Вытащив блокнот, я записала в нем свои координаты и вырвала листок.
– Позвоните мне, пожалуйста, Света, если Сергей объявится или вы что-то о нем услышите, хорошо?
Когда я стала подниматься, девушка внезапно схватила меня за рукав:
– Вы думаете, это серьезно, да?
– Похоже, что серьезно! – мягко похлопав ее по руке, ответила я. – И все же я советую вам, в свете происходящего, заявить в милицию о пропаже вашего друга.
– Ни за что! – затрясла головой Светлана. – Судя по всему, Сережа скрывается, и это может ему повредить!
Я не стала с этим спорить.
* * *
Слава богу, что в большинстве больниц отменили так называемые «часы посещения», а то мне ни за что не успеть бы к Лицкявичусу, так как освободилась я только после восьми вечера. Очевидно, благодаря хлопотам Кадреску, работавшему в этой больнице, его поместили в отдельную палату. Он сидел на койке в спортивном костюме, упершись спиной в стену. Перевязанная нога при этом покоилась на табуретке, голова тоже была перебинтована, но в целом мужчина выглядел вполне нормально, если не считать многочисленных порезов от осколков стекла на лице. На коленях Лицкявичус держал планшет, а в зубах у него был зажат механический карандаш. При виде меня он явно очень удивился.
– Чему обязан?
– Вот, пришла навестить, – сказала я, неловко переминаясь с ноги на ногу. – И поделиться информацией.
По пути я купила пакет виноградного сока и связку бананов, потому что как-то неловко идти к больному с пустыми руками. Теперь я чувствовала себя удивительно глупо с передачкой в руках.
– Ну, и что за информация?
То, что с нами произошло, ночь, проведенная в лесном домике, как мне казалось, немного сблизила нас, но сейчас этот странный человек разговаривал со мной так же холодно, как и в самом начале нашего знакомства. Я рассказала ему то немногое, что смогла узнать от девушки Афанасьева.
– Ну, – сказал Лицкявичус, когда я закончила, – что и требовалось доказать: статья действительно заказная! А вот я тоже, знаете ли, времени зря не терял. Хотите послушать?
– Разумеется!
– Так вот, – начал он, беря в руки планшет с прикрепленным к нему большим блокнотом. – Я решил составить пару схем из тех фактов, что нам известны. Все началось со смерти адвоката Дмитрия Тюленина, имевшей место двадцать пятого марта сего года. Двадцать восьмого марта задержали его жену по подозрению в убийстве. Одиннадцатого апреля умирает домохозяйка Валентина Глушко, и пятнадцатого апреля Анна Тюленина выходит на свободу, так как ее причастность к гибели Дмитрия Тюленина остается недоказанной, а обстоятельства смерти совершенно посторонней женщины, Глушко, выглядят такими же, что и первый случай. Задерживается муж Глушко по подозрению в убийстве жены. Дальше. Третьего мая, сразу после праздников, умирает Ирина Пластун. Подозреваемых в ее смерти еще нет, но Петра Глушко седьмого мая освобождают под подписку о невыезде, так как опять не могут доказать его связь со смертью супруги. Идет речь о том, чтобы объединить все три дела воедино, но, пока суд да дело, двенадцатого мая появляется статья Сергея Афанасьева о «Виталайфе», которая связывает все три смерти воедино. Двадцать пятого мая дело передают ОМР, отбирая его у следователей на местах. Ничего не беспокоит?
Очень даже беспокоит! Меня сильно удивило то, как быстро и стройно происходили события: смерть – арест – смерть – освобождение – смерть!
– Но это еще не все, – добавил Лицкявичус, выдержав эффектную паузу. – Четвертого июня умирает ваша подруга, Лидия Томилина, а через два дня – Ролан Гаспарян. Задержан Анатолий Томилин – отпущен через пару суток, а жена Гаспаряна под раздачу не попала, так как загремела в больницу с сердечным приступом. И снова – статья Сергея Афанасьева о «Виталайфе», только на этот раз он еще подливает масла в огонь, упоминая о высокопоставленных акционерах «Фармации» и их нежелании придавать огласке дело о злополучном БАДе.
– А потом Афанасьев неожиданно испаряется в неизвестном направлении!
– Вот именно! А теперь – самое главное, – и Лицкявичус потянулся к пачке газет, лежавшей на прикроватной тумбочке. Очевидно, боль в сломанных ребрах все же беспокоила его, потому что Лицкявичус тихо выругался и прижал руку к груди. Я подсуетилась и протянула ему газеты. Лицкявичус, даже не подумав поблагодарить за помощь, продолжил:
– Двенадцатого июня три человека попадают в больницу с отравлением синильной кислотой. Один из них выжил, но два других мертвы.
– Это мне известно, – кивнула я.
– А вам известно, что перед своим исчезновением Сергей Афанасьев состряпал еще одну статейку – как раз об этих троих?
Я сразу вспомнила свой разговор с редактором о том, что он должен был сдать какой-то материал перед тем, как уехать в неожиданный отпуск. Лицкявичус перешерстил пачку и протянул мне одну из газет, раскрытую на странице с кричащим заголовком: «Последние жертвы фармацевтического скандала: «Виталайф» наносит еще один удар!»
– Значит, – пробормотала я, – было не две, а три статьи!
– Это неважно! – воскликнул Лицкявичус. – Вы на дату взгляните!
– Четырнадцатое июня, – прочитала я.
– Вы сказали, что Сергей исчез пару дней назад. Трое бомжей пострадали двенадцатого. Наводит на мысли?
– А статью, значит, он сдал… – медленно заговорила я, пытаясь сложить все даты вместе и борясь с вихрем других мыслей.
– А я не поленился позвонить в редакцию этого желтого листка и выяснил, что статья была сдана… десятого июня!
– То есть статья появилась до того, как произошло само событие?!
– Совершенно верно!
Я почувствовала, как к горлу подкатывает комок: три человека погибли, чтобы воплотить в жизнь события из статьи Сергея Афанасьева!
– Но… вы же не думаете, что журналист сам к этому причастен? – спросила я Лицкявичуса.
– Вряд ли. Со слов его подружки становится ясно, что статью ему заказали. Похоже, мы снова возвращаемся к проблеме конкуренции «Фармакона» и «Фармации»!
– У нас нет доказательств, – безнадежно вздохнула я. – Необходимо найти Сергея Афанасьева, потому что только он не просто знает заказчика, но и может его разоблачить.
– Я этим займусь, – сказал Лицкявичус. – А вы в мое отсутствие займетесь координацией действий группы.
– Я?! Почему я-то?
– Это не обсуждается, – перебил меня Лицкявичус. – Так уж получилось, что я и вы – единственные, кто в курсе всех событий. Я, в силу известных обстоятельств, временно выбываю из игры. Остаетесь только вы. Кстати, очень рекомендую, в случае чего, обращаться к Вике. Я поручил ей, Кобзеву и Лопухину повнимательнее провентилировать окружение тех из жертв, кому мы не уделили внимания в силу того, что взяли за основу лишь одну версию, а именно – дефект производства «Виталайфа». Ваша задача на данный момент – собрать сведения, которые им удалось получить, и попытаться создать хоть какую-то приемлемую версию. До свидания.
Попрощавшись прежде, чем я смогла что-то возразить, Лицкявичус дал понять, что на этом разговор окончен. Выйдя в коридор и прикрыв за собой дверь, я обнаружила, что пакет с гостинцами все еще зажат у меня в руке.
* * *
Я всегда ненавидела начальственные роли. Действительно, ну какой из меня руководитель? Я привыкла отвечать всегда только за себя, а на этом месте вообще чувствовала себя неловко, потому что формально даже не принадлежала к ОМР!
Вика позвонила мне поздно вечером и спросила, чем мы займемся в ближайшее время: очевидно, Лицкявичус уже поставил ее в известность о том, кто займет его место на время болезни. Я с ужасом поняла, что надо генерировать какие-то идеи, но меня хватило только на то, чтобы попросить Вику созвать «производственное» совещание на завтрашний вечер. Я решила собраться «У Потапыча» – там, где состоялась моя первая неофициальная встреча с членами ОМР.
В шесть вечера мы уже сидели за столиком в уютном помещении под русскую старину. Огромное чучело медведя в национальном русском костюме и с балалайкой в когтистых лапах стояло в углу, а вдоль стены расположилась стилизованная русская печь.
– Ну, начнем? – несмело предложила я.
Возражений не поступило, и я поведала собравшимся о Сергее Афанасьеве, его подружке и о нашей последней беседе с Лицкявичусом.
– Похоже, – заметил Мдиури, как только я закончила, – этот журналист является важным звеном в нашем расследовании. Если мы его не отыщем, то дело может сильно затянуться!
– А у вас что, Павел? – поинтересовалась я.
– Ну, – начал он, – как вы знаете, мне было поручено узнать как можно больше о Гаспарянах – главным образом, на предмет того, кому в семье выгодна его смерть. Я начал с соседей. Как выяснилось, отношение к семейству не самое лояльное: слишком часто я слышал комментарии типа «понаехали тут» и «турки нерусские»!
– Расисты чертовы! – сквозь зубы выплюнул Леонид. Я предположила, что, вероятно, и ему, с его то ли молдавской, то ли румынской фамилией, приходится сталкиваться с подобным отношением окружающих.
