Дверь Кувалдин за собой запирать не стал, в самом деле, что тут красть? Вошел, сорвал с чекушки винтовую пробку и жадно приник к горлышку. Хоть Эдик ни на мгновение не сомневался, что его отцом был Георгий Эдуардович Листов, а не этот бомж, сердце красавца отчего-то вдруг сжалось, и на душе стало тоскливо.
А вдруг это правда?
Отделение полиции в одном из районов Москвы
– Здравствуйте.
– Добрый день, гражданка. Что вы хотели? – Дежурный внимательно посмотрел на женщину средних лет с заплаканным лицом.
– У меня пропала дочь.
– Когда пропала?
– Она уехала двадцать первого июня в Москву поступать в театральный институт, потом позвонила мне спустя несколько дней, сказала, что все в порядке.
– С чего же вы взяли, что она пропала?
– Вот.
Женщина достала из сумочки плотный конверт:
– Это пришло мне по почте. Ценной бандеролью. Ее документы.
– Ну и что?
– Как вы не понимаете! Это же ее документы! Майины! А она где?
– В институте, должно быть.
– Но как она может поступать в институт без документов?!
– Вы, гражданка, успокойтесь. Разберемся. Когда, говорите, она вам звонила?
– Последний раз – вчера. Но я не взяла телефон.
– Почему?
– Потому что это не Майя.
– А почему вы так думаете?
– Моя девочка никогда не врет. Кто-то ее похитил, а мне звонит, чтобы успокоить. Даже голос похож. Но не ее. Какой-то хриплый, гораздо ниже, чем у моей девочки. Если это и она, то явно не в себе. Ее заставляют мне звонить. Я второй день в Москве. Обзвонила все гостиницы. Майи нигде нет. И не было. Не регистрировалась. Она пропала. И в институте я побывала. Она не подавала документы. Объявите ее в розыск! Срочно!
– Рановато заявление подавать, гражданка. Найдется ваша дочка. Тем более она вам по телефону отвечает.
– Да я же вам говорю, что это не она! Я уже все больницы обзвонила и морги! Девушку с такими приметами, как у моей дочери, нет нигде! Не числится ни в живых, ни в мертвых! Она просто исчезла! Ее продали за границу, в публичный дом! Похитили и продали!
– Гражданка, успокойтесь. Может, водички?
– Могу я написать заявление? Вы найдете ее?
– Хорошо, пишите. Скорее всего, украли у нее документы. Потом бросили на улице, кто-то нашел, да и выслал вам. Адрес-то в паспорте указан. Значит, Николаева Майя Андреевна. Сколько ей лет, говорите?
– Девятнадцать. Может, надо дать фотографию на телевидение? Я заплачу. Я найду деньги. Я пойду по электричкам, по поездам… Скажите только, что надо делать. Я просто места себе не нахожу!
– Все будет в полном порядке. Звонит – значит, жива. Дайте-ка мне телефончик.
– Вот, – женщина протянула мобильный телефон. – Звоните сами, я не могу.
На какое-то время она оцепенела, словно в ожидании приговора.
– Не отвечает… Ну, ничего, перезвонит.
– Кто-то перезвонит, – горько сказала женщина. – Только это не Майя.
– Как вас зовут? – мягко спросил мужчина в форме.
– Вероника Юрьевна.
– Разберемся, Вероника Юрьевна. Во всем разберемся.
В особняке Листовых
Эраст Валентинович чувствовал себя в этот день некомфортно, не так, как обычно. А раньше он бывать у Листовых любил. Ох, как ему нравилось потягивать французский коньячок в кабинете хозяина, потом в студии со знанием дела рассматривать расставленные полотна, делать короткие, но от этого еще более ценные для художника замечания, давать советы.
Эдуард Листов всегда прислушивался к мнению старого друга, потому что многим был ему обязан. Многим, если не всем. Именно с подачи Веригина Листов и стал знаменитостью. Каждую звезду кто-то должен открыть, кто-то должен первым сказать:
– О! Это же гениально!
И этот кто-то должен иметь вес в обществе, связи.
Веригин приезжал к Листовым, чтобы почувствовать свою значительность. Оценить свой масштаб как личности, потому что здесь он всегда был почетным гостем, самым уважаемым. И это в доме мировой знаменитости! Сегодня же Веригин приехал утешать, но роль утешителя была ему в данной ситуации не совсем понятна. Вот если бы Георгий просто умер, а не был застрелен в своем кабинете, тогда дело другое. А теперь получается, что любой из тех, кого приходится утешать, может оказаться убийцей. Как бы самому не подставиться. Своей репутацией Эраст Валентинович дорожил.
– Ну, Нелли, дорогая, успокойся. Обойдется, – вяло говорил он, глядя куда-то в стену.
Теперь можно позволить себе фамильярничать с хозяйкой дома, ведь она так потеряна и несчастна, что похожа на маленькую девочку.
– Как тут можно успокоиться! Они же придут сегодня опять! Кто-то должен сесть за убийство!
– А ты бы попробовала…
– Что?
– Неужели денег нельзя дать?
– Денег? Как?
– Предложить следователю замять дело. Мол, произошел несчастный случай, неосторожное обращение с оружием.
– Я не умею давать взятки.
– Быть может, ты спросишь у Натальи, как это делается?
– У Натальи?
– Она женщина энергичная, деловая. И хваткая. Ей бы к следователю подойти, – задумчиво сказал Веригин.
– Не думаю, что Наталья согласится.
– За себя будет стараться. Ее ведь тоже подозревают.
– Но в кабинете мы увидели не Наталью, а Марусю с пистолетом в руке! Вот кого в первую очередь подозревают в убийстве! Я даже подумываю спрятать девочку в больнице.
– Кстати, как она? Давно хочу с ней познакомиться.
– Больна, очень больна. Столько потрясений, к тому же неудачно вчера упала.
– Какое горе!
– И потом: где взять деньги? У меня наличных нет. Разве продать что-нибудь?
– Я думаю, что юная наследница не будет возражать против продажи одной из картин. Ведь это ради ее же блага.
– Нет-нет. Я этого не хочу… Эраст Валентинович, я давно вам хотела показать одну вещь… Ту папку, что Эдуард привез из провинции.
– Да, помню, – Веригин сразу насторожился. Почему-то провинциальные этюды двадцатилетней давности художник Листов тщательно скрывал, пока был жив. – Она у вас, эта папка?
– Да. Про нее никто не знает, потому что Эдуард этого не хотел. Папка у меня, и я могу ею распоряжаться по своему усмотрению.
– Покажите.
– Пойдемте в студию. Я ее там спрятала.
Веригин поморщился: идти придется через кабинет. А ведь именно там нашли труп. Какая же все это грязь! Но любопытство было сильнее. Обходя полустертый меловой контур на ковре, Эраст Валентинович невольно бросил взгляд на «Безлюдную планету, пурпур» и вздохнул:
– Эту бы продать. Теперь за нее можно взять хорошую цену. Хотя, сказать по правде, картина крайне неудачная. Разве что Листов.
Нелли Робертовна открыла дверь в студию:
– Пойдемте.
Папка лежала в стенном шкафу, на самом дне под кучей ненужного хлама. Все привыкли к беспорядку в студии и даже после смерти хозяина никто не стал здесь делать перестановки и разбираться в завалах старых вещей. Нелли Робертовна сдула пыль и осторожно открыла папку:
– Вот, взгляните.
– Ну-ка, ну-ка…
Веригин не мог поверить своим глазам. Этюды? Какие же это этюды! Законченные полотна, многие написаны на картоне, но как написаны! Похоже, всю оставшуюся жизнь Эдуард Листов переносил эти образы на свои холсты, увеличивал, множил, копировал, но так и не оторвался ни от темы, ни от заданной цветовой гаммы. Да-да! Он их просто копировал, эти образы!
Веригин внимательно осмотрел, чуть ли не обнюхал рисунки и растерянно сказал:
– Ни на одной нет подписи. Странно.
– Так это же этюды!
– Этюды? Нет, любезная Нелли Робертовна, это не похоже на этюды, это серия великолепнейших пейзажей. Жалко, что картон. Но есть и парочка холстов. Весьма недурно… Гм-м… Сколько же это может стоить? И что, все это он сделал за два месяца?
– Не знаю. Папка попала ко мне спустя много лет. И то случайно. О ней никто не знает.
– Странно, весьма странно. Я бы выделил в постпровинциальном творчестве своего покойного друга два полотна, выбивающиеся из общей канвы: «Портрет в розовых тонах» и ту картину, что висит теперь в кабинете. Портрет великолепен, картина отвратительна. Но под ней стоит подпись Эдуарда Листова. Все остальное – это вариации на одну и ту же тему. Вернее, копии картин из этой папки. Вам не кажется это странным?
– То, что он писал не подмосковные леса, а степи, в которых не родился и не жил, а провел только два месяца из своей долгой жизни? Быть может, они произвели на Эдуарда неизгладимое впечатление, эти степи?
– Розовый ковыль, закатное небо… Красиво, очень красиво, и знакомо мне. Где он мог все это видеть? Неужели фантазия художника могла перенести его в те края, где он ни разу не был?
– Как это не был?
– Видите ли, Нелли Робертовна, все это находится несколько южнее. А тот городок, где два месяца отдыхал Георгий Эдуардович, насколько я в курсе, находится в средней полосе России. Я в молодости поколесил по стране. В этих краях, – Веригин кивнул на картину, – я бывал. Страшно… И что вы думаете делать с этой папкой?
