— Но, — мягко возразил Аллейн, — разве в актеры идут исключительно выходцы из Итона?
— Конечно, нет, — усмехнулся Гарри. — Но уверяю вас, у людей со связями имеется достаточно более действенных и менее бросающихся в глаза приемов, чтобы вышибить всякую шушеру из финальной сцены битвы за Армагеддон. И меня, как законченного аутсайдера, тошнит от их круговой поруки. Извините. Несомненно, вы сами питомец. Итона, я имею в виду.
— Значит, вы в душе рассерженный молодой человек? Верно?
— Местами. Я получаю компенсацию. Они боятся моего языка, или мне хочется думать, что боятся.
Он помолчал немного и продолжил:
— Но все, что я здесь наговорил, к Перегрину Джею не относится. К нему у меня нет претензий. Он никогда не задевал мое нижне-средне-классовое самолюбие, а я не цеплялся к нему. Джей — одаренный драматург, хороший режиссер и добропорядочный гражданин. С Перри все в порядке.
— Хорошо. Давайте вернемся к остальным. Вы полагали, что они все насмехаются над вашим пальто?
— Они не уставали разыгрывать комедию. Чарльз притворялся, что ослеплен великолепным зрелищем. Гертруда, лапушка, содрогалась, как погремушка. Ну и многое другое. Даже дама моего сердца выразила неудовольствие и умоляла выбросить мой шикарный клетчатый макинтош. Так я и поступил. Генри Джоббинс частенько вздыхал и охал, жалуясь на сквозняки и никудышную дыхалку, вот я и сделал широкий жест, который вполне мог себе позволить. Мол, тебе оно нужнее, чем мне, бери, приятель. Снял и отдал ему, хотите верьте, хотите нет. Никакого благородства с моей стороны не было, — громко добавил Гарри. — Я просто избавился от надоевшей, вульгарной безвкусной вещи, к тому же мой подарок приняли с благодарностью. Он был хорошим малым, старина Генри.
— Кто-нибудь знал об этом неожиданном подарке?
— Нет. Хотя, наверное, его сменщик, Хокинс, знал. Джоббинс говорил мне, что парень чуть с катушек не слетел, когда увидел его в новом пальто в пятницу вечером.
— И больше никто не знал?
— Я просил Джоббинса никому не говорить. Я бы не перенес новый всплеск веселья по поводу подарка. — Гарри искоса посмотрел на Аллейна. — А вы опасный человек, суперинтендант. Не своим делом занимаетесь. Вы бы имели сногсшибательный успех, сидя за решеткой исповедальни.
— Комментариев не будет, — сказал Аллейн, и оба рассмеялись.
— Послушайте, мог ли кто-нибудь искать вас в фойе наверху после спектакля? — спросил Аллейн.
— Вполне, — ответил Гарри. — Сразу после спектакля. Уинтер Морис, например. Я работал в телевизионном шоу, и мне часто звонили. У них всегда в последний момент что-нибудь меняется, поэтому я договорился, чтобы мне звонили в театр, и после спектакля заглядывал к администрации, узнать, не было ли мне звонков.
— Понятно.
— Но прошлым вечером я там не болтался, потому что телевизионная халтура кончилась. И кроме того, я должен был ехать к Десси Мед. Она устраивала вечеринку и велела мне притащить гитару, вот я и помчался за ней в Кэнонбери.
— Вы приехали к Дестини Мед до того, как она вернулась домой с друзьями, или после?
— Мы прибыли почти одновременно. Я как раз ставил машину, когда они появились. Они немного посидели в маленькой забегаловке на улице Речников.
— Кто-нибудь видел или слышал вас в вашей квартире в Кэнонбери?
— Сосед сверху, возможно, слышал меня. Он жалуется, что я бужу его по ночам. В моей берлоге зазвонил телефон, когда я был там. Примерно около одиннадцати. Не туда попали. Думаю, я разбудил его, но точно не знаю. Я недолго пробыл дома, только успел налить себе выпить, умылся, взял гитару и помчался назад.
— Как зовут вашего соседа сверху?
Гарри назвал имя.
— Надеюсь, я все-таки разбудил его, брюзгу старого, — весело сказал он.
— Сейчас выясним. Фокс?
Мистер Фокс набрал номер соседа Гарри, представившись телефонистом, проверяющим неисправную линию. Ему удалось добиться нужной информации: сосед действительно слышал звонок в квартире Гарри в одиннадцать часов, когда он уже погасил свет.
— Что ж, благослови его Господь, — сказал Гарри.
— Вернемся к вашему пальто. Был ли в его кармане шелковый шарф?
— Был. С изящной буквой «Г», вышитой любящей, хотя и несколько хищной и цепкой ручкой. Инициалы у нас, по крайней мере, были одинаковы. Генри Джоббинс сиял как медный таз, бедный дуралей.
— Он вам очень нравился?
— Я уже сказал, он был хорошим малым. Мы с ним нередко выпивали по пинте в баре, и он рассказывал о том, как плавал по реке. Странно, но мне кажется, я ему нравился.
— Что в этом странного?
— О, я здесь жутко непопулярен, — ответил Гарри. — Меня на полном серьезе не любят. Я просто гений по части внушения неприязни. Даже мистер Кондукис, — Гарри широко раскрыл глаза, — хотя и помогает мне из благодарности, на дух меня не переносит, уверяю вас.
— Когда вы его видели в последний раз?
— В пятницу днем, — не задумываясь ответил Гарри.
— Вот как?
— Да. Я бываю у него время от времени. В конце концов, он ведь нашел мне работу. Я говорил вам, что мы с ним дальняя родня? Повторяю: дальняя.
— Нет.
— Правильно, я об этом особенно не распространяюсь. Даже я, — сказал Гарри, — иногда знаю, когда надо промолчать.
Глава восьмая
В воскресенье днем
— Что вы думаете о нашем посетителе, Братец Лис?
— Странный малый. С коллегами он вел себя совсем иначе, задиристо, нахально. Какой-нибудь комплекс неполноценности, наверное. Но вы, конечно, заставили его разговориться.
— Думаете, с ним все ясно?
— Вы про пальто? А что тут может быть неясного, и, если я правильно вас понял, мистер Аллейн, мне кажется, ваши подозрения несколько надуманны. С таким же успехом, — разволновался Фокс, — вы можете подозревать кого угодно. Мистера Найта, эту остроносую даму, мисс Брейси, или даже мистера Кондукиса.
— Что ж, Фокс, все они так или иначе входят в поле нашего зрения. В пальто или без пальто.
— Вы правы, — неохотно согласился Фокс. — Входят. — Вздохнув, он важно произнес: — Полагаете, он пытался морочить нам голову?
— Такое на него похоже. Как бы то ни было, у меня есть одно соображение. На балконе довольно темно, даже когда сейф открыт и освещен.
— Как включается внутренний свет? Я не успел взглянуть.
— В углублении в стене бельэтажа есть кнопка. Вор не учел тот факт, что, когда нажимаешь на кнопку, стальные дверки раздвигаются и в сейфе загорается свет.
— Как в холодильнике.
— Да. Вероятно, в субботу вечером здесь произошло следующее. Двери, ведущие из бельэтажа в верхнее фойе, были закрыты, зал погружен в темноту. Вор притаился в бельэтаже. Он услышал, как ушли Джей и мисс Данн, захлопнув за собой служебный вход. Выждав до полуночи, он подкрался к той двери, которая находится ближе к сейфу, и прислушался. Джоббинс как раз звонил пожарным и в полицию с докладом. Вы проверяли, он и вправду звонил. С этим, по крайней мере, полная ясность.
— Джоббинс позвонил сначала в полицию, а потом в пожарную охрану, и пожарнику показалось, что Джоббинс оборвал разговор на полуслове.
— Именно. До сих пор мы основывались на подтвержденных фактах, но дальше — и я, черт побери, отдаю себе в этом отчет — пойдут одни догадки. Наш преступник выбрал момент, чтобы открыть панель в стене — она не запирается — и набрать комбинацию цифр. Он уже отключил сигнализацию внизу. Скорее всего, у него был фонарик, но я готов поспорить, что намеренно или случайно он коснулся кнопки внутреннего света и, сам того не ведая, раздвинул стальные дверки и зажег свет в сейфе. Если он сделал это случайно, то он не понял, что произошло, пока не открыл сейф и не потянулся за черной бархатной подставкой с реликвиями, и тут он вдруг обнаружил, что видит через стекло верхнее фойе и балкой.
— А также квадрат отраженного света на противоположной стене.
— Тусклый, как затертый медяк, однако достаточно яркий, чтобы привлечь внимание Джоббинса.
— А теперь началась игра воображения.
— Знаю, старина, знаю.
— Что происходит? Малый решает, что надо рвать когти. Но зачем он вышел в фойе? — Фокс невозмутимо смотрел на своего шефа. — Вот что непонятно. С его стороны невероятная глупость. Он ведь знает, что Джоббинс где-то неподалеку.
— Объяснение может быть только одно, Фокс. Он взял добычу и собрался закрыть сейф, и заднюю, и передние дверцы. Но сначала надо снять добычу с подставки, и в этот момент его прерывают. Он слышит голос, мяуканье, шорох. Что-нибудь в этом роде. Он оборачивается и видит, что за ним наблюдает юный Тревор Вир. Он думает, что Джоббинс внизу, у телефона. Он бросается к дальней двери, ведущей в фойе, думая спрятаться в каком-нибудь темном углу, прежде чем Джоббинс поднимется наверх. Тогда Джоббинс, обнаружив в бельэтаже юного Тревора, решил бы, что он преступник. Но наш малый опоздал. Джоббинс, увидев, что в сейфе горит свет, опрометью бросился наверх. Он погнался за вором, и тот толкает на него постамент, а бронзовый дельфин накрывает сторожа. В фойе вышел Тревор, он свидетель. Вор бросается на него. Мальчик скрывается в бельэтаже и бежит по центральному проходу. Преступник наступает ему на пятки. Он догоняет мальчика в самом низу ступенек. Происходит борьба, во время которой мальчик хватает подставку. Полиэтилен рвется, и реликвии падают на пол. Вор бьет мальчика по лицу. Тот падает на балюстраду лицом вниз и цепляется за бархатную обивку. Вор хватает мальчика за гитаны, перекидывает через балюстраду и бросает вниз, поэтому ногти мальчика и оставили несколько искривленный след на обивке. И тут со стороны служебного входа появляется Хокинс.
