— Я докажу тебе… — шептал он, представляя себе укоризненное лицо Тамары. — Докажу!..
Что Антон собирался ей доказывать, казалось смутным, как очертания города в пелене дождя. Наверное, свою преданность и готовность довести дело до конца.
«Шевроле» удачно поместился между двумя легковушками во дворе до боли знакомого дома. Молодой человек вышел, поднял голову и посмотрел на окна четвертого этажа. Они светились.
Не дожидаясь лифта, он поднялся на площадку и позвонил в квартиру Шестаковых. Хозяин не торопился открывать, разглядывая посетителя в глазок.
— Вы кто?
— Я менеджер из фирмы, где работала ваша жена, — сказал Рябов. — Принес деньги.
— Не нужно…
— Я обязан передать вам собранную сумму.
Он не придумывал заранее, что будет говорить мужу покойной любовницы. Слова сами слетали с языка, голос звучал убедительно.
Шестаков за дверью колебался. Если он не впустит сотрудника, который принес деньги, это возбудит подозрения и лишние толки.
— Хорошо…
Щелкнул замок. У Антона защемило сердце. Сколько раз он слышал этот милый щелчок, перед тем, как они с Тамарой обнимутся в темной прихожей, тесно прижмутся друг к другу…
Доктор осунулся, поблек, но его глаза блестели болезненной одержимостью. Он протянул руку:
— Давайте…
— Прямо здесь?
— Ладно, входите, — сдался вдовец и повел незваного гостя в кухню. — Помянем.
На столе стояла початая бутылка коньяка, бокал и конфеты. Пациентки задаривали доктора коробками с конфетами. Тамара их не ела, берегла фигуру. Зато ее муж был сладкоежкой. Во всех смыслах.
Шестаков достал второй бокал и щедро налил себе и гостю. Его рука чуть дрожала.
— Не чокаясь…
— Я за рулем, — отказался Рябов.
Он не притронулся к коньяку и вместо того, чтобы отдать деньги и уйти, сел за стол. Шестаков выпил и тоже сел, бросая на молодого человека угрюмые взгляды. Видимо, он не первый раз прикладывался к спиртному, потому что выглядел не совсем трезвым. В квартире стоял запах фруктового табака с какой-то примесью.
— Где-то я вас видел…
— Я был у вас на приеме.
— Ах, да… припоминаю…
— Ваша жена порекомендовала вас как хорошего специалиста.
Доктор кивнул, давая понять, что не задерживает гостя. Однако тот не торопился уходить.
— Что-то еще?
— Тамара — не единственная жертва убийцы, — выпалил Антон. — После нее погибли еще две женщины: Маша Рамирес и Эрна, хозяйка магического салона. Вам об этом известно, не так ли?
— Зачем вы мне это говорите?
— Маша была вашей пациенткой, — решительно продолжал Рябов. Его несло. Он толком не понимал, какую цель преследует и зачем начал эту беседу. — И Эрна, вероятно, тоже. Я угадал?
— Какое вам дело?
— Я могу подать эту идею следователю. Он ухватится за вас, как клещ.
Доктор уставился на него мутными зрачками. Они были большими и темными, словно пропитанными ядовитыми парами.
«Да он обкуренный! — осенило Рябова. — Видимо, он набивал в трубку не только табак, а кое-что покрепче!»
— Эрна… умерла?
— Не прикидывайтесь слабоумным, — разозлился гость. — Ее убили. Так же, как вашу жену и любовницу. Маша ведь спала с вами?
— На что вы намекаете, господин… э-э…
— Вы убийца, Шестаков. Ваше место — в аду.
— Нет…
— Я не жду от вас признания!
— Чего же вы хотите?
— Понять.
— Меня? — скривился в улыбке доктор. — Это тебе не под силу, клоун!
Маски были сорваны. За столом друг против друга сидели не менеджер по рекламе и врач-гомеопат, а два непримиримых соперника. Молодость против опыта, напор против хитрости, любовь против сладострастия. Был ли у Рябова повод для мести? Был ли у Шестакова мотив для убийства?
— Клоун! — презрительно повторил хозяин.
— А ты — мразь! Подонок!
— Что ты знаешь о жизни, болван?
— Зато я накоротке со смертью, — ухмыльнулся Антон. — Скоро ты в этом убедишься.
Если существует вечная душа и Тамара видит его сейчас, она может гордиться им. Он прижмет к ногтю этого напыщенного индюка Шестакова, вывернет его наизнанку, заставит все рассказать.
— Кто тебя прислал?
— Судья! — заявил молодой человек и показал пальцем на потолок. — Оттуда! Приговор вынесен, а я приведу его в исполнение. Думаешь, не сумею?
— Ты псих?
Под действием гашиша чувство самосохранения у Шестакова притупилось. Он воспринимал инцидент как сцену из безобидного спектакля. Ему было смешно видеть и слышать придурка, который явился пугать его. Может, это вообще сон…
— Ты мне мешаешь, — буркнул доктор и потянулся к бутылке. — Уйди прочь!.. Сгинь!..
Он вдруг согнулся и зашелся сиплым хохотом.
— Исчезни!.. У меня умерла жена!.. Я скорблю!..
— Погоди, — Рябов выхватил у него коньяк и со стуком поставил возле себя. — Не то тебя совсем развезет. Я еще не кончил!
— Так давай… кончай… — давился смехом Шестаков. В его устах это слово прозвучало откровенной непристойностью.
Антон вспыхнул и подавил порыв разбить бутылку о голову негодяя. Нельзя поддаваться на провокации.
— У Тамары был любовник, — сказал он, глядя на хохочущего доктора. — Директор нашей фирмы. Она могла бросить тебя ради него.
Шестаков вряд ли видел директора «Фаворита» воочию, чтобы усомниться в этом наглом заявлении.
— Мне плевать, с кем она спала! Но меня бы она не бросила. Никто не сравнится со мной в постели, мудак. Моя камасутра привязывает ко мне женщин крепче, чем цепи. Они любят нас не за интеллект, не за деньги, а за ласки. Я говорю — любят! — а не делят ложе. Усек? Даже уйдя к вашему директору, Тамара продолжала бы бегать ко мне на свидания. Она уже не могла бы обойтись без того, что давал ей только я!
Его распирало от самомнения и чувства собственного величия. Он выпрямился и как будто засиял «божественным светом». Рябова передернуло. Однако в чем-то доктор был прав. Тамара продолжала жить с мужем, несмотря ни на что.
— Ты ничтожество! — злобно выпалил он, желая оскорбить Шестакова. — Секс и любовь разные вещи.
— Поверь мне, хороший секс всегда возьмет верх над душевными порывами. Впрочем, все это блажь… пустое. Главное — понимать знаки, символы, на языке которых глаголет фатум. Если хочешь знать, я предчувствовал смерть жены. Я видел маску смерти на ее лице. А она ничего не замечала! Жила, как живется. Ходила на работу, готовила свои овощи на пару, пила обезжиренный кефир… вкалывала сверх меры. Заботилась о карьере и берегла здоровье, хотя ни то, ни другое в итоге ей не понадобилось. Смешно? Нет. Скорее, грустно. Ей казалось, что она строит светлое будущее, а судьба показала ей дулю!
Для наглядности доктор скрутил фигуру из трех пальцев и показал Рябову.
— Думаешь, это просто кукиш? Такая примитивная штука — тоже знак. Это ни много ни мало — оккультный код. Мало кому известно, что фига отгоняет злых духов. Изыди!.. — воскликнул он, вытянув вперед руку с кукишем. — Прочь!..
Антон смотрел на него, как на сумасшедшего. Обычная дуля, оказывается, — оккультный код! Да он свихнулся, этот Шестаков.
— Главное в жизни — любовь…
— Как бы не так, — возразил доктор. — Любовь кого угодно погубит, даже глиняного истукана. Бедняга Голем! Съехал с катушек из-за смазливой дочки раввина! Пришлось лишить его сознания…
— Голем? Кто это?
— Вместо могучего колосса осталась кучка глиняных черепков. Понимаешь, парень? Вот что обидно. Я мечтал повторить опыт рабби Лёва…
Речь доктора стала бессвязной, сбивчивой и походила на бред. Антон в ужасе качал головой. Шестаков нес сущую ахинею, путался, сам себя опровергал и снова пускался в бредовые рассуждения. Он вскакивал, размахивал руками. Дверь на балкон была открыта, и молодому человеку казалось, что доктор ненароком выскочит и бросится вниз с четвертого этажа. Не так уж высоко, чтобы разбиться насмерть, но достаточно, чтобы покалечиться.
Когда Шестаков на самом деле вскочил и метнулся к балконной двери, Рябов не стал ему мешать.
— Я покажу тебе… вот…
С этими словами хозяин выбежал на балкон, а гость мысленно произнес: «Аминь!» Через минуту доктор вернулся в кухню с ведром засохшей коричневой глины.
— Смотри!.. Смотри!.. — лихорадочно повторял он. — Я привез это… впрочем, не важно… Чистая глина!.. Я нашел ее… впрочем, какая разница… Она годится для того, чтобы вылепить фигуру человека… небольшую… для пробы…
— Ты скульптор, да?
— Чтобы оживить Голема, кроме всего прочего, надо произнести тайную фразу… понимаешь? Всего несколько слов… или даже букв…
— Какого еще Голема? — взвился Антон.
Возбуждение доктора невольно передавалось ему. Он смотрел то в искаженное лицо Шестакова, то на глину в ведре. Происходящее было похоже на дурной розыгрыш, комедию, которую ломал перед ним этот жестокий человек, опьяненный наркотиками и алкоголем.
