкшие глаза вдруг заискрились грозно, как в былые дни.
– Если ты мне врешь – пожалеешь. Если что-то скрываешь – пожалеешь. Если хитришь – пожалеешь. О чем это вы с ней вчера говорили у бакалеи?
«Неужто Снегирев накапал?» – ужаснулся Илья, а вслух сказал бойко, насколько мог:
– Говорили о рекламных акциях, о чем же еще? Я очень хочу подзаработать – у нас кредит на холодильник. Но мне не везет – вот уляпал этот белый костюм. Анжелика Витальевна обещала уладить дела с фирмой, чтоб не платить ущерб. Откуда у нас деньги? Да и ущерба никакого нет – мама все отстирала…
– Тамарочка принесла сегодня все это, – кивнул Алим Петрович на куриные доспехи. – Не знаю, куда девать.
– Я думал, Анжелика Витальевна здесь, – лепетал Илья. – Мне вообще-то и на глаза ей показываться стыдно, раз я костюм испортил. Да и акцию смазал… Но я хотел ей сказать, что я нечаянно…
– Нет ее, – сказал Алим Петрович и горестно свистнул ноздрями. – Нету! Я спал, а она из дома ушла. Из моего дома! Мои парни проворонили! Они ответят.
Илья сочувственно покачал головой. Лежать снова бесу Лехе в кусках!
– Знаешь, где она, – сразу скажи, – добавил Алим Петрович. – Ты тоже ответишь, если соврешь. Мне врать нельзя. Не захочешь жить, если соврешь! Я сам не вру и другим не даю. Помни это. Иди!
