Капитан уверенно кивнул головой, словно подталкивая домработницу к откровенному признанию — мол, давай при свидетелях, облегчи душу.
— Экспертиза показала именно на подошве вашей домашней туфли микрочастицы стекла. А вы не знали, Ольга Сергеевна? Долго подошвой о половик скребли? А представьте себе, кое-что осталось.
— Я только поднос отнесла.
— Правильно. Принесли кофе, поставили поднос, отвлекли внимание Нелли Робертовны, незаметно вскрыли ампулу, сыпанули яд, а улику ногой раздавили. Так?
— Я…
— Где вы работали до того, как устроиться домработницей в дом Листовых?
— Я…
— Так где?
— Не помню.
— Что ж так? Сколько вам было лет, когда пришли сюда, а? Ольга Сергеевна? Тридцать четыре! Вы по образованию провизор, прекрасно разбираетесь в лекарственных препаратах, а строите из себя неграмотную женщину, прислугу. Ну, как же так можно? А ведь вы работали на фармацевтической фабрике, Ольга Сергеевна. Целых семь лет работали, и, хотя трудовую свою запрятали надежно, или уничтожили, но справки не трудно было навести. Ведь вас оттуда уволили по статье, когда обнаружили пропажу некоторых медикаментов. Так?
— Я…
— Начальство вас пожалело, устроили товарищеский суд, уголовное дело возбуждать не стали. Вы украденное вернули практически целиком, но… Среди медикаментов была и ампула цианистого калия, которая так и не нашлась. Я просто уверен, что сохранись она — и маркировка полностью бы совпала. Записи в архивах долго хранятся. Потому вы и раздавили ее ногой. Так?
— Не может быть никаких записей, — хрипло выдавила, наконец, Ольга Сергеевна. — Пятнадцать лет прошло! Вы просто меня пугаете!
— Проверим? Хм-м… Может быть и пугаю. Но людей, с которыми вы когда-то работали, быстро нашел. На той фабрике, откуда вас уволили. Меня еще после первого убийства очень заинтересовали биографии двух людей. Пришлось весь отдел подключить, но показания нам были нужны. Уверен, что дело это мы мигом раскроем. Да, Ольга Сергеевна… А в другом месте с такой записью в трудовой книжке вам работу было ни за что не найти. Как же вы устроились в дом Листовых?
— Меня сам Эдуард Олегович…
— Понятно. Так за что ж вы отравили Нелли Робертовну Листову?
И тут Егорушка начал громко сопеть. Наталья Александровна сердито дернула сына за рукав:
— Да что ж ты никак не успокоишься!
— Я знаю за что, — вдруг сказал он.
Эдик усмехнулся:
— Братец имеет привычку подсматривать в замочные скважины.
— Да? Интересно, интересно. Ну-ка, Егор — кивнул головой капитан. — Поведайте нам, в чем тут дело.
— Ольга Сергеевна и дедушка. Они… Ну, в общем… Я видел, как она сидела у дедушки на коленях. Вот. Давно видел. И еще… — Егорушка замялся.
— Братец стесняется выговорить, — подсказал Эдик. — Подсматривать не стесняется, а вот озвучить… Скромные они чересчур. А дед был не промах. Что, тоже любовь на одну картину?
— Эта картина у нее в чемодане, — вдруг сказала медсестра Валя.
— Ах, ты… — выдохнула Ольга Сергеевна. — Успела уже!
— Я прибиралась, — начала оправдываться Валя. — Я только пыль стереть…
— Изнутри тоже? — усмехнулся капитан. — Весьма похвальная любовь к чистоте. И что это за картина?
— Портрет, — с вызовом сказала Ольга Сергеевна. — Да, он писал мой портрет!
— Вы его украли! — взвизгнула Наталья Александровна. — Он вам не принадлежит, он принадлежит семье! А Нелли наверняка знала!
— Ничего она не знала! — зло посмотрела на нее Ольга Сергеевна. — Никто не знал! Это мое, понимаете, мое! Он мне подарил!
— Почему ж ты тогда его прятала? — зло спросила Наталья Александровна.
— Следствие разберется, — сказал капитан. — А вам, Ольга Сергеевна, к воровству не привыкать. Значит, между вами и покойным художником Эдуардом Листовым существовала любовная связь.
— Здесь люди! — вскинула голову Ольга Сергеевна.
— Так все ж свои, — ехидно улыбнулся Эдик. — Все взрослые. Егорушка только почти ребенок, да он в замочную скважину подсматривал. Значит, просветился насчет того, откуда дети берутся.
— Я случайно, — покраснел младший брат. — Ничего такого и не было. Он же был старый! А я в библиотеку хотел, книжку взять.
— Про любовь, — прокомментировал Эдик. — И подумал: а зачем книжку? У великого деда связь с домработницей, прямо как в романах. Она из прислуги мечтает стать хозяйкой дома. Жаль, что у пожилого господина сердце не выдержало.
— Эдик, ведь я тебе деньги давала, — напомнила Ольга Сергеевна.
— Хотите сказать, что я не помню добро?
— Хватит, Оболенский, — прервал его капитан. — Дальше следствие установит, как и что. Обыск в комнате Ольги Сергеевны мы сейчас делаем Постановление на этот счет имеется, только вот понятые…
Он обвел глазами присутствующих:
— Выходит, все заинтересованные люди. Подозрение пока ни с кого не снимается, у нас еще труп Листова имеется. А на пистолете отпечатков Ольги Сергеевны нет.
— Может быть, она перчатки надела? — подмигнул Эдик.
— Где? В кабинете? Так пистолет оттуда никуда не исчезал.
— Не исчезал, — вдруг сказала Настя. — Когда я вошла в кабинет и… стала дожидаться дядю, пистолет лежал на столе. Я взяла «Деринджер» в руки, потом положила обратно, услышав шаги. Потом спряталась в студии, а в кабинет вошла тетя.
— Ваша тетя теперь не скажет, что дальше произошло с оружием. Но не думаю, что Листов выпустил бы его из рук. Пистолет все время был в кабинете, — уверенно сказал капитан и повторил: — Поэтому подозрение ни с кого не снимается. Кого бы пригласить в понятые? Разве что соседей?
— Садовника, — подсказал Эдик. — И сторожа. Как сказала бы тетя Нелли, нечего сор из избы выносить. Соседи все сплетники.
В комнатку Ольги Сергеевны пригласили только понятых и саму хозяйку. Все остальные остались на веранде, потрясенные случившимся.
Э. Листов. «Женщина у окна». Портрет в бордовых тонах. Холст, маслоНичего интересного, кроме небольшой картины, извлеченной из чемодана, в комнате Ольги Сергеевны обнаружить не удалось. После того, как все было закончено, старший оперуполномоченный Платошин все-таки показал картину обитателям особняка Листовых. Никто не подал вида, что видел ее и раньше. Вера Федоровна передернула плечиками, Олимпиада Серафимовна всхлипнула и отвернулась, только Веригин зачем-то достал очки с плюсовыми стеклами, нацепил на нос и нагнулся над картиной:
— Ну-ка, ну-ка…
Портрет в бордовых тонах сильно отличался от картины, висевшей теперь в гостиной. Тот портрет был весь как будто наполнен светом, розоватое утреннее небо словно переливалось, играло, а лицо молодой девушки, изображенной на нем, было удивительно чистым, спокойным и радостным.
Женщина в бордовом платье отчего-то выглядела старой, уставшей, хотя в ее волосах не было ни одного седого волоса. Лицо ее не сияло, оно словно бы увядало с каждым новым мазком, положенным на полотно старым художником, пока не получилось это.
Эраст Валентинович, вздыхая:
— Да-с. Неудачно. Но подпись имеется. Думаю, что несколько тысяч долларов эта картина стоит. Но, сказать по правде, это отвратительно.
Ольга Сергеевна:
— Да что вы понимаете! Вы просто завидуете!
Веригин, обиженно поправив очки:
— Я не художник. Я критик.
Ольга Сергеевна:
— Все критики — это неудавшиеся художники!
Веригин, снимая очки:
— Ну, знаете! Терпеть оскорбление от особы, которая совершила преступление, я не желаю! Ну, знаете! Попрошу оградить.
Старший оперуполномоченный, пожав плечами:
— Разберемся! Ольга Сергеевна, попрошу вас в машину. Следователь ждет.
Ольга Сергеевна:
— Можно позвонить?
Старший оперуполномоченный:
— Позвонить? Кому?
Ольга Сергеевна:
— Соседке. Разве я не имею право? У меня квартира, я хочу, чтобы за ней присмотрели.
Старший оперуполномоченный:
— Хорошо, можете позвонить, кому захотите. Это на ход следствия никак не повлияет. Телефон в гостиной, так я понимаю? Или вам мобильную связь предоставить?
Ольга Сергеевна:
— Обойдусь.
И она, ни на кого так и не взглянув, прошла в дом. Капитан кивнул одному из милиционеров: мол, проследи, чтобы ничего такого не сотворила. Потом, словно вдруг что-то вспомнив, посмотрел на присутствующих.
Старший оперуполномоченный:
— Да, а где та книжечка, что была при Марии Кирсановой?
Олимпиада Серафимовна, удивленно:
— Записная книжка? А вам зачем?
Старший оперуполномоченный:
— Попрошу найти и принести. Необходимо для следствия.
