— Спецпакет, который обеспечивает высоченные проценты. У него хватило наглости всучить мне свою визитку, и тогда я вручила ему свою и сказала, что покупаю фамильные драгоценности, оставленные в наследство.
— Просто отлично! Рад за тебя. Но давай вернёмся к моей проблеме: что ты можешь порекомендовать для Милдред?
— Ей бы понравился костяной фарфор. Есть китайская чашечка с блюдечком — как раз для её коллекции. У меня целый запас такой посуды. Это не антиквариат, но когда ко мне заходят покупатели, чтобы приобрести такую вещь, они видят столик от Дункана Файфа, без которого они просто не могут жить, или подлинную лампу от Тиффани.
— Ты — коварная женщина, Сьюзан. Но мне ты никогда не втюхаешь ни Дункана Файфа, ни Тиффани.
— Знаю, радость моя, но люблю тебя не только за это. Я просто обожаю твои усы! Так галантно! Когда ты надоешь Полли, знай, что я следующая в очереди… А теперь займёмся чашечкой для Милдред, — деловым тоном продолжила Сьюзан. — Она собирает посуду с розочками — я думаю, с жёлтой розой ей подойдёт. Хочешь подарочную упаковку, или, может, забросить ей пакетик по пути домой? А открытку вложить?
На полпути домой Квиллер сообразил, что забыл самое главное: купить фрукты для Полли и выяснить про двойное дно. Ну да ладно…
Сиамцы встретили его слаженным дуэтом — громко напоминая о том, что он опоздал на полчаса с кормежкой. Квиллер рассеянно насыпал в миску хрустящие подушечки, не переставая при этом размышлять о тайне перчаточницы. Он ещё раз ощупал верх и низ шкатулки, бока снаружи и изнутри, но без всякого толку.
И тут из кухни раздался знакомый, но малоприятный звук: кошки занимались низменным делом — так это называл Квиллер. Высокодуховное начало кота уравновешивалось его материально-телесным низом. Квиллер, брезгливо пожав плечами, театрально произнёс:
— Кошки — это кошки. Как говорится, скользят по наклонной плоскости.
И тут Квиллера осенило! Благодаря коту у него мгновенно возникли ассоциации. Когда он был маленьким мальчиком, у него была деревянная коробочка, в которой хранилось домино. У коробочки была скользящая верхняя крышка, задвигавшаяся так плотно, что выглядела единым целым со всей коробочкой. У перчаточницы вполне мог точно так же отодвигаться низ!
Схватив деревянную шкатулку обеими руками, Квиллер надавил большими пальцами на дно. Сначала ничего не получилось. Тогда он перевернул ящичек и надавил с другой стороны. Ура! Появился небольшой зазор. Скользящая крышка сидела очень плотно, но постепенно щель расширилась до нескольких дюймов. Внутри лежал конверт. Без особых усилий Квиллер вытащил его из потайного отделения.
Письмо было адресовано некой Хелен Омблоуэр, в Чипмунк, а отправителем значился Г. Омблоуэр из Пенсильвании. Обратный адрес отсутствовал, представляя собой загадку для Квиллера. Письмо было отправлено более двадцати лет тому назад, и конверт пожелтел от старости. Обе кошки — и Коко, и Юм-Юм — сочли находку необыкновенно ценной для обнюхивания. Записка, обнаруженная Квиллером внутри, была тоже загадочна. Квиллера больше всего заинтересовало необычное имя. Он пролистал всю телефонную книгу, но в списках оно не значилось. Квиллер решил спросить Тиббитов: они знали всех. Где мать Кёрта взяла эту шкатулку? В комиссионке? Резьба на шкатулке была выполнена очень изящно. Пыталась ли эта дама открыть её, чтобы достать письмо?
Глубокомысленные размышления Квиллера были прерваны телефонным звонком. Полли воскликнула:
— Квилл, ты герой!
— Не понял, — ответил репортёр. — Я забыл купить тебе апельсины с грушами.
— Ах, это совсем не важно! Ты так здорово выступил сегодня на главпочтамте! Это важнее всего.
— Кто-то должен был что-то сказать.
— Не скромничай! Ты герой дня! Все, кто приходил сегодня в библиотеку, восхищались твоей речью. Можно сказать, ты украл славу у Великого. Ты знаешь, что флаги по случаю его наступления уже развешены по всему округу? Сегодня вечером у нас в Деревне будет грандиозная тусовка по этому случаю, в клубе, как всегда. Вход с пяти вечера до полуночи, будет работать бар, за наличные, конечно, закуски, развлекуха всякая, без официоза, карточные игры. Будет клёво. Забегай, оторвешься.
— Мы могли бы сначала пообедать в «Щелкунчике». Его могут закрыть после того, как выпадет снег. И ещё до прихода Великого я хотел бы навестить Гомера.
Квиллер обнаружил Роду Тиббит в гостинице «Дружба» при медицинском комплексе.
— Как ваш неукротимый супруг?
— С ним все в порядке, Квилл. Он лежит на хирургическом отделении, где оперируют суставы. Хотя вряд ли можно утверждать, что он лежит. Он отлично проводит время, рассказывая анекдоты и поддерживая других больных, у которых ещё даже швы не сняли… Они все попридумывали себе имена. Один пожилой джентльмен сказал моему мужу: «Если ты — Гомер, то я буду Чосером[14]». Для них это игра. Одна женщина захотела быть Эмили Дикинсон,[15] и понеслось…
— А они пускают посетителей?
— Конечно да! Приходите к нему, пока снег не выпал.
— Скажите, Рода, вы, как старожил, должны знать всех в Мускаунти. Не встречалась ли вам женщина по имени Хелен Омблоуэр? Она жила в Чипмунке лет двадцать назад. Вот и все, что я знаю.
Повисла долгая пауза.
— Что было, то было, быльем поросло. Лучше я спрошу у Гомера.
— Спросите обязательно. А я увижусь с вами обоими завтра.
Во вторник погода выдалась солнечной: небо, по которому изредка проплывали белые перистые облачка, сияло голубизной, но, как всегда перед наступлением Великого, в Мускаунти почти официально шёл обратный отсчет времени, и все жители округа, как безумные, скупали все подряд, делая запасы на период бурана. Квиллер заскочил в газетную лавку — забрать воскресную «Нью-Йорк таймс», которую он попросил придержать для себя, чтобы было чем заняться те трое суток, когда на улицу будет носа не высунуть. Подойдя к лавке, он увидел парочку своих добрых знакомых. Зычным, как иерихонская труба, голосом Эрик Кемпл произнёс: «Горное предприятие!» Затем ему что-то ответил Берджесс Кэмпбелл, и оба покатились со смеху.
— А в чем прикол, ребята? — удивился Квиллер. — И почему Александр не хохочет?
Собака-поводырь Кэмпбелла обладала терпением и стоицизмом, необходимым для её профессии.
Внезапно лицо Кемпла приобрело серьёзное выражение.
— Помнишь, Квилл, я рассказывал, что хотел открыть антикварный магазин в старом здании, принадлежавшем Отто? Я только что узнал, что там теперь будет Центр отдыха и развлечений, тот самый, про который мы читали в рекламе. Там устроят кинозалы, видеосалоны, а на балконе поставят игровые автоматы типа «одноруких бандитов». И назовут его «Горное предприятие».
— И будет там не «Горное», а «Игорное предприятие»! Обман и надуваловка, — хмыкнул Берджесс.
И оба снова загоготали.
— Вообще-то нам не до смеха, — проговорил Эрни. — Это скверные новости.
— А как вы это узнали? — спросил Квиллер. — Наверно, это самый страшный секрет за всю историю человечества, если не считать того, что Ганнибал перешёл через Альпы.
— Мой сосед владеет фирмой, занимающейся грузоперевозками. Они доставляли туда оборудование. «Одноруких бандитов» точно ставят на балкон.
— Подождите минуточку! Я не знал, что у нас в городе разрешены азартные игры.
— Все можно, если осторожно. Нужно только получить особое разрешение от городского совета. Раньше на таких заявлениях писали отказ, но сейчас нужно только иметь блат и вовремя дать кое-кому на лапу.
Берджесс заметил:
— Даже Александр мог бы получить разрешение на продажу бормотухи в нашем городишке, если бы знал, кому лизать задницу.
Покинув киоск с охапкой свежих газет, Квиллер задумался о сообщенной ему новости. Вся идея, включая название центра, слишком хитроумна для простого разносчика «Вкусной еды». Кто такой Отто? Один из членов ассоциации «Донэкс»? А кто другой? Мэр? Не этот ли проект вызвал негодование Золлера? Не по этой ли причине он так неожиданно покинул город? Нужно быть очень храбрым человеком, чтобы в маленьком городе вести борьбу с коррупцией.
Проще и безопаснее сбежать.
Обычно посещение девяностовосьмилетних стариков в больнице — занятие не из весёлых, но только не в случае Гомера Тиббита, так что Квиллер с радостью ждал встречи с ним. В вестибюле Пикакской городской больницы порхали «канарейки» — добровольные сиделки, одетые в жёлтые халаты. Одна из них провела Квиллера на последний этаж, на хирургическое отделение, где делали операции на суставах.
В холле, залитом дневным светом (искусственным, конечно, но психологически положительно действующим на пациентов), перегибаясь пополам от хохота, в специально разработанных креслах-колясках сидели больные. Рода представила пациентов Квиллеру:
