Я молчал, слушая невеселую историю и разглядывая рассказчицу. И только сейчас обратил внимание на то, что действительно, не такая уж молодая Дашка, как показалась мне в первый день нашего знакомства, что лицо у нее одутловатое, под маленькими глазами набрякшие мешки с едва заметной синевой, а на шее уже появились первые признаки увядания кожи. Как же я сразу не заметил очевидного? Любительница выпить Дашка, причем очень большая. Алкоголичка, одним словом. Пропивает молодость и красоту деваха. Впрочем, избытком красоты она никогда не страдала. Тогда скажем так: пропивает молодость и свежесть кожи. Жалкое зрелище. Не-ет, я алкоголиком никогда не буду.
Дашка между тем, уже ничуть не смущаясь, взяла бутылку, зачем-то взболтнула ее содержимое и налила себе очередную дозу спиртного. Выпив водку, не поморщившись и не закусив, поставила стопку и с вызовом сказала:
— Хоть я и проститутка, зато честная! Не то что ваша Оксаночка. Крутила вами как хотела, врала…
Я поморщился.
— Ладно тебе, умер человек, чего теперь обсуждать.
Но подвыпившую Дашку уже трудно было остановить:
— Нет, правда, чего она добивалась, обманывая вас? Зачем двойную игру вела?
Отпираться и выгораживать Оксану смысла не было. После моих рассказов о Ветровой и того, что Дашка узнала о ней из нашей с Паштетом беседы в подвале его дома, молодая женщина была в курсе всех наших с Оксаной взаимоотношений, и я откровенно признался:
— Понятия не имею. Но сегодняшней ночью все же попытаюсь пролить свет на приключившуюся со мной историю.
Зря я, конечно, про сегодняшнюю ночь ляпнул. Теперь находившаяся подшофе и на подъеме сил Дашка от меня ни за что не отстанет. Так и вышло. Глаза у девицы расширились, в них зажегся огонь человека, жаждущего найти приключений на одно место, а в лице даже какая-то одухотворенность появилась.
— И куда же вы пойдете? — полюбопытствовала она.
Наверняка за мной увязаться хочет. Но не таскаться же с пьяной бабой по городу. И я вильнул в кусты.
— Да никуда, так, по делам.
Однако мое нежелание говорить еще больше раззадорило любопытство Дашки.
— Ну, куда все-таки, скажите, — заканючила она.
Я стал сочинять историю:
— Видишь ли, мне нужно к мужику одному зайти, спросить у него кое-что. Ни фамилии мужика, ни даже его имени я тебе пока сказать не могу.
— Я с вами пойду! — живо откликнулась моя собеседница.
— Да, конечно, — тут же согласился я и сам потянулся за бутылкой водки. — Ты пей, Дашка, мы не скоро пойдем, мужик тот поздно с работы приходит. — Я улыбнулся и до краев наполнил стопку девушки.
Мы еще немного поговорили, потом, прихватив бутылку, перешли в комнату и включили телевизор. По «Культуре» шла передача, навевающая сон. Закончилась она около двенадцати часов. К этому времени уставшая за трудный сегодняшний день и к тому же «уговорившая» почти бутылку водки Дашка спала на диване беспробудным сном.
На всякий случай, чтобы она не проснулась от внезапно выключенного телевизора, я установил на нем посредством пульта таймер, который должен будет отключить «ящик» через пятнадцать минут, тихонько встал, оделся и, прихватив ключ от дома, выскользнул из квартиры.
Спускаясь в метро, я глянул на часы. Стрелки показывали ровно двенадцать часов. «Подземка закрывается в час ночи, — прикинул я, — ехать недалеко, всего три остановки, так что, если поторапливаться, вполне возможно, что успею еще и на метро назад вернуться».
Через десять минут выскочил на станции «Дружба народов». Недавно станцию соединили с вступившей в строй очередной веткой метро, открыли новые переходы, в них я еще не был, поэтому не сориентировался и выскочил на поверхность земли не там, где нужно. Но ничего, вон гостиница «Космос» стоит, ориентир хороший, так что не заблужусь. Я перешел дорогу, остановился во дворе высотного элитного дома и, закинув голову, глянул на здание. Подсвеченный огнями, дом уходил в черное небо и напоминал космический корабль, готовый к запуску.
Я обошел здание, поднялся на пригорок и, отыскав в заборе щель, прильнул к ней. Одноэтажный дом, стоящий по ту сторону забора, был темен, из него не раздавалось ни звука. Перелезать забор с этой стороны не имело смысла: во-первых, высоковат, а во-вторых, обратная его сторона увита хмелем — будешь слезать, шум поднимешь. Я прошел до конца забора и, свернув за угол, оказался с боковой стороны усадьбы. Знакомые места. Именно этой дорогой я покинул вчера утром этот дом. Не мешкая, я подпрыгнул, ухватился руками за край забора и, подтянувшись, заглянул во двор. Темнота, даже у кабинки туалета лампочка не горит. Будем надеяться, что никто не помешает мне совершить задуманное. Дело вроде бы несложное, а сердце от волнения стучит так, словно я на ковер защищать честь страны по вольной борьбе вышел, и на меня, как в былые времена, вся страна смотрит. Тьфу, тьфу, тьфу, пусть сейчас никто не видит!
Я взобрался на забор и бесшумной тенью скользнул в огород. Постоял немного, дожидаясь, когда волнение уляжется, а глаза как следует привыкнут к темноте. Наконец, стараясь ступать так, чтобы под ногами не хрустнула ни одна веточка, двинулся к бетонной дорожке. Ступив на нее, прошел до начала двора и вновь постоял, прислушиваясь. Но все было тихо, если в доме кто и был, то наверняка спал беспробудным сном. Пришло на ум, что всего два дня назад, вечером пребывая в этом доме, я был беззаботен, как младенец, находился здесь на правах почетного гостя, а вот сегодня вынужден лезть в этот дом как вор. Превратности судьбы, черт бы ее побрал…
Я прошел по двору, обогнул клумбу и двинулся в обратном направлении. Скользнув мимо крайнего окна дома, вошел в закуток под навес перед банькой и осторожно, чтобы не загреметь составленными там всевозможными тазами, большими кастрюлями и прочими предметами, приспособленными для стирки и кипячения белья, приблизился к задней стенке навеса. Достал из кармана кусок проволоки, которую, выходя из квартиры Татьяны, специально для предстоящего мне сейчас дела подобрал в подъезде, и, сунув ее в щель между брусом и отошедшим шифером, потыкал. Проволока во что-то упиралась. Определенно в щели был какой-то предмет. Вытащив проволоку, я изогнул ее на необходимую длину и вновь сунул в щель. После нескольких неудачных попыток мне все же удалось подцепить посторонний предмет, завалившийся в щель, и выудить его. Предмет, как я и предполагал, оказался мобильником, который никто за два прошедших дня так и не нашел. И слава богу! Будем надеяться, что с его помощью мне все же удастся пролить свет на таинственную историю, связанную с убийством Оксаны.
Я вздохнул полной грудью, сунул мобильник в карман и двинулся в обратный путь. Я настолько уверился в том, что в усадьбе мне ничто не угрожает, что утратил бдительность, погрузился в свои мысли и абсолютно не был готов к тому, с чем столкнулся в следующую минуту. Проходя мимо дома, я случайно поднял глаза, взглянул вверх на окно и замер как вкопанный. В черном квадрате окна выделялся белый силуэт. Это была старуха с абсолютно седыми длинными распущенными волосами, одетая в белую ночную рубашку. Из-за двойных стекол и отсутствия освещения картинка была зыбкой, смазанной и напоминала черно-белый негатив. Вместо носа, глаз и рта у старухи были провалы, отчего лицо смахивало на лик смерти или привидения. Скорее всего, последнее, ибо белое одеяние усиливало сходство с ним. Старуха стояла не шевелясь, безмолвно взирая на меня, и во всем ее облике сквозила безысходная тоска, горе и отчаяние.
Я прекрасно понимал, что в окне стоит человек, а не призрак, однако меня обуял животный ужас. Я хотел закричать, но крик застрял у меня в горле, дыхание перехватило, а по спине будто проползло какое-то громадное мохнатое существо, которое, добравшись до шеи, вскарабкалось на затылок и взъерошило волосы. Никогда в жизни не думал, что до такой степени можно испугаться.
Старуха, очевидно, была мамой Оксаны. В тишине любой шорох отчетливо слышен, и пока я доставал из щели телефон, скрежет проволоки о шифер разбудил женщину, а возможно, она не спала и теперь вот подошла к окну, чтобы взглянуть, кто там шебуршится.
С минуту мы разглядывали друг друга, потом я с испугу да сдуру слегка поклонился, словно здороваясь, однако женщина не пошевелилась. Она все так же печально и трагично взирала на меня, словно лик с иконы, и будто даже укоряла в чем-то. Мои губы сами независимо от моего желания вдруг еле слышно прошептали:
— Я найду, мать, кто убил твою дочь! Обязательно найду!
Не знаю, услышала мои слова женщина или нет, но, думаю, почувствовала сердцем, что я ничего плохого ей не сделаю; во всяком случае, она никого не позвала на помощь, а, по-прежнему не произнеся ни слова, отклонилась назад и растаяла в темноте.
Уже не таясь, я добрался до задворок дома и перемахнул забор.
