— Считайте, что я вам это сказала.
— Выгнать меня, наконец, — я не переворачивал пластинку.
— Я вас выгоняю. Только не уходите.
Я хотел продолжить, но она остановила:
— Может быть, вам лучше остаться у нас в стране?
— Я еще не решил.
— Если вам будет нужна моя помощь…
Она подошла ко мне вплотную, и я почувствовал дурманный запах ее духов и помады.
— Если вам будет нужна моя помощь, вы можете обратиться ко мне при любых обстоятельствах. При любых обстоятельствах.
Она была близко-близко. Я опустил глаза. Я не знал, что делать: Кики, Лоретта, Ася, здесь все просто. Но великая актриса…
Она как будто поняла, шлепнула меня по плечу:
— Пошли к моим дамам. А мои слова запомните. Я ваш друг. Друг при любых обстоятельствах.
Мы вернулись на террасу.
Там продолжали спорить о теории дамы-писательницы. Дама-критик, судя по всему, была убежденной материалисткой:
— Я проконсультировалась у специалистов по поводу вашей теории. Они утверждают, что с научной точки зрения как раз все наоборот. Сновидения возникают тогда, когда отдельные участки головного мозга остаются незаторможенными.
Но Электре теория понравилась:
— Не разочаровывай меня.
На экране снова реклама.
Я посмотрел на часы. Пора. Я встал.
— Жалко, что вы быстро уходите, — жеманно процедила дама-писательница.
— Действительно очень жалко, — деловито отозвалась дама-критик. — Сейчас очень интересно послушать человека из России.
Я остановился у дверей:
— Кстати, про историю со снами. Один мой друг, человек совершенно праведный, подъехал к бензоколонке заправить машину. А колонка возьми да взорвись. И он вместе с ней.
— Ну и что? — дама-писательница удивленно подняла брови.
— А то, что бедняга остался без нужных пяти минут и без двадцати пяти веков блаженства. Так что всего в жизни не предусмотришь.
56. Даже у длинных историй бывает конец
В гостинице я был в половине первого. Сразу же позвонил в посольство. Тростников уехал домой обедать. Домашний телефон его я знал.
— Как в отношении семги под малиновым соусом?
Он все понял и не спросил, кто я.
— За вами заехать?
— Я за рулем. Через сколько будешь?
— Через двадцать минут.
Тростников появился через полчаса.
— Десять минут ушло на объяснение жене? — спросил я.
— Она очень неправильно поняла события в Москве. — Он засмеялся. — Считает, что нам теперь работать не надо.
— Не могу сказать, что я очень уж другого мнения. Но все-таки.
— Я задержался, поскольку ездил в посольство, на всякий случай прихватил ваш швейцарский паспорт и документы к нему. Подумал, могут вам понадобиться. Молодец, просто молодец.
— Как вы и сказали, отлет из Монреаля и прилет в Рим проставили.
Я взял документы.
— Где Кузякин? Не объявлялся у вас?
— Нет. Не объявлялся.
— Что-нибудь особенное произошло в посольстве за два-три дня до московских событий?
— Ничего.
— Припомни. Что-нибудь необычное.
Он покачал головой.
— Ладно. Прости. Возвращайся к жене.
— А вот это уж нет. Перекусим — и в «партком»?
— Перекусим — согласен, а в «партком» как-нибудь в следующий раз.
* * *
После обеда я отправился в отель. В три вышел на улицу и из автомата вблизи площади Испании позвонил Лоретте в госпиталь.
— Я хочу…
Она меня оборвала:
— Приезжай прямо сейчас к госпиталю.
Это что-то новое. И вряд ли приятное.
Лоретта ждала у входа.
— Идем.
Мы прошли молча шагов десять.
— Садись.
Я сел на скамейку.
— Два дня назад меня вызвал директор госпиталя. Виктория донесла, что ко мне ходит русский и я устраиваю ему встречи с каким-то человеком.
Она замолчала. А я подумал: «Надо сегодня же отсюда убираться». Лоретта продолжала:
— Я объяснила ему, что знаю тебя много лет, с тех пор, когда еще была в Движении юных коммунистов уд’Алемы, и что организую тебе встречи с мужчиной. Потому что ты… любишь мужчин.
От удивления я раскрыл рот.
— Ты можешь предложить что-нибудь другое?
Ничего другого предложить я не мог.
— Я объяснила ему, что у вас в стране за мужеложество сажают в тюрьму и ты очень боишься…
— Ну и что он?
— Понял. Сказал мне, чтобы я ни в коем случае не сообщала в полицию. С Викторией он сам разберется, но посоветовал мне пока с подобными свиданиями повременить. Я согласилась.
— Правильно сделала.
— Правильно сделала еще и потому, что вчера ко мне без предупреждения явился Крокодил. Сказал, что уезжает в Австралию. Я спросила, надолго ли. Он ответил, что навсегда и пришел прощаться. Просил передавать тебе привет.
— Он говорил что-нибудь особенное?
— Нет. Он был всего десять минут. Объяснил, что больше не может, и так рискует. И еще… Я бы просила тебя, Евгений, мне больше не звонить. Во-первых, потому, что я помогала одному строю, другому помогать не намерена. И во-вторых… у меня есть друг. Я немолода…
Я все понял.
— Спасибо за все. Нет ничего бесконечного.
Она встала и пошла. Не оглянувшись.
И действительно ничего бесконечного нет.
* * *
Плохо. Очень плохо. И то, что меня сдала Виктория, и то, что сбежал Крокодил. Нет гарантии, что завтра Виктория не донесет в полицию. Но на сегодня, по крайней мере, я могу быть спокоен. Хотя надо уезжать отсюда. И побыстрее.
Я поехал к Капитолию. Удачно припарковал машину и прошел до форума.
Из форума можно пройти в Джаниколо. В отличие от форума, там всегда мало народа. Можно спокойно пройти по старинным античным улочкам и еще раз подумать о суетности повседневных забот.
Вернулся я в отель поздно вечером.
Утром я пошел завтракать, а, когда вернулся, портье предал мне записку: «Позвоните Володе».
— Что вы скажете в отношении «парткома»?
Одиннадцать утра. Рановато.
— Через полчаса буду.
* * *
— Евгений Николаевич, может быть, это и неважно.
Но вы спросили, не было ли в посольстве чего-либо необычного в последние дни. Я вспомнил, что в пятницу посол запросился на прием к министру иностранных дел и поехал без переводчика. Странно.
Это действительно странно.
— Он потом записал беседу?
— Да. Но не показал никому, сразу отправил в Москву.
— И что было в той беседе?
Тростников рассмеялся:
— Ничего особенного. Лично министру. Ваше задание относительно поставки продовольствия выполнил. Получил принципиальное согласие. О дальнейшем буду информировать.
— Есть какие-нибудь идеи?
— Никаких.
— Что говорят посольские?
— Ничего. А им вообще на все плевать.
— Посол говорит на каком-нибудь языке?
— Только по-русски и то очень плохо.
— Значит, переводчик был с итальянской стороны.
— Очевидно, так.
— Ты знаешь переводчика Министерства иностранных дел, который приходит на переводы?
— Знаю. И вы его знаете. Павлин.
Этого я знал.
— По-прежнему работает?
— А то как же! Только стал еще более важным.
— И все-таки мне не верится, что посол мог доверить перевод Павлину.
— Сейчас время такое. Но… Кое-что я сегодня разведал. Побеседовал с посольским шофером. О том, о сем. Потом невзначай спросил его, как получилось, что посол поехал на прием один. Оказывается, не один. Они заехали за кем-то и поехали с ним к министру. Причем обратно посол сел в машину один.
— Очень любопытно.
— Любопытно.
— Надо бы узнать, в какую гостиницу они заезжали.
— Обижаете, начальник. Они заезжали в гостиницу Валдорф Астория на улице Альберто Кадлоло. Это очень-очень дорогая гостиница.
— Никаких мыслей?
— Никаких. Никто из русских там не живет.
Я подумал, потом попросил:
— Не мог бы ты достать мне домашний адрес Павлина?
Тростников расплылся в улыбке:
— Опять обижаете, начальник. Вот на этом листке написан адрес. Я вам могу объяснить, как туда доехать. Поедете один?
— Один.
— Прикрытие не нужно?
— Нет.
* * *
Возле дома, где жил Павлин, стоял автобус «Мерседес» и толпился народ. Я сначала не понял, что происходит. Но потом обратил внимание на надпись на автобусе: «RAI Uno», первая программа итальянского телевидения, и увидел Павлина, беседующего с корреспондентом. Как всегда важный, с трубкой в руке, в бордовом галстуке бабочкой, Павлин стоял у дерева возле нарядной двухэтажной виллы.
Я подошел к маленькому монитору около автобуса и прислушался.
Речь Павлина текла рекой:
