— Вы не скажете, сколько времени?
— Без четверти четыре, — сказал водитель. — А разве вы не знаете, что, как только я выброшу вымпел, на счетчике сразу появится тридцать пять центов?
— Знаю, конечно.
— Я хочу сказать, что на ваши деньги вы далеко не уедете. Я, правда, не знаю, какого там хлыща вы думаете догнать, но на эти деньги вы проедете совсем немного, вот что я хочу сказать.
— Я понимаю, но это только шанс, который я должен использовать, вот в чем дело, — сказал Малони. — В жизни часто случаются ситуации, когда людям приходится хвататься за малейшую возможность, чтобы достичь того, чего они хотят, вы со мной согласны?
— Ну, если вы так считаете, — сказал водитель и включил счетчик.
— Пожалуйста, поезжайте как можно медленнее, — сказал Малони. — Я должен внимательно смотреть на пешеходов, вдруг у кого-то из них окажется мой пакет.
— Мистер, вы себе представляете, сколько народу живет в Бруклине?
— Нет, точно не знаю, а сколько?
— Я сам здесь жил, — сказал водитель, — поэтому знаю, о чем говорю. В этом районе живет больше двух миллионов человек, и по субботам да еще в такую солнечную погоду можете быть уверены, что добрая половина высыпала на улицу. А из них не меньше половины — с разными пакетами в руках. Так как же вы надеетесь найти…
— Пожалуйста, медленнее, — сказал Малони.
— В этой толчее человека со своим пакетом?
— Это очень заметный пакет, — сказал Малони.
— Вот как? На нем что, ваше имя?
— Нет, на нем написано имя Джуди Бонд.
— А кто такая эта Джуди Бонд? Случайно, не родственница Джеймса Бонда? — сказал водитель, прыснув от смеха. Решив, что Малони не расслышал его остроумной шутки, он повторил:
— Я говорю, она не родственница Джеймса Бонда? — И опять весело расхохотался. — Мистер, между прочим, на счетчике уже сорок пять центов.
— Я вижу, — сказал Малони.
— Это уже почти половина ваших денег, — сказал водитель.
— Я знаю.
Как и говорил шофер, улицы были полны народу, но Малони никого не видел со своим пакетом. Он отчаянно надеялся, что пакет остался в вагоне и что он успеет его догнать, прежде чем кончатся его деньги. На счетчике было уже пятьдесят пять центов, отметил он с растущим отчаянием. Тогда он вскочит в этот поезд, хотя где же ему взять для этого денег? — заберет пакет и как следует поломает голову, чтобы вырвать у пиджака его тайну. Больше всего он надеялся именно на эту возможность, и он рассчитывал, что его деньги не кончатся до тех пор, пока он не сможет осуществить ее. На счетчике выскочила цифра шестьдесят. Но существовала и другая вероятность: его пакет схватил кто-то из пассажиров, вышел на станции и теперь торопится с ним домой, предполагая, что нашел нечто ценное, вряд ли догадываясь, что в пакете всего лишь измятый пиджак с распоротой подкладкой. Поэтому Малони зорко следил за мелькающими мимо пешеходами, переводя взгляд с них на счетчик и обратно, и вдруг где-то впереди завыла полицейская сирена.
Он напряженно подался вперед, всматриваясь в поток машин через ветровое стекло, уголком глаза заметив, что на счетчике уже семьдесят центов: ничего-то у меня не получится, все пропало!
Вокруг лестницы, ведущей на эстакаду подземки, собралась целая толпа. У тротуара стояла машина «Скорой помощи», а за ней только что подкатила и остановилась та самая полицейская машина, которая оглашала воем своей сирены все окрестности.
— Пожалуйста, потише, — сказал он водителю.
Тот послушно замедлил ход, когда они поравнялись со «скорой». Двое санитаров кого-то несли на носилках, спускаясь с платформы по лестнице. Малони не было видно человека на носилках, но зато он узнал Джорджа, шедшего рядом с ними с мрачным, расстроенным лицом. Значит, на носилках бедняга Генри, подумал Малони и злорадно улыбнулся, обрадованный, что теперь ему нечего опасаться преследования близнецов, у которых впереди совершенно другие проблемы: больница «Скорой помощи» и все такое. Сам Крюгер перестал казаться таким уж грозным, когда его гориллы оказались выведенными из строя.
Усмехаясь, Малони проговорил:
— Значит, двоих вычеркиваем.
— Простите? — сказал водитель.
— Да нет, это я про себя, — продолжая усмехаться, сказал Малони. — Поехали дальше. И помните — нельзя сказать, что скачка закончилась, когда на треке осталась хоть одна лошадь!
— Что касается вашей скачки, то она закончится ровно через двадцать центов, — сказал водитель.
— Пусть будет как будет, — сказал Малони.
— А вы, случайно, не коп? — вдруг спросил водитель.
— Нет, что вы! — сказал Малони.
— Мистер, на счетчике уже восемьдесят центов.
— Да, да, — сказал Малони. — Что ж, видно, мне так суждено, да и всего не получишь.
— Вы сказали, ваш пакет с Джуди Бонд? — спросил водитель.
— Да, а что?
— Да я только что видел девочку с таким пакетом.
— Что?! Где?
— Да вон там, впереди. Хотите, чтобы я остановился?
— Да. Где она? Где вы ее видели?
— Прямо вон там, — указал водитель. — Только ее уже не видно.
— Высадите меня, — сказал Малони.
— Минутку, сэр, — сказал водитель и положил руку на плечо Малони.
— Послушайте, я не могу потерять этот…
— Эта поездка стоила вам восемьдесят центов, а вы дали мне девяносто пять плюс двадцать на чай, — сказал водитель. — Так вот, двадцати центов больше чем достаточно за такую короткую поездку, и если вы не возражаете, я хочу дать вам пятнадцать центов сдачи.
— Хорошо, хорошо, — сказал Малон, — только пожалуйста…
— Одну минутку, сэр, пожалуйста, — сказал водитель, извлек монеты из специального устройства для мелочи и передал их Малони.
— Спасибо, — сказал Малони. — Вы сказали, это была девочка?
— Да, она несла как раз такой пакет, который вы описывали.
— Спасибо, — сказал Малони и выскочил из машины.
Он сразу помчался в указанном водителем направлении, но не видел никого со своим пакетом. Много людей несли в руках пакеты с самыми разными надписями и рекламными картинками, но среди них не было его пакета, где лежал этот проклятый пиджак.
Он бежал по тротуарам, прокладывая себе дорогу сквозь оживленную толчею, и думал: «В Нью-Йорке проблема в том, что здесь слишком много народу, это такой громадный город.
И если захочешь прогуляться, то сразу заметишь, до чего же разные районы его похожи друг на друга, за исключением, пожалуй, Манхэттена и Стейтен-Айленда. Возьми хоть этот тротуар, по которому я сейчас бегу, пробираясь между детскими колясками, ребятами, разъезжающими на роликовых коньках, старушками, остановившимися поболтать, со стайками хохочущих подростков (понятия не имею, что это за улица!), возьми хоть эту улицу и добавь сюда мясные лавки, кулинарии, бакалейные магазины, добавь обувные мастерские, галантереи, закусочные, магазины грампластинок и видеозаписей, ювелирные, овощные палатки, фотоателье, мебельные, булочные, добавь их все и получишь не неизвестную тебе улицу в Бруклине, скрытую от солнца нависающей эстакадой надземки, а какую-нибудь улицу в Куинсе под такой же эстакадой или в Бронксе — они все, конечно, разные, и все же ужасно похожи друг на друга. Я вполне мог бы искать эту девочку с пакетом Джуди Бонд на одной из этих улиц (какая жалость, что я никогда не ухаживал за девушкой, живущей в Бруклине, сейчас я бы лучше здесь ориентировался, — ведь мой Бронкс так далеко отсюда, дорогие мри, словно находится на другом конце света!)».
И все равно они так похожи между собой.
Чертовски похожи, подумал он, и вдруг его мозг пронзила такая внезапная пугающая мысль, что он встал как вкопанный посреди тротуара, чуть не забыв о своем пакете, позволяя толкать себя потоку прохожих, от изумления замерев на месте с остановившимся взглядом… «Господи! Наверняка и в Риме есть такие же улицы, затененные вот такими же эстакадами, и в Лондоне, и в Париже, не обязательно эстакадами с линией надземки, ведь у них там может и не быть таких, как у нас, красивых сооружений, поддерживающих сеть городского надземного сообщения, но я уверен, там можно увидеть то же самое, и люди там точно такие же. И точно знаю, что даже в Иокогаме точно такие же эстакады, потому что я видел это в каком-то фильме, уверен, там точно такие же люди. О Господи! Я чувствую, как будто меня размножили под копирку!»
Неужели и в Джакарте все точно так же, с ужасом подумал он.
И вдруг в суетливой толпе он увидел, как его пакет, болтающийся в чьей-то руке, заворачивает за угол. Он рванулся вперед, обогнав мальчишку на роликовых коньках, чуть не сбив двух пожилых леди в соломенных шляпках и с хозяйственными сумками, ловко увернувшись от парня, на ходу запрокинувшего голову И подставившего открытый рот под струю пива, льющегося прямо из бутылки, и увидел только исчезающий за углом дома кончик пакета, но не заметил, кто его нес, успел увидеть, только часть последнего слова из надписи: « — овку!». Он бросился к этому дому, едва не сбив с ног мужчину, тащившего елку… — что?! он обернулся на бегу — точно! В середине апреля мужчина нес елку! С ума сойти! Мимо мелькнула витрина магазина садовых принадлежностей на самом углу улицы, в витрине — сосны и елки в огромных кадках (что это? Рождество в Джакарте?), он поспешно извинился перед дамой в шелковых брюках и в туфлях на высоких каблуках, внезапно перенесясь воображением в Брентвуд, Лос-Анджелес, 49, штат Калифорния, где жила тетка Ирэн и где в 1962 году они провели все лето на отдыхе, наблюдая вот таких же пожилых леди в вечерних брюках и в туфлях, расшитых блестками, купленных в супермаркетах, все то же самое, везде то же самое! Он добежал до угла, завернул за него, и перед ним открылась огромная пустынная площадка земли, на которой стоял единственный высокий многоквартирный дом — но, увы! — никаких признаков своего пакета он не увидел.
