– Ну, Фиолетов, уж и не знаю, как ты со мной будешь расплачиваться! – Лика появилась в дверях, протягивая ему бумажку с адресом. – Ее светлость разрешает тебе зайти сегодня на чашку кофе. И Каримов тоже у нее сегодня будет. Только ты не говори, что знаешь ее настоящую фамилию, мне будет неловко.
– Все понял, спасибо тебе огромное! – Гоша прикоснулся губами к Ликиной щеке и удалился скорым шагом.
Оставшись одна, Лика стала собирать разбросанные по столу бумаги и наткнулась на листочек, разрисованный Гошей. Она внимательно поглядела на рисунки. Не узнать ее было невозможно: определенно у Гошки талант рисовальщика. Еще раз сравнив оба рисунка, Лика вздохнула и убрала листочек в ящик стола.
***
Елизавета Андреевна, предупрежденная охранником по домофону, отворила Гоше сама, по-простому. Однако прислуга в этой квартире, несомненно, много и тщательно работала – уж очень трудно было представить княжну, хоть и мнимую, с половой тряпкой и пылесосом.
Очевидно, по меркам богатого человека квартира была небольшая – по Гошиным подсчетам комнаты три, не больше. Претензии хозяйки обнаруживались еще в прихожей. На стенах висели две акварели, изображающие сцены гуляний в Павловске. Гоша с удивлением увидел, что акварели весьма приличные, начала девятнадцатого века, и понял, что тут не обошлось без Лики. На круглом столике стоял старинный телефонный аппарат, а в углу, на консоли красного дерева, – большая фарфоровая расписная ваза.
«Восемнадцатый век, – тотчас определил Гоша, – Франция, Севр, сделана под китайскую…»
Гоша отдал хозяйке букет роз, который купил в фирменном магазине на Литейном – там гарантировали, что розы срезаны в оранжерее всего час назад.
Кивком головы хозяйка пригласила его в гостиную. Там тоже все было подобрано с большим вкусом – антикварная мебель, окно красиво задрапировано бархатными занавесками, картины на стенах и живые цветы на столе. Чувствовалось, что и над этой комнатой Лика хорошо потрудилась.
Наконец Гоша счел неприличным разглядывать комнату и перевел взгляд на хозяйку. Перед ним была очень красивая женщина. Видно было, что красота ее природная, что косметика лишь слегка подчеркивает ее черты, а не скрывает изъяны. Светло-карие глаза глядели на Гошу приветливо, где-то в глубине их прыгали задорные искорки. На Елизавете Андреевне было довольно скромное платье темно-серого цвета, отливавшего лиловым. И хотя платье выглядело очень просто, по тому, как оно облегало фигуру мнимой княжны, Гоша понял, какое оно дорогое.
– Итак, – хозяйка кивком пригласила Гошу сесть на диванчик-канапе напротив окна, – итак, кем вам приходится Лика?
– Мы с Ликой очень старые и очень большие друзья, – ответил Гоша, подлаживаясь под ее тон.
– Мы тоже, – живо отозвалась она.
– Я очень надеюсь, что и с вами мы подружимся, – нахально продолжал Гоша.
Она не стала жеманничать и закатывать глазки – ей совершенно не нужно было кокетничать с Гошей, он абсолютно ее не интересовал. Вместе с тем она совершенно на него не рассердилась за слишком смелый тон – то есть даже если и рассердилась, то не показала вида.
«Еще бы, – подумал Гоша, – у княжны должны быть аристократические манеры, она не может кричать и возмущаться. Всегда ровный спокойный тон, особенно любезный с прислугой, уж этому-то Лика ее научила».
– Лика говорила, что у вас ко мне дело, – нарушила хозяйка затянувшееся молчание.
– Не совсем к вам, – неуверенно начал Гоша и замолчал.
Елизавета Андреевна встала и прошлась по комнате, затем остановилась у окна красивой полукруглой формы. Ее стройный силуэт четко выделялся на фоне заходящих лучей солнца.
Ах, Лика, Лика, – вдруг заговорила она совершенно другим голосом, этот был ниже, живее и лишен ровных искусственных интонаций, – ах, Лика, наговорила все-таки обо мне лишнего. Вижу, что многое вы про меня знаете, чего не должны бы…
Как вы догадались? – смутился Гоша. – Лика просила не говорить…
– Догадалась по вашему лицу, – с досадой ответила она.
– Лика не виновата, – начал Гоша, – просто мы с ней большие друзья. И не надо меня бояться, я не болтлив…
Мнимая княжна одним прыжком подскочила к нему и прикрыла рот теплой ладонью.
Ничего не хочу слышать! Я так вошла в образ… Ладно, я познакомлю вас с Каримовым и сумею сделать так, что он вас выслушает. Но чтобы больше я вас не видела!
– Согласен, не увидите. – Гоша отвел ее ладонь от лица и почтительно поцеловал.
– Вот так. Сейчас мы выпьем кофе, и вы будете меня развлекать. Каримов появится минут через сорок.
За кофе болтали о пустяках. Гоша похвалил убранство гостиной и вид из окна. Убрав чашки, хозяйка ненадолго удалилась в спальню и вышла оттуда, прикалывая к платью бриллиантовую брошь в виде веточки.
– Его подарок, – пояснила она, – нужно носить.
– Вам разве не нравится? Такая ценная вещь, – удивился Гоша.
– Нравится. Но я предпочитаю носить старинные драгоценности. Вообще, если вы заметили, я предпочитаю окружать себе старинными вещами. Обожаю антиквариат!
Гоша успел хорошенько рассмотреть антикварную мебель и выяснил, что некоторые вещи не совсем антикварные, то есть удачный новодел. Но, разумеется, знать об этом может только специалист, а княжну посещали в основном богатые нувориши, которые в антиквариате мало что понимали.
Елизавета Андреевна подошла к большому настенному зеркалу и поправила брошь.
– Расскажите мне что-нибудь о бриллиантах, – вдруг попросила она.
– К сожалению, я мало что знаю о бриллиантах. – Гоша развел руки и, заметив, как княжна недовольно свела брови, тут же нашелся: Но зато могу рассказать вам кое-что о зеркалах!
– Вот как? – На этот раз ее брови поднялись в удивлении. – Что же такое можно рассказать о зеркалах?
Гоша пригласил ее присесть на диван и начал:
– Вы никогда не задумывались, что такое, собственно, зеркало? К какому роду предметов, так необходимых нам в обиходе, его можно отнести? Чем является это чудо-стекло – предметом мебели? Деталью интерьера? Или произведением искусства?
Елизавета Андреевна посмотрела на Гошу с пробуждающимся интересом и глазами предложила продолжать.
– Если считать зеркало предметом мебели, как вон то кресло или этот шкафчик, то разве мы относимся к зеркалу так же, как к стулу, на котором сидим? Разве вы, женщины, также предвкушаете встречу со стулом, разве бежите вы к стулу каждое утро в нетерпении? Разве спрашиваете вы у стула совета, идет или не идет вам эта прическа и не нужно ли добавить чуть-чуть румян или сменить тон помады?
Мнимая княжна слушала Гошу очень внимательно и серьезно, очевидно, так же слушала она Лику, когда та давала ей уроки хороших манер. Гоша на миг представил себе, как Елизавета Андреевна в спальне достает из укромного места тетрадку и аккуратным почерком записывает туда все, что говорит Гоша, чтобы потом выучить наизусть и разразиться монологом где-нибудь на выставке или презентации, чтобы произвести впечатление на сильных мира сего и поддержать свой образ княжны-аристократки. Гоша наклонил голову, чтобы скрыть улыбку. Вероятно, до тетрадки дело не доходит, но что она слушает его и запоминает на всякий случай – это несомненно.
– Довольно, если спросят меня, я, конечно, не хочу относиться к своему зеркалу, как к стулу или шкафу, – смеясь, ответила княжна. – Что там у вас дальше – часть интерьера?
Гоша подошел к зеркалу. Оно было овальной формы в оправе из серебряных листьев.
– Не могу не признать, что именно это зеркало, несомненно, украшает вашу гостиную и очень подходит к этой комнате. Но когда мы говорим о зеркале, не вспоминаем ли прежде всего того, что оно отражает? И как оно это делает?
– И как же оно это делает? – было похоже, что Елизавета Андреевна перестала запоминать Гошины речи с целью их дальнейшего применения и по-настоящему заинтересовалась разговором.
– Оно это делает абсолютно правдиво, – серьезно ответил Гоша. – В самом деле: пускай подруги во весь голос твердят, что эта шляпка вам безумно идет, что вы должны ее носить как можно чаще, зеркало не станет врать и скажет вам, что шляпка эта вас простит и выглядите вы в ней, как замученная непосильной работой поденщица с картины Сезанна.
Гоша очень сомневался, что княжна знала, кто такой Сезанн, но сравнение с поденщицей ей не понравилось.
– Пусть влюбленный мужчина уверяет вас, что вы свежи и прекрасны, как утренняя роза, возможно, он и сам в это верит. Но зеркало-то не станет врать и вовремя предупредит вас, что следует отменить спиртное поздно вечером и сигареты рано утром.
– Я вообще не курю, – холодно заметила Елизавета Андреевна, – так что у вас там было третьим пунктом?
– Третьим пунктом было зеркало, как произведение искусства.
