Сейчас Димы не было дома – он, как обычно, пропадал на работе, поэтому, пока Даша спит, можно спокойно перечитать письма Томы.
Она взяла наугад несколько конвертов, от которых повеяло беззаботным детством, когда они носили короткие платья и прыгали во дворе через резинку. Как же давно это было!
Привет, Ксюша!
Вот и к нам пришла весна, но погода пока неустойчивая – то тепло, то холодно. Сегодня я даже ходила без куртки. В мае будет снег. Он у нас каждый год выпадает в начале мая, поэтому теплые вещи я пока не убираю. А еще будет похолодание, когда зацветет черемуха и пойдет лед на Ладоге.
Ненавижу весну за то, что весной нас заставляют ходить на физру в короткой форме. А это футболка и трусы. Трусы в магазинах есть только двух типов: трикотажные фиолетовые и трикотажные черные с красной широкой полоской сбоку. У меня, как у большинства в нашем классе, черные с красной полоской. Я хотела просто черные, без полоски, но их нигде нет, только у одной девочки есть. А еще одна девочка ходит на физру в черных коротких шортиках и не из трикотажа, а из нормальной ткани, которая сидит нормально, а не в облипку, как трикотаж. Поэтому она единственная на физре выглядит как белый человек.
Я вообще не люблю физру. На ней приходится переодеваться при всех в душной раздевалке. Мест на лавке на всех не хватает, и мы переодеваемся на батарее. И то, если повезет и не переставят уроки в расписании и мы не окажемся в раздевалке вместе с «ашками» (вот где сумасшедший класс!). Про «ашек» напишу потом – это отдельная песня.
Девочки друг друга разглядывают и потом обсуждают, у кого что выросло или не выросло, смеются, издеваются. Особенно достается тем, кто не как все, то есть слишком быстро развивается или, наоборот, слишком медленно. Есть у нас одна девочка, Карине, у нее мама армянка, а у них в Армении взрослеют рано. Так она еще и старше всех на год. Короче говоря, у Карине уже женская фигура – с бедрами и грудью. Из-за этого к ней постоянно пристают мальчики, и эти их приставания очень детские и глупые. То есть не совсем уже детские (лапают или юбку ей задирают), но комментарии при этом – детский сад «Ромашка». Еще девчонки наши подключаются, тоже дразнят, вместо того чтобы заступиться. А Карине стыдно, как будто она виновата. И мне стыдно, что я ничего не могу сделать, когда такое происходит, потому что, если я начну выступать, мне тоже достанется.
Ну все, пока!
24 апреля, 1988 г.
Привет, Ксюша!
Получила твое письмо и календарик. Календарик красивый, спасибо.
Вчера ходили с классом на экскурсию по городу. Никто идти не хотел, но нас не спрашивали, так как это был классный час. Гуляли по исторической части города, там, где Летний сад и Лебяжья канавка. Я там была миллион раз и думала, что ничего интересного в миллион первый не увижу. Но оказалось, все не так. Как много я раньше не замечала, как будто ходила с завязанными глазами. Ты не представляешь, сколько нам всего рассказали и показали! Мне просто не передать!
Например, ангел на шпиле Петропавловки держит в руке меч, чтобы отражать нападение нечистой силы на землю. Вторая рука поднята вверх. Он ожидает звука трубы, возвещающей о конце света. Уже тогда ждали конца света!!! Памятники Кутузову, Суворову и Барклаю-де-Толли никогда не вывозили из города, даже в блокаду. Потому что эти полководцы охраняют город. На памятнике Николаю Второму есть четыре женские фигуры, похожие на его жену и дочерей. Ангел на Александрийском столпе очень похож лицом на Александра Первого. А змея похожа на Наполеона. А еще экскурсовод нам по секрету сказала, что в нашем городе есть место, где можно провалиться в пространстве. Это канал Грибоедова. Люди там часто теряются: идут по набережной, а попасть в нужное место не могут – все время приходят не туда, куда шли.
Приезжай на каникулы, я тебе покажу русалок на ограде моста, фонари с орлами и еще много чего.
Пока! Пиши!
11 мая, 1988 г.
Привет, Ксюша!
У меня дела идут хорошо, учусь я нормально, но учиться лень. А как учишься ты?
Родители опять ругаются. Я затыкаю уши, но все равно слышу их крики. Не дом, а дурдом какой-то! Бабушка Аида масла в огонь добавляет. Постоянно твердит, что в доме хозяйка она, а не папа. И не потому, что она старше всех (про ее возраст говорить нельзя!), а потому, что она хранительница фамильной драгоценности – золотого яблока. Оно хранится у нас дома в сейфе, а ключ от него бабушка носит на шее, как она говорит, это символ власти. Когда бабушка напоминает о том, что она в доме хозяйка, папу начинает трясти, он хлопает дверью и уходит на лестницу курить или вообще уходит куда-нибудь и пропадает надолго. Мама начинает ругаться с бабушкой, говорить, что она всех достала до печенок своим яблоком. А бабушка ей отвечает, что это единственная ценная вещь в нашем доме и то, что оно у нас есть, полностью ее заслуга.
Меня в это время, конечно же, отсылают в свою комнату, но они так громко ругаются, что я все слышу. Когда я стану взрослой, у меня в семье все будет по-другому. А мама говорит: я еще посмотрю, какого ты себе мужа выберешь. Она почему-то уверена, что у меня не может быть нормального мужа.
Шлю тебе переводную картинку и маленькую открытку с подсолнухами, как ты любишь.
Пока! Пиши!
26 мая, 1988 г.
Санкт-Петербург. ЯнварьКажется, приворот начал действовать, констатировала Тома, но без радости, а спокойно, даже с сожалением. Ей позвонил бывший муж. Позвонил по собственной инициативе и не для того, чтобы обсудить вопросы, связанные с их общим ребенком, а чтобы поговорить с ней, Томой. Николай начал издалека, спросил про успехи Дениса в школе, его здоровье, здоровье своей бывшей тещи, Дарьи Альбертовны, поинтересовался, чем занимается Володя – устроился ли на работу или по-прежнему бьет баклуши… Разговор никак не заходил о главном, о том, зачем он ей позвонил. Наконец, когда все посторонние темы они обсудили, а пауза затянулась слишком надолго, Пеганов заставил себя выдавить:
– Можно тебя увидеть?
– Зачем? – вырвалось у Томы. За это она тут же мысленно себя казнила: вот идиотка! Надо было ответить согласием, а то он передумает!
– Просто… – неопределенно ответил он. – Мне надо кое-что тебе сказать.
Ура! – мысленно ликовала Томила. Она уже знала, что значит это «кое-что». Все, Коля ее на веки вечные!
– Хорошо. Сегодня я занята, а завтра, пожалуй, можно будет встретиться.
«Срочно надо бежать в салон красоты делать прическу. И заодно маникюр. А может, сэкономить и сделать маникюр самой? Нет! Тридцать четыре года – пора бы уже начать пользоваться услугами маникюрши. Черт! На сапогах каблуки стерлись. Придется сначала идти в ремонт обуви, а потом в салон красоты». Такие мысли завертелись в голове у Томилы после телефонного разговора с бывшим мужем. Ей захотелось во что бы то ни стало сразить его наповал своей красотой. Еще нужно было непременно поговорить с Аллой. Во-первых, поделиться радостью от того, что все вышло так, как она хотела, а во-вторых, посоветоваться, как вести себя с Николаем.
Если бы Тома была с собой честна, она призналась бы сама себе, что ей не столько нужен совет подруги, сколько ее благословение. Ей, как и большинству не уверенных в себе людей, требовалось одобрение собственных действий.
Но, увы, Алла ее не поняла.
Когда Тома завела разговор о Николае, Алка вместо того, чтобы поздравить ее с победой над Сазоновой, тяжело вздохнула и посмотрела на нее с жалостью.
– Переключись уже на кого-нибудь другого! Хотя бы на свою первую любовь. Говорят, она не забывается. Кто у тебя был до Кольки? Ты никогда не рассказывала.
Это верно. Томила не любила вспоминать того, кто у нее был до Николая. Уж очень неприятными были воспоминания.
Впервые Томила влюбилась, когда ей было семь лет. Ее избранником был мальчик из параллельного класса, Сережа. Он был красивым и обаятельно улыбался, называя Томилу лисой из-за ее оранжевого пальто. Любовь продолжалась недолго, она закончилась, когда Томила увидела Сережу в очках. Уже в нежном возрасте Тома была перфекционисткой и не могла любить человека с изъяном, коим у Сережи являлась близорукость. Кто был ее следующей школьной любовью, Томила не помнила. Выходило, что никто. Но ей казалось, что все-таки был кто-то, кто сумел запасть ей в сердце, но она его не помнит, потому что так не бывает, чтобы на протяжении всех школьных лет ни в кого не влюбляться. Этот факт даже заставлял Тому чувствовать себя слегка ущербной, и она решила, что после Сережи у нее симпатии были. На самом деле те мальчики, которые ее окружали, были, как и Сережа, не без изъянов: у одного оттопыренные уши, у другого рыжие волосы, а третий двоечник – в кого тут влюбляться? Были, конечно, и красавчики, но их окружали толпы поклонниц. Быть частью толпы Томила не желала и поэтому в сторону популярных мальчиков даже не смотрела. В девятом классе она прониклась трепетными чувствами к голливудскому актеру и сохла по нему почти месяц. Актер был очень хорош собой: мужественный, немного брутальный, красивый, чертовски умный и удачливый. Его жгли в танке, сбрасывали с самолета, топили в океане, а он поднимался на ноги, небрежно стряхивая с костюма пылинки, и невозмутимо улыбался, глядя с экрана прямо в глаза Томиле. На его фоне ее одноклассники, даже самые лучшие, неизбежно меркли. Но Голливуд был слишком далеко, чтобы Тома могла надеяться на встречу с героем своих грез. Скрепя сердце девушка прагматично переключила свое внимание на восходящую звезду отечественной эстрады. Солист был не таким мужественным, но красивым и чувственным. Он тоже смотрел с экрана на Томилу, проникновенно исполняя романтические хиты. Тома обклеила его плакатами все стены своей комнаты, выводила в тетрадках его имя и ходила на его концерты. Он был совсем рядом – всего в каких-то пятидесяти метрах от нее, когда стоял на сцене. Она даже однажды прорвалась к нему с букетом цветов и смогла прикоснуться к его среднему пальцу.
