Виктор Меньшов - Золотой мальчик

— Ну разумеется, — понимающе улыбнулся Портной и вежливо удалился на кухню,

Когда мы ехали сюда, на четырёх машинах, набитых под завязку вооружёнными до зубов братками, я думал о странных превратностях и гримасах судьбы. Кто мог подумать лет десять назад, что я, учитель, сын и внук учителей, буду когда-нибудь ехать на кровавую разборку вместе с бандитами, которые считают меня за своего?

Всё перевернулось в этом обезумевшем мире с ног на голову. Господь либо проклял нас и лишил разума либо сам сошёл с ума. Он не оставляет никакого выбора. Сначала мне пришлось бежать из Сухуми, города, где я родился и вырос, города, в котором родились и выросли мои родители, где мы учили тех самых людей, которые теперь громили наши дома, вспомнив, что они — абхазы, а мы — грузины.

И почему-то они сразу стали нас ненавидеть. За что? Видит Бог, я хорошо учил, и всегда только хорошему. Но моего отца убили. А мы с трудом ушли по ущелью. Я шёл среди бесконечной вереницы наспех одетых людей, которые бросили всё, спасая свою жизнь. И я видел, как они гибли, как шли через заснеженные перевалы без тёплой одежды и без пищи.

Мы шли в Грузию, где я до этого был всего несколько раз. Но там нас, как оказалось никто не ждал. Нам посочувствовали, но жить было негде. Мне сказали, что я должен взять оружие и сам вернуть то, что у меня отобрали. И отомстить за отца. А что мне оставалось?

Я не знаю, кто победил в той войне. Я знаю только, что в реке Ингури вместо воды должна течь кровь, столько её было пролито. И я понял, что никогда не вернусь в Сухуми. Никогда не будет он больше моим домом. Дом, в котором соседи убивают твоего отца, не может быть твоим домом. Дом, в который ты сам пришёл с оружием, тоже не может быть твоим домом.

А потом был Тбилиси, был Гамсахурдиа, президент интеллигентной Грузии. Самое интеллектуальное правительство. И была чёрная гвардия Гамсахурдиа. И был голод, и не было света, не было воды и тепла. Но люди жили надеждой. А потом была гражданская война. И я понял, что нет Грузии. Как в один день не стало Советского Союза, а стали Россия, Грузия, Азербайджан и другие республики, так не стало и Грузии.

Мы стали грузинами, абхазами, звиадистами. И прав был всегда тот, у кого в руках автомат.

Я уехал. И меня прибило в Москву. Тут я надеялся устроиться на работу, но оказался лицом кавказской национальности. Меня по несколько раз на день останавливали на улицах милиционеры и проверяли документы. А уж чего я наслушался при этих проверках!

О работе же не могло быть и речи. В Москве своих безработных учителей было навалом. Я уже думал уезжать обратно, не зная, как буду кормить мать, но на вокзале ко мне подошли два грузина, с одним из которых я вместе воевал, и предложили работу.

Так я стал своим среди бандитов. Только никогда и никому я не говорил про то, что был учителем.

А вот сейчас я стою на нижней ступени подвала и стучу в обитые железом двери. Я знаю, что там засели отчаянные ребята, но мне наплевать. Мне давно всё безразлично. Трудно убить в первый раз. А потом ты сам перестаёшь жить. Ты просто убиваешь.

За дверями тишина.

— Может, там их и нет? — из-за спин подаёт голос Свисток.

— Рассредоточьтесь по стенкам, — оглянувшись, командую я. — Встали толпой. Нас двадцать пять человек, если откроют и начнут стрелять — всех покосят.

Подействовало. Прилипли к стенам. Боятся. А я не боюсь? Я не боюсь. Я сам себе глубоко безразличен.

— Кто? — глухо доносится из-за двери.

Под ложечкой слегка похолодело. Будет бой. Будет шанс умереть. Искоса замечаю, как напряглись и побелели лица братков. Ничего, привыкайте иметь дело с равными противниками.

— Аткрывайте! Пришли неприятности, — нарочно слегка усиливая акцент, говорю я.

— Давай я, — нетерпеливо требует Терминатор.

Большего несоответствия клички и натуры я ещё не встречал. Маленький, щуплый, в очках, с реденькими белёсыми волосами, с пухлыми губами, он похож на большого мальчика-отличника. Кем он, собственно, и является.

Про него рассказывали, что в школе он действительно был отличником, даже сумел перейти через два класса вперёд, ему прочили большое будущее, он блистал на всевозможных химических олимпиадах, даже международного масштаба. Впереди у него была широкая дорога. Но на ней выросла фигура школьного учителя истории, который не согласился давать поблажек юному вундеркинду и потребовал от него в обмен на оценки знаний.

Юный вундеркинд затаил обиду и вскоре учитель нашёл на столе адресованный ему конверт. Он вскрыл его, и тут же раздался взрыв.

Потом юный химик говорил, что хотел только попугать учителя, но переборщил с компонентами. Не знаю, как уж там было на самом деле, но учитель получил вторую нерабочую группу инвалидности, а юный химик шесть лет.

Отсидел он всего ничего, попав почти сразу под амнистию, но нужными знакомствами обзавестись успел. К моменту его выхода спрос на его способности был огромный.

И вместо привычных выстрелов, по Москве загрохотали взрывы. Это было безопаснее и для заказчиков, и для исполнителей, к тому же более впечатляюще для врагов. Развороченные в клочья машины, взорванные прямо у тебя на глазах — серьёзный аргумент в спорах со строптивыми клиентами. В этом же юноше, как оказалось, жил мстительный дух разрушения. Он стал номером один в своём ремесле. Как говорили, на его личном счету были все самые громкие дела, связанные со взрывами. В том числе и знаменитый взрыв на Котляковском кладбище, говорят, не обошёлся без его участия.

Словом, он громил и превращал в груды обломков всё, что вставало на его пути и всё, что ему заказывали. При этом он, который мог выбирать только самые богатые заказы, не гнушался любой работой. Его прямо-таки распирала страсть к разрушению. Мне кажется, что если бы не было заказов, он стал бы работать бесплатно, и даже сам доплачивал бы заказчикам.

За дверями висела мёртвая тишина. Я снял с плеча автомат Калашникова, передёрнул затвор, чтобы там услышали, и ещё раз стукнул в двери ногой.

Дверь отозвалась гулким гудением.

— Открывай, Слон! Разговор есть. Если ты откроешь — решим всё миром. Если мы откроем — будет плохо.

За дверями было всё так же тихо.

— Они через другие выходы не уйдут? — спросил Терминатор.

— Не уйдут. В каждом подъезде их ждут у выходов. Я сам людей расставил. Лично.

— Ну так что — я зря, что ли, ехал? — надул он детские свои губы. Давай я открою.

А что, в самом деле, делать?

— Открывай, — разрешил я, отодвигаясь в сторону.

Терминатор тут же метнулся к двери, как кошка к сметане. Он что-то осмотрел, потрогал пальцем и обернулся к своему провожатому и постоянному напарнику по кличке Дядька. Это был верзила со звероподобной физиономией, изуродованной чудовищными шрамами.

— Давай два зелёных патрона, — скомандовал Терминатор.

Дядька распахнул куртку, и я содрогнулся, увидев, что он в несколько рядов обмотан своеобразными «патронташами», в них торчали большие картонные патроны всех цветов, среди которых я узнал палочки тротила и аммонала.

— Как ты с этим ходишь? А если пуля попадёт?

Дядька обернул ко мне своё обезображенное лицо и сощурился, словно всего меня в зрачки свои втянул.

— А ты знаешь, как страдают от осколочных ран?

Я промолчал. Видно, он знал о боли нечто такое, чего я не знал. И он сделал свой выбор между болью и смертью. Ну что же, это его право. Смерть выбирают по разным причинам.

— Свисток, пойди быстро в подъезды, передай, что сигнал — взрыв. Тут же пускай ломают двери, как могут. Терминатор позже подойдёт. Все, кто остаётся здесь, выйти наверх, не забудьте оружие убрать. Одновременно со взрывом — все вниз! Стрелять осторожнее — друг друга можем перестрелять. Главное, сразу не палите, как сумасшедшие.

Братки пошли наверх, пряча оружие в карманы. Почти у всех были пистолеты. Автоматическое оружие в такой ситуации опасно прежде всего для штурмующих, не имеющих навыков таких боевых действий.

Я повесил автомат на плечо и вышел вслед за ними, оставив Терминатора и Дядьку колдовать у дверей.

На улице пахло сыростью. Уже заметно стемнело, и оружие можно было и не прятать. Я вдохнул сырой московский воздух и с тоской подумал, что очень устал жить. Может, сегодня всё закончится.

В этот момент из подвала выскочили Дядька и Терминатор.

— Сейчас будет тарарах! — радостно сообщил Терминатор.

А я вдруг совершенно случайно заметил, что глаза у него были не радостные. Скучные у него были глаза. И я подумал, что у меня, наверное, тоже такие.

— Всем приготовиться! — скомандовал я, и вопросительно посмотрел на Терминатора.