Последний сеанс уже начался. У кассы стояли только два запоздалых посетителя. Дождавшись очереди, женщина протянула пятифунтовую банкноту, взяла сдачу и, проталкивая мужа вперед, незаметно уронила одну из бумажек, после чего развернулась и зашагала обратно к кассе.
— Кажется, вы недодали один фунт. У меня всего три.
— Вы получили четыре фунта, мадам, — невозмутимо изрекла продавщица билетов. — Сами видели, как я их отсчитывала.
— Но здесь только три.
— Вы видели, как я считала, мадам, — повторила дама в кассе и обернулась к следующему посетителю.
Женщина прошла вперед, потом наклонилась и громко произнесла:
— Простите, я его, должно быть, обронила. Вот и недостающая бумажка.
Ужас, до чего фальшивая, наигранная сцена! Кассирша пожала плечами. Супруги двинулись через фойе к залу. По пути наша героиня попыталась всучить мужу его билет. Бедняга совершенно перестал что-либо понимать и даже не замечал ее протянутой руки. Нет, разлуки на полчаса ему точно не выдержать. Придется на свой страх и риск садиться вместе.
Их встретили теплый дух кинозала и темнота, уходящая в мнимую бесконечность. Один лишь экран полыхал яркими красками, плевался громкими звуками. Шел фильм о Джеймсе Бонде. Женщина проследовала туда, куда указал тонкий луч фонарика билетерши — вниз по центральному проходу, чувствуя, как невидимая рука сжимает сзади рукав ее пальто. Места в конце ряда? Спасибо, увольте! Она собиралась тайно выскользнуть через боковой выход, а не тащиться обратно по середине зала. Переждав минут десять, наша героиня пошептала супругу на ухо и потянула его за собой вперед, к экрану. Когда глаза освоились в темноте, женщина рассмотрела почти незанятый ряд. На нем, ближе к центру, сидели всего три молодые пары. Бормоча извинения, супруги пробрались мимо них и наконец усвоились возле красной лампочки, означающей выход.
Наша героиня заставила себя высидеть на месте полчаса, прежде чем подала мужу знак. Картина как раз достигла своего апогея; музыка ревела взахлеб, кадры переполняли кричащие рты и летящие автомобили. Все до единого лица из ближайшего окружения увлеченно смотрели на экран. Женщина дернула мужа за руку и привстала с места. Мужчина покорно тронулся следом, и вскоре оба незаметно покинули зал. Несколько бетонных ступенек, еще одна дверь — и в лица супругам дохнул промозглый туман. Жена поискала в кармане ключи. Их там не оказалось. В тот же миг она все поняла. Ключи остались в машине. Ухватив сообщника за руку, женщина устремилась навстречу воющей мгле, уже зная, что ее ждет. Меж белыми полосами на тротуаре зияла пустота. Красный подержанный „мини“ бесследно исчез.
Тут пленка снова рвется. Пожалуй, около трех часов супруги брели рука об руку сквозь туман и холод. Следующим ясным воспоминанием стала неосвещенная дорога под сенью деревьев.
Ночь выдалась безумно студеная и невероятно тихая. По обе стороны прямой, как сфера, узкой трассы темнел бор, окутанный рваной пеленой дымки. Казалось, до слуха долетало, как с ветвей нежно падают капли, медлительно и равномерно, будто кровь из раны. В воображении нашей героини лес не имел конца, его черные зловонные испарения собирались и стекали ручейками с непролазных кустов и спутанных голых ветвей, а склизкие стволы деревьев источали невидимыми струйками смертельную отраву. Маленькие облачка белого пара, вырываясь из человеческих ртов, плыли вперед, маня за собой. Не слышалось ни звука, лишь беспрерывно звенели по снегу шаги. Порой раздавался гул приближающегося автомобиля. Супруги не сговариваясь отступали во мрак и пережидали, пока машина прорежет густой туман фарами и умчится вдаль, унося обыкновенных людей, спешащих на вечеринку или домой после долгого дня. Счастливые! О чем им было волноваться, кроме выплат по закладным, кроме болезней, детей, семьи, работы?..
Мужчина вдруг остановился.
— Я устал, — промолвил он безжизненным голосом. — Пойдем со мной в лес, отыщем хорошее местечко и заснем. Я тебя обниму. Ты не почувствуешь холода. Останемся вместе. И уже не надо будет просыпаться.
Но женщина отказалась идти наотрез. Супруг умолял, срывался на крик и плакал; наша героиня неколебимо стояла на своем. Она заставила его развернуться и понуро двинуться в обратный путь. Лес был ее самым страшным кошмаром еще в раннем детстве. Не тот, конечно, дремучий бор из сказок для дошкольников, где на залитых солнцем опушках поют охотничьи рога и красавцы олени величаво ступают потайными тропами, — нет, но мерзкое, гибельное место, куда отец грозил завести свою дочь и бросить, если она не перестанет визжать, идеальное кладбище для замученных и убитых. Девочка слушала его — и представляла себе кровавые родники, бьющие из-под земли фонтанами.
Впрочем, разве дело только в забытых страхах? Наша героиня попросту не разделила — как не разделяла никогда — мрачный настрой супруга. Вечно ему жизнь представлялась скорбной юдолью, чередой унылейших дней, которые требовалось как-то вытерпеть, не даром свыше, которому следовало радоваться, а бременем, давящим на плечи. Хорошие вести повергали его в изумление. Зато раздумья о смерти не вызывали ни малейшей тревоги; наоборот, смерть представлялась избавлением от всех насущных страхов. А вот жена имела иное сердце. Ничто, кроме самой невыносимой боли и самого черного отчаяния, не вынудило бы ее оборвать свою жизнь. В душе, с ранних лет научившейся питаться надеждами, бурлили мечты о лучшем. Не для того она одолела все детские горести, чтобы сдаться с такой легкостью. Все еще обойдется, мысленно твердила наша героиня. Угонщики нипочем не полезут в багажник. С какой стати? Машина доброго слова не стоит, не то что пристального внимания воришек. Должно быть, они лишь хотели покататься и бросят игрушку, когда надоест. Со временем полиция обнаружит бесхозный автомобиль и то, что спрятано внутри. Однако выйти на хозяина — еще не значит вычислить убийцу, верно? Почему бы насильнику — да кому угодно — попросту не угнать машину? Да, так они и скажут! Вот только вернутся домой, подождут рассвета и заявят о пропаже.
Но в глубине души женщина знала: все это пустое. Владельцы машины автоматически станут главными подозреваемыми. Полиция начнет расспрашивать о предыдущем вечере. Библиотека, ссора в кино… А как же вы, голубчики, добрались туда, если не садились за руль? К треклятому кинотеатру не ходит напрямую ни один автобус, пришлось бы совершить уйму сложных пересадок. Нельзя же взять и ляпнуть, мол, оттуда наш автомобиль и угнали! Почему же не позвонили в полицию раньше, как добрались домой?.. Мартин еще не готов к допросу. Она-то рассчитывала выиграть несколько дней. Да и тогда, учитывая, что никакие улики не связывали бы их с преступлением, это был бы всего лишь дежурный визит. Теперь же все изменилось. И на пакете — клеймо местной химчистки. Там без труда вспомнят постоянную клиентку… Одно к одному.
Супруги переставляли ноги, плетясь навстречу полицейской машине у порога, навстречу взглядам из каждого соседского окна, понимая, что никогда уже не остаться им вместе наедине.
Ужасы леса были все до единого вымышленными. Впереди же поджидала реальность. Нет, нужно было взять мужа за руку и позволить увести себя в темную чащу. В его объятиях женщина как-нибудь победила бы свой страх. Она всегда была сильнее. Именно у нее супруг искал поддержки, утешения, уверенности. В конце концов, разве не к такому спутнику стремилась наша героиня — полной противоположности властному отцу? И вот, впервые за время их брака, муж попросил довериться ему. Неужели он так много хотел? Спокойно лежать во мраке и убаюкать ее до смерти. Но детские страхи превратили жену в предательницу. Она отняла у мужа право достойно встретить последний час, тогда и так, как он того желал, обрекла на позорный суд, скамью подсудимых, на восемнадцать мучительных месяцев тюрьмы. Известно, как заключенные обращаются с развратителями детей. Наконец петля оборвала унизительные страдания. И все эти долгие месяцы наша героиня провела в изоляции от него, не имея возможности утешить, попросить прощения. Если на то пошло, ребенок умер не по ее воле. Женщина твердила себе, что не могла предотвратить убийства. Девочку задушило дитя, проснувшееся во взрослом человеке. Но подвести своего мужчину перед самой развязкой — то был ее сознательный выбор.
Я должна была уйти с ним той ночью. Он не ошибся: у нас не оставалось выбора. Вот что я называю грехом — предательство любимого человека. „Совершенная любовь изгоняет страх“. Но здесь и не требовалось быть совершенной. Хватило бы капельки доброты, чуть-чуть смелости…»
На этом рассказ обрывался. Дочитав до последней строчки, Филиппа потушила свет и некоторое время лежала без движения, слушая, как колотится сердце. Ее разом и тошнило, и тянуло потерять сознание. Девушка поднялась и присела на край постели, затем подошла к окну, высунулась наружу и принялась жадно глотать благоухающий воздух. Она не задумывалась над тем, насколько правдива рукопись. Не оценивала ее как художественное произведение. Зато понимала, что никогда уже не сможет отделаться от прочитанного — или отступиться от женщины, из-под чьей руки появились на свет эти строки. Филиппа не признается матери, что заглядывала в конверт, да она и не спросит. Написанный от руки рассказ останется единственным, что девушке будет известно о том убийстве. Да и к чему знать больше?
