– Совершенно верно. И еще, он был профессиональным фотографом. Пластину с негативом рентгеновского снимка он сразу забрал и обработал. Ты сейчас подумала, почему они так поторопились с расстрелом?
Федор Федорович, как всегда, угадал. Именно об этом я подумала.
– Если не ошибаюсь, Канегиссера, убившего Урицкого, держали и допрашивали год, – сказала я, взглянув на него вопросительно.
В ответ он кивнул, я продолжила свои размышления вслух:
– Конечно, они отлично знали, что никакой информации от Каплан получить не смогут, это нелепо. Но она пригодилась бы им для открытого судебного процесса. Иначе зачем весь этот сложный спектакль? Она согласилась взять вину на себя, пусть ее признание звучало дико, но это уже мелочи. Она сумасшедшая, и отлично. Только сумасшедшая способна стрелять в товарища Ленина. Неужели такая спешка возникла потому, что она заговорила о Гарском?
– Да. Она заговорила, а Петерс, вольно или невольно, выдал ее, рассказал Луначарскому, тот сразу побежал докладывать Свердлову. Имя Шмидмана-Гарского по каким-то причинам, известным лишь Свердлову и, наверное, самому Шмидману, не должно было всплыть в связи с этим делом, даже в узком кругу посвященных.
– Но почему ее убили именно в Кремле и тело сожгли там же? Они ведь расстреливали людей сотнями, на Лубянке, в Сокольниках, на Ходынке, и хоронили в братских могилах. Кого нибудь еще расстреливали и сжигали прямо под окнами правительственных квартир?
– Вряд ли. Кажется, это был единственный случай. Видишь ли, они сдуру приплели к своему водевилю англичан и французов. Помнишь так называемый «заговор послов»? В ночь на 1 сентября в Москве был арестован британский консул Брюс Локкарт. В шесть часов утра к нему в камеру втолкнули Каплан. Он описал эту странную очную ставку в своих воспоминаниях. Ее втолкнули, она постояла у окна, тупо глядя в одну точку, не сказала ни слова, и ее увели.
– Все?
– Все. Ни до, ни после Локкарт ее не видел. Но думаю, именно эта странная встреча стала причиной сожжения трупа. Ситуация с заговором была достаточно скользкой, и не исключался поворот, при котором англичане и французы могли потребовать настоящего, а не водевильного расследования. В таком случае труп Каплан пришлось бы эксгумировать для опознания и судебная экспертиза установила бы слепоту. В принципе, вероятность подобного поворота составляла ноль целых одну десятую процента, но риск был слишком велик. Вот они и засуетились. Других объяснений я не вижу. Разве что какие-нибудь тайные ритуальные мотивы. Кстати, и это нельзя исключать, они уже в семнадцатом превратили Красную площадь в кладбище.
– Я думаю, в случае с убийством Каплан они просто спешили, заметали следы. А все-таки кто стрелял?
– Вот тут мы переходим к пятому действию. Но завтра, завтра. Сейчас тебе надо поспать, да и мне пора возвращаться.
В комнате уже никого не было. Мне захотелось позвонить домой, узнать, как там Вася, однако не в четыре утра.
* * *
Действие пятое. Пули.
После 30 августа загремели первые залпы идеологической канонады, которая потом не затихала семьдесят лет.
«Правда» от 1 сентября.
Бухарин: «Ленин, пораженный двумя выстрелами, с пронзенными легкими, истекающий кровью, отказывается от помощи и идет самостоятельно. На следующее утро, все еще находясь под угрозой смерти, он читает газеты, слушает, расспрашивает, смотрит, желая убедиться в том, что мотор локомотива, мчащего нас к мировой революции, работает нормально».
2 сентября 1918 г., выступая на заседании ВЦИК, Троцкий сказал: «Никогда собственная жизнь каждого из нас не казалась нам такой второстепенной и третьестепенной вещью, как в тот момент, когда жизнь самого большого человека нашего времени подверглась смертельной опасности. Каждый дурак может прострелить череп Ленина, но воссоздать этот череп – это трудная задача даже для самой природы».
Тексты панегириков, пропетых Троцким и Каменевым, вышли тиражом 1 млн экземпляров. Зиновьев в своей многословной здравице назвал Ленина «апостолом мирового коммунизма», «вождем Божьей милостью». Тираж здравицы – 200 тыс. Краткая популярная биография Ленина – тираж 300 тыс. Так начиналась индустрия обожествления.
Неизвестно, чем бы закончилась авантюра под названием ВОСР, если бы не блестящая идея с покушением и воскресением. Года не прошло. В сентябре 1918-го маленький лысый эмигрант был объявлен всеведущим и непогрешимым. Ленин стал первым главой государства в новейшей истории, получившим титул вождя. Раньше вожди были только у диких племен.
Жизнь вождя стала для темной усталой толпы залогом счастья и благополучия. Слова «социализм», «коммунизм» толпе непонятны, ей нужны простые, древние символы. Злые враги. Добрый вождь. Кровь вождя, пролитая ради всеобщего счастья. Наконец, чудо воскресения из мертвых. Чудо публичное, описанное в мельчайших подробностях, распечатанное миллионными тиражами.
Однако любопытно было бы взглянуть на лица соратников вождя, если бы им тогда, в восемнадцатом, показали вот такую весточку из будущего:
«Неопровержимо доказано, что в подготовке убийства великого Ленина участвовали гнусные троцкистско-бухаринские изменники. Больше того, омерзительный негодяй Бухарин выступил в роли активного организатора покушения на Ленина, подготовленного правыми эсерами и осуществленного 30 августа 1918 года. В этот день Ленин выступал на заводе быв. Михельсона. При выходе с завода был тяжело ранен бело-эсеровской террористкой Каплан. Две отравленные пули попали в Ленина. Жизнь его находилась в опасности».
Впрочем, не стоит забегать вперед почти на двадцать лет. Я ведь так и не знаю главного: кто стрелял?
Я вернулась домой. Начался ноябрь. Стало мрачно, мокро и совсем холодно. Я читала мемуары, исследования, сборники документов, медицинские учебники и справочники. Я могла думать и говорить только об этом злосчастном покушении, я ушла в него, как алкоголик уходит в запой.
В одном из сборников документов мне попался «Протокол заседания комиссии Л.Б. Каменева и И.В. Сталина по вопросу реорганизации ВЧК», 20–23 января 1922 г.
«№ 1, а)Предписать т. Уншлихту принять меры к тому, чтобы известная ему рукопись вышла в печати за границей не позже чем через 2 недели».
Тут и появился наконец Агапкин, опять возник на диване в моем кабинете, в старческом обличии и произнес сердито:
– Давно бы могла догадаться, что тебе не обойтись без брошюры Семенова. Мне сейчас некогда, я не собирался тебе помогать, но пришлось. На вот, читай. – Он бросил ко мне на стол довольно тонкую потрепанную книжицу с размытым штампом, то ли архивным, то ли библиотечным.
– Что значит – некогда? – возмутилась я. – Чем это вы так заняты?
В ответ он весело рассмеялся. Более нелепого вопроса задать невозможно. Кому, как не мне, знать, чем он занят в пространстве второго тома моего романа?
– Читай! – повторил он и промокнул глаза платком.
У него выступили слезы от смеха, а я готова была заплакать от отчаяния.
Брошюра называлась «Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917–1918 гг. Семенов Г.И.».
– Это и есть та самая рукопись, – пояснил Агапкин, – через месяц после заседания она вышла большим тиражом в Берлине, на русском и на немецком.
«Под моим руководством была группа в составе Каплан, Пепеляев (бывшие политкаторжане), Груздиевский и Маруся. Однако для акции по убийству Ленина была создана другая группа: Каплан, Коноплева, Федоров, Усов. Но на одном из митингов в решающий момент Усов дрогнул и не решился. Его вывели из группы. На завод Михельсона послали Каплан и рабочего Новикова. Каплан вышла вместе с Лениным и сопровождавшими его рабочими...
После выстрелов Каплан бросилась бежать, но через несколько минут остановилась, обернулась лицом к бегущим и ждала, когда ее арестуют».
– Надеюсь, тебе не надо напоминать, что с декабря двадцать первого года шла подготовка к показательному процессу над партией правых эсеров. Семенов был авантюрист и жулик, штатный агент ВЧК, но это не важно. Рукопись читал и редактировал лично Коба. Главным пунктом обвинения стали три крупных теракта лета восемнадцатого. Убийства Володарского и Урицкого, покушение на Ленина. Вот в связи с этим и решили в апреле 1922-го удалить пулю, хотя бы одну. А заодно требовалась уважительная причина, чтобы не ехать на Генуэзскую конференцию. Там, по агентурным сведениям, готовилось реальное покушение на Ленина. И операция по извлечению злодейской пули была весьма кстати.
– Значит, пули действительно в нем сидели? – спросила я.
Но Агапкин ничего не ответил, исчез. Он давал мне понять – с последним, пятым действием водевиля я должна разбираться самостоятельно, без его помощи.
Многие современники событий и более поздние исследователи пишут о странностях, нелепостях, неувязках в покушении, в следственном деле, в показаниях свидетелей. В начале девяностых прокуратурой было возобновлено дело Каплан и совершенно точно установлено, что она не стреляла в Ленина. Кто стрелял – до сих пор неизвестно. О медицинской стороне покушения тоже рассуждают многие и тоже замечают странности. Но сам факт ранения, пусть легкого, но все-таки ранения, не отрицает никто.
