так и поселился в одном месте… Адрес такой: улица Большая Монетная, дом четыре. Тебе это ничего не напоминает?
– А квартира какая? – оживилась Надежда Николаевна.
– Квартира два, первый этаж…
– Окна на улицу, – дополнила Надежда. – Ну-ну, стало быть, это тот самый дом, на стене которого висит памятная доска академика Шаргородского. И сейчас в этой квартире средневековая аптека-музей. Имени доктора Фауста.
– Что – правда имени Фауста? Того самого, который вызвал Мефистофеля?
– Да пошутила, пошутила… – Надежда отчего-то вздохнула. – Просто историческая аптека.
– Ага, а тогда это была частная квартира. И жил в ней некто Крандиевский Венедикт Романович. Он и прописал Журавлика временно в эту квартиру.
– В качестве кого?
– Не сказано, но… – Вероника Павловна оживленно блеснула глазами. – Крандиевский… Кран – это ведь и на английском, и на немецком означает «журавль», так?
– Так… Вроде как Журавлев получается или Журавлевский… А что еще про этого Крандиевского можете сказать?
– Ну, жил он в этой квартире еще с дореволюционных времен, наверное, и семья его там жила. Однако потом был одинок и умер в преклонном возрасте в девяностых годах прошлого века, я дату точно не помню, но у меня записано. Да, а Журавлика он выписал через два месяца, после того как тот в институт поступил и ему общежитие дали.
Надежда заметила невдалеке Антонину Васильевну, которая выговаривала за что-то соседу Анатолию. Его псина сидела рядом с самым виноватым видом. Надежда тут же подхватила Веронику Павловну и потащила ее к другому выходу из двора, пока Антонина не обернулась и не начала задавать вопросы.
Дамы удачно юркнули в проход между домами и вышли на параллельную улицу.
– И вот что я тебе скажу, – Вероника Павловна остановилась, чтобы перевести дух, – я ведь, когда по этому делу работала, все перешерстила. Спрашивала Журавлика, есть ли родственники. Он указал только мать, проживающую в городе Калинине. А тут получается, что этот Крандиевский кем-то ему приходился. Уж, извини, Надя, но в то, что парень-абитуриент просто комнату у него снимал на время экзаменов, я ни за что не поверю.
– Точно, не такая там была квартира, чтобы комнаты сдавать… А кто такой был этот Крандиевский?
– Доктор наук, профессор, всю жизнь работал в музее Двоемыслова…
– Как? – теперь уже Надежда Николаевна встала как вкопанная. – Как вы сказали?
– Арсений Гаврилович Двоемыслов, поэт такой восемнадцатого века, жил в нашем городе…
– Угу, на Екатерининском канале у него было большое имение, потом там музей сделали…
– Надя! – Вероника Павловна испытующе посмотрела на нее. – Ты что-то знаешь? Говори!
– Ой, Вероника Павловна, как только проясню кое-что, так вам первой расскажу! А сейчас извините, в магазин тороплюсь, скоро муж приедет, а у меня холодильник пустой! – И Надежда пулей метнулась в стеклянную дверь супермаркета.
До вечера Надежда Николаевна прилежно занималась домашним хозяйством: набила холодильник продуктами, вылизала всю квартиру, перегладила ужасающее количество мужниных рубашек и даже разобрала ящики кухонного стола.
Кот, прятавшийся где-то в квартире, поскольку знал, что в такое время хозяйке лучше под руку не попадаться, вечером по неосторожности выполз на кухню поесть и тут же был пойман и вычесан едва ли не налысо. Затем Надежда вычистила ему уши и накапала на холку лекарство от глистов, после чего кот еле вырвался, даже не имея сил исцарапать эту заразу как следует.
Поздно вечером, когда Надежда Николаевна уже засыпала, ее настиг звонок мобильного. Номер высветился незнакомый, и она хотела вообще не отвечать, но палец сам нажал кнопку.
– Надя? Это я, Татьяна из библиотеки!
– Ну да, а что случилось? Опять на тебя напали? – бухнула Надежда спросонья.
– Да типун тебе на язык! – Татьяна рассердилась. – Что ты такое говоришь?
– А почему звонишь так поздно?
– Понимаешь… – Татьяна замялась, – я вспомнила… про эту фотографию…
С Надежды мигом слетел весь сон.
– Что ты вспомнила? Говори!
– Там, на фотографии… – Татьяна так долго тянула слова, что Надежда Николаевна успела сбегать за газетой и разложить ее на тумбочке рядом с кроватью, – так вот, там… один мальчишка…
– Ты же говорила, что в жизни не встречала этих людей на снимке!
– Да, но… он там сбоку, в профиль, еще ухо торчит…
– Ну да… так лица-то не видно.
– В том-то и дело! Понимаешь, мы раньше жили на Малой Охте. Там дома хорошие, но квартиры коммунальные. Это потом уж родителям квартиру дали, в которой мы и сейчас живем… А тогда… – Татьяна на мгновение замолчала, затем продолжила: – Дома там были всякие – в том числе и коридорной системы, то есть по сторонам длинного коридора только комнаты, а туалет и кухня в конце. Жили в таких домах в основном, как теперь говорят, маргиналы, и нам, приличным детям, ходить туда строго запрещалось и дружба с этими детьми тоже не приветствовалась.
Надежда беспокойно взглянула на часы. Минут десять уже эта Татьяна болтает, а до дела не дошла! Сколько можно?
– В одном из таких домов жил мальчишка… Окунь… Все его так звали, потому что фамилия его была Окунев, – тут же пояснила Татьяна, – а имя свое он ужасно не любил.
– А звали его Роберт?
У Надежды была отличная память на имена и фамилии, и сочетание Роберт Окунев она хорошо запомнила из рассказа Вероники Павловны. Именно так звали мелкого воришку, которого безвинно упекли на зону за убийство жены Журавлика.
– Нет, Робертом брата звали, а его Артуром… Артур Окунев.
– Ясно…
Надежда Николаевна уже ничему не удивлялась. В этой истории все смешалось, так что на фотографии вполне мог быть тот самый братишка Роберта, из-за которого, в сущности, его и повязали. Артур принес в школу дорогую игрушку, зажигалку, отсюда и потянулась ниточка к брату.
– Я сразу-то его не узнала, потому что мы были мало знакомы. Видела его иногда во дворе, но напрямую никогда не сталкивалась и учились в разных школах…
– А ты, случайно, не помнишь, как его брата арестовали?
– Родители что-то такое обсуждали… – неуверенно ответила Татьяна, – но при мне не говорили. Однако соседка во дворе как-то сказала, что в кооперативном доме женщину зарезали, мать тогда меня сразу домой погнала.
– Угу, все сходится… А не помнишь адрес того кооперативного дома?
– Улица Стахановцев, двенадцать, а у нас – тоже Стахановцев, но двадцать два!
«Выясню точный адрес у Вероники Павловны, – подумала Надежда, – хотя и так ясно, что этот тот самый дом, где Журавлик жил».
– Понимаешь, – снова затянула Татьяна, – я как его узнала-то?.. Во-первых, ухо вспомнила. У него мочка уха снизу была рассечена: не то подрался, не то упал неудачно. И шеей он
