Через день после того, как тридцатикратный док-тор наук упомянул о диссертации Наполеона, его сбил тяжело груженный самосвал. Машину со щеб-нем оставили на месте преступления. Пулат Муминович знал подробности трагедии, потому что грузовик оказался угнанным из гаража автобазы его района. То, что машину угнали специально для убийства, у следователей сомнения не вызывало, настораживало другое: почему не нашли транспорт поближе или в самом Заркенте. Очень деятельное личное участие в расследовании преступления при-нимал полковник Халтаев, но угонщика-убийцу так и не нашли. В конце концов, как и рассчитывали, списали смерть на дорожно-транспортное происше-ствие и на то, что Абрам Ильич, как обычно, был пьян, хотя вдова уверяла, что он уже три дня не брал в рот спиртного, страдая болями в желудке. Боли болями, но экспертиза установила наличие алкоголя в крови и желудке погибшего, могли и влить бутылку водки -- типичный прием, когда со-вершают преднамеренный наезд...
Ночь подходит к концу. Пулат Муминович знает, что сегодня уж точно не уснуть, не пытается он даже прилечь, собираясь встретить своего шофера Усмана бодрствуя. Он хочет переключиться на се-годняшние дела в колхозе "Коммунизм": решили на горных склонах у Карасу, неподалеку от его любимого моста, разбить тридцать гектаров виног-радника -- семья Ахмаджановых просит сдать ей эту землю в аренду на десять лет, а руководство хо-зяйства противится: заранее подсчитало, какие боль-шие деньги заработают арендаторы, если дело пойдет у них на лад. А оно наверняка пойдет, потому что жив еще дед Ахмаджановых, Бозор-ака, крепкий восьмидесятилетний старик. Чудом он сохранил у себя во дворе какой-то редкий и урожайный сорт лозы. Кроме него, пожалуй, в районе из-за хлопка и не осталось настоящего виноградаря, а отец и дед самого Бозора-ака испокон веку славились в крае богатыми виноградниками.
Пулат Муминович считал долгом лично поддер-жать многодетную семью Ахмаджановых: и лозу возродить в районе, и людям дать почувствовать утраченное чувство хозяев земли. Туго идет арен-дный и семейный подряд в районе: не верит народ из-за бесконечных шараханий, что очередная затея всерьез и надолго. Говорят, мы своим потом и мозолями поднимем вам бросовые земли, взрастим сады, огороды, бахчи, виноградники, пастбища, а вы тут как тут -- опять что-нибудь придумаете и отберете ее в общее пользование, на готовенькое аппетиты у вас хоть куда. Наконец решилась семья взять неудобья, и опять препятствия чинят, делят заранее шкуру неубитого медведя. Приезжал к нему в райком сам Бозор-ака с жалобой, долго о жизни беседовали, и не только о виноградниках, даже об Афганистане поговорили.
Но сейчас мысли секретаря райкома на семье Ахмаджановых не задерживаются, хотя его очень волнует семейный подряд. Не хочется думать и об Афганистане, и об "афганцах", что придут домой со дня на день. В районе ждут возвращения две-надцати парней. Он вчера с военкомом обсуждал, как торжественнее встретить ребят. Есть среди них и сержант, награжденный двумя боевыми орденами, на него очень рассчитывает Махмудов. Нынешний секретарь райкома комсомола ни рыба ни мясо, одно на уме -- сделать партийную карьеру, лезет все время на глаза, но Пулат Муминович видит его насквозь, хватит ему одного Халтаева.
-- Халтаев... -- невольно произносит вслух Пулат Муминович и внезапно, словно дуновением холод-ного ветра, прерывается ход воспоминаний. Секре-тарь райкома как бы вновь осматривает ночной сад, высокое звездное небо над сонным поселком. Взгляд его бесцельно блуждает по темному двору и упирается в распахнутую настежь дверь летней кухни. Мрачная тень могучего дуба уже отступила далеко и покрыла собой бетонный сарай и часть малинника. Кухонная дверь, освещенная лунным светом, наталкивает на мысль о чае, и он торопливо поднимается с айвана и направляется к газовой плите. Он смотрит на голубое пламя и пытается сосредоточиться на делах в колхозе "Коммунизм", но мысль о полковнике Халтаеве не покидает его, и теперь он уже вполне осознанно произносит вслух: -- Халтаев... Халтаев...
Да, Пулат Муминович знает немало о начальнике милиции, многое он сам рассказал, то ли желая придать себе вес, значимость, то ли желая показать, насколько близок он с секретарем обкома. Одного не знал Пулат Муминович: чем же все-таки был обязан тот полковнику -- об этом Халтаев не рас-пространялся даже по пьянке. Пытался Пулат Му-минович выведать тайну не раз, но сосед всегда ловко уходил от ответа, ибо и пьяный понимал, что этим подпишет себе смертный приговор. О не-которых делах полковника Махмудов запоздало уз-навал по судебным и газетным материалам. Нет, в них не указывалось на прямое участие Халтаева, но Пулат Муминович теперь не сомневался, что то там, то тут сосед прикладывал руку.
Наполеон, хотя и не переводил Халтаева в Заркент, но услугами полковника пользовался регу-лярно -- ему он доверял больше, чем кому-либо из работников органов, ценил он его даже выше, чем свояка, начальника ОБХСС Нурматова. Может, он специально не забирал Халтаева в центр, потому что район был под рукой, всего в каких-нибудь пятидесяти километрах от Заркента, и полковник почти через день бывал у своего патрона. Скоро в крае все знали, что рядовой полковник из района наделен особыми полномочиями.
Только Халтаеву доверял Анвар Абидович обха-живать московских гостей, понимая, что упустил дружбу с влиятельным зятем самого вождя, гене-ралом Чурбановым, -- тут надо признать, что каратепинский коллега опередил его. Теперь-то Наполеон внимательно следил за прибывающими из Москвы гостями. Он даже принял по-царски министра рыб-ной промышленности, хотя, казалось бы, зачем ему, сухопутному владыке, хозяин морских просторов. А так, на всякий случай: сегодня рыбой командует, а завтра, глядишь, в народном или партийном кон-троле будет кресло занимать -- тогда уж дружбу за-водить будет поздно.
Принять -- одно, но главное -- дать крупную взят-ку, маскируя ее под народный обычай, традиции, и тут полковник оказался непревзойденным масте-ром. Он придумал простой и безотказный ход, ко-торый вроде не ставил в неловкое положение и тех, кто давал, и тех, кто брал, тем более что оставлял лазейку в случае отказа от денег.
В золотошвейных мастерских Бухары полковник заказывал десятками роскошные парчовые и бар-хатные халаты, шитые золотом, непременно с глу-бокими карманами. В халат обряжали открыто, при-народно -- вроде отказаться неудобно, а в кармане лежала банковская упаковка купюр разного досто-инства -- давали по рангу. Союзному министру по-лагалась самая крупная, из сторублевок.
Несколько лет спустя, когда рыбный министр будет держать ответ за свои прегрешения, он при-знается во многих взятках, исключая бакшиш из Заркента. Он был уверен, что ход полковника Халтаева гениален и недоказуем, но и люди, ведшие дознание, были не глупее начальника милиции из Узбекистана. Очень удивился бывший министр, ког-да ему предложили вернуть в казну десять тысяч из Заркента. Он клялся, что с тех пор ни разу не надевал роскошный халат -повода, мол, не было, и оттого не проверял карманы. Вернувшись домой, жуликоватый министр позвонил следова-телю: мол, действительно есть пачка сторублевок, и завтра он ее сдаст в банк и принесет квитанцию. Хотя, конечно, те деньги он давно изъял из халата.
Давал Наполеон Халтаеву и более деликатное поручение, связанное с просьбой Верховного. Тому частенько нужно было проследить за своими про-тивниками в Москве или на отдыхе -- на курортах собирали в основном компромат. Обращался Вер-ховный в таких случаях не только к Анвару Абидовичу, но и к аксайскому хану Акмалю Арипову -- тот имел настоящее сыскное бюро, и компромат на людей, представляющих интерес, он копил и без просьбы секретаря ЦК.
К Анвару Абидовичу Верховный обращался в тех случаях, когда не хотел, чтобы аксайский хан знал о его интересах. Что касалось Москвы, он больше доверял Анвару Абидовичу, знал, что у Тилляходжаева есть друг Артур Шубарин -- хозяин те-невой экономики в крае, человек, для которого не было невыполнимых задач.
Просьбы Верховного секретарь обкома адресовал лично Шубарину -- его люди по уровню были на-много выше халтаевских, да и в Москве Японец, как называли в деловом мире Шубарина, имел много друзей, и просьбы первого выполнялись особо тща-тельно: к отчету всегда прилагались снимки, маг-нитофонные записи.
Хоть и редко, но приходилось Наполеону в ин-тересах дела стыковать Шубарина с Халтаевым, хотя Тилляходжаев догадывался, что те не питали вза-имных симпатий и полковник с удовольствием вы-потрошил бы Артура Александровича, если бы знал, что Шубарин ему по зубам.
Пулат Муминович возвращается с чайником на айван и вдруг почему-то вспоминает тот далекий день в гостинице обкома, когда к нему впервые в дверь постучал Халтаев.
-- Будь проклят тот час! -- вырывается у Махмудова, ибо с этой памятной ночи у него начался иной отсчет жизни. Как ему хочется, чтобы не было в его судьбе той пятницы, когда смалодуш-ничал, желая сохранить кресло, связал себя по ру-кам и ногам и продал свою душу.
