Лавров живо представил драматическую сцену в горнице, когда рухнувший замертво «жених» Алины рефлекторно выстрелил и промахнулся. Пуля прошла низом и застряла в стене.
— В ту ночь… зачем ты привезла с собой пистолет, если не собиралась стрелять?
— Для самозащиты. Я подозревала, что он маньяк… и не ошиблась.
— Разве ты не хотела убить Глорию, потому что приревновала ее к Берестову?
— Я была не в себе! Мной овладело безумие, и тогда говорило оно, а не я. Думаешь, просто выстрелить в человека, который… с которым…
— За которого ты готовилась выйти замуж, — вздохнул Лавров.
— Откуда я знала, что он помешан на женщинах? Я ему поверила. А он…
— Шестаков из той же обоймы мужчин-ловеласов. Ты наступаешь на одни и те же грабли, Алина.
— На сей раз нет!
— Ты рассказала доктору, что убила своего жениха в этом доме? В горнице, где вы наверняка занимались сексом. Занимались?
— Здесь нет. Он… мы…
— Ладно, мне плевать, — скривился сыщик. — Не понимаю, как ты рискнула тащиться сюда ночью, ходить по комнатам, полным призраков?
— В этом доме прошло мое детство. Мне ли бояться? Кстати, я отыскала у себя в квартире среди хлама связку старых ключей, оставшихся от мамы. Один из них подошел к замку нашей бывшей дачи. Шестаков ничего не менял!
— Ты не робкого десятка.
— Если ты намекаешь на Берестова, то однажды мне привиделось нечто ужасное. Померещилось! А покойный брат не причинит мне вреда. Мы любили друг друга. Он охранял меня по дороге в деревню… и продолжает помогать мне.
— Каким же образом?
— Поддерживает своим присутствием. Мол, не страшись, сестренка, прорвемся. Правда, вид у него жуткий…
— Утопленники красотой не блещут. Труп долго пролежал в воде.
Аля судорожно вздохнула и закрыла глаза. Перед ней сразу же появился Берестов… распростертый на полу, бездыханный. Хорошо, что он сидел к ней спиной. Она бы не смогла выстрелить ему в лицо.
— Мне ничего не стоило пристрелить и Глорию… но я этого не сделала. Когда Берестов упал, мы с ней остались один на один. Я ее не тронула.
Она продолжала оправдываться, хотя в этом не было необходимости. Старая история всплыла, потому что…
— Ты подозреваешь Шестакова? По-твоему, это он убивает своих женщин?
— Я не знаю…
— Но в принципе он способен убить?
— В принципе, любой способен.
— Может, на него гашиш так действует? Пробуждает жажду крови?
Аля медленно пожала плечами. Она продрогла, хотя в машине было тепло. У нее просто зубы стучали от холода.
— М-может…
— Ты замечала за ним какие-нибудь странности?
— Он — сплошная странность. Сплошная! Он… набивает трубку трупным пеплом! И с наслаждением выкуривает…
У Лаврова глаза полезли на лоб.
— Не понял?
— Что, проняло? Оказывается, в Гоа это в порядке вещей. Смешиваешь табак, гашиш и пепел от кремации. Вот тебе и чилом!
— Тьфу! Дикость…
— Для кого дикость, а для кого — священный ритуал.
— Так может, это ритуальные убийства?
— Ага! В наркотическом дурмане доктору мерещится Шива, который требует жертв…
— Почему нет? В обмен на жертвы Шива обещает наделить Шестакова сверхъестественными качествами и причислить к сонму богов. А тот и рад стараться. Потом действие гашиша заканчивается, и доктор ничего не помнит… или думает, что это ему привиделось.
Аля с сомнением покачала головой.
— Он меня обвинял. Требовал признаться, что я убила Тамару и Машу. Кричал! Грозился!
— И ты после этого бросаешься исполнять его поручение?
— Я хочу разобраться, что у него на уме. Если бы он пришел меня убивать, то…
— Но он не пришел. Решил, что пока ты ему нужна. А когда нужда в тебе отпадет, он тебя прикончит, как других.
— Ты-то как здесь оказался? — неожиданно спросила она.
— Ищу убийцу.
— В Прокудинке, в нашем бывшем доме?
— По-моему, самое место. Вот, тебя встретил. Где бы мы еще свиделись? Ладно, поехали. Отвезу тебя домой, так и быть.
Лавров завел двигатель и медленно тронулся, выезжая на ухабистую грунтовку.
— Годы прошли, а дороги все такие же паршивые…
— Я в город не вернусь, — заявила Аля. — Если Шестаков правда убийца, то мне несдобровать. Больше всего он боится, как бы менты не пронюхали про его «опыты».
— Выходит, ты свидетель?
— Я могу проболтаться о доме в деревне, о гашише… и вообще…
— Тебя уже допрашивали?
— Он бы этого не допустил!
— Да, плохи твои дела, Алина Нефедова…
Рябов прошелся по улице мимо здания, где находился салон «Эрна», потом вернулся и заглянул внутрь. В коридоре возилась уборщица, дверь в салон была заперта и опечатана.
Он постоял в раздумье, не понимая, что привело его сюда. Любопытство? Страх? Желание убедиться в том, что это ему не приснилось?
Уборщица, шумно орудуя шваброй, повернулась и со вздохом сообщила:
— Нету ее. Померла.
— Как?
Вопрос слетел с губ раньше, чем он осознал его ненужность. И так ясно, что Эрне разбили голову.
— На нее грабители напали… ударили по голове, но взять ничего не взяли. Может, она еще не успела денег набрать. А может, их спугнули. В общем, погибла баба ни за понюшку табаку. Магия ее сгубила!
Уборщица опасливо покосилась на дверь и перекрестилась.
— Иди ты отсюда, сынок, от беды подальше…
Рябов согласно кивнул. Смерть Эрны казалась ему нереальной, как и смерть Тамары и Маши. Словно он попал в иное измерение, где происходили странные и страшные вещи, которые не укладывались в его уме.
На улице пахло асфальтом и пылью. Собирался дождь. Антон сел в машину и включил зажигание. Что ему теперь делать? Опять ехать в Черный Лог, к провидице? Предъявить претензии к ее помощнику, который бездействует?
— Она сказала то, что увидела, — пробормотал менеджер. — А помощник — просто бездарь. Вместо поисков убийцы обвиняет меня. Пусть спросит у своей хозяйки, кто разгуливает по городу и оставляет после себя трупы. Она должна знать. Впрочем, разве ясновидение не та же химера, что и магия? Все эти люди — жулики, которые ловко выманивают у людей деньги.
Справедливости ради он отметил, что хозяйка Черного Лога ничего у него не выманивала. Он сам приехал и сам заплатил ей названную сумму. Мог бы отказаться.
— А Тамара все равно умерла…
Он вспомнил директора «Фаворита». Тот сегодня как-то слишком внимательно, слишком пристально поглядывал на него. Непривычно часто прохаживался по офису, вместо того, чтобы сидеть в кабинете. И каждый раз Антону казалось, что босс интересуется именно ним.
— Неужели догадался, что я нарочно подослал к нему детектива? Он мужик башковитый…
Рябов разговаривал сам с собой. С кем еще он мог обсудить свое положение? Кто еще заслуживает полного доверия? Тамары больше нет, а с мамой он давно не обсуждает ничего серьезного.
— Ты была несправедлива ко мне, — бросил он Тамаре, словно та его слышала. — Называла меня «маменькиным сынком». Я этого не заслужил.
На миг ее тень возникла на переднем сиденье, где она обычно ехала. У Антона выступила испарина, он протянул руку к Тамаре, но нащупал пустоту.
— Фу-ты… Прости, я не то хотел сказать…
Он представил себе Шестакова. Чем занимается этот человек? Муж Тамары… теперь уже вдовец. Скорбит? Радуется? Пьет коньяк? Курит одну из своих трубок?
Однажды Тамара открыла шкаф и показала любовнику коллекцию курительных трубок супруга. Из шкафа повеяло сладковатым табаком особого сорта, который предпочитал Шестаков.
«Егор не признает сигарет, — пояснила она. — Только трубки. Привозит их отовсюду, где побывал».
Антон потянул носом, и его затошнило. В комнате доктора стояла бронзовая статуэтка индийского бога с четырьмя руками. От нее веяло жутью.
«Что это за чудище?»
«Шива, — ответила Тамара. — Великий разрушитель».
«Твой муж поклоняется идолам?»
«Он сам — идол! — засмеялась она. — Хочет, чтобы на него все молились! В том числе и я».
Антон выехал с парковки и свернул на проспект. Он управлял машиной на автопилоте. Опомнившись, он сообразил, что едет по направлению к Ивановской улице. Туда он часто подвозил Тамару. Она была близорука, категорически отказывалась носить очки и не могла водить.
— Тамара… — выдохнул он. — Я очень соскучился…
Та женщина на траве, со слипшимися от крови волосами, была уже не его возлюбленной. Просто телом, неподвижным и остывающим. Тамара ушла. Далеко. Туда, откуда не возвращаются. Кто-то должен заплатить за это.
Свет фар разрезал сумерки, моросящие дождем. Антон включил дворники. Его мысли успокоились, улеглись. Нечего ему надеяться на детектива. Разве он не мужчина? Другой на его месте сам взялся бы за дело.
