старой суке активно старались выразить рвавшиеся с поводков и домашние ловеласы от собачьего племени.
Вечер для мадам Павлюченковой переставал быть томным. Внезапно став примой собачьей свадьбы, старая пескоструйщица взвыла и вместо того, чтобы спрятаться в ближайшем подъезде, вдарилась бечь в сторону своего дома. Этот необдуманный маневр лишь добавил куражу и экспрессии в поведение распутных собак мужеского пола. Обезумевшие от страсти псы догоняли кляузницу и наскакивали на нее, уже совсем не скрывая своих низменных намерений. С диким и протяжным воем вздорная грымза метнулась напрямик через детскую площадку и скрылась с глаз за углом. Думаю, что за всю свою долгую жизнь ведьма Павлюченкова не получала столько искреннего внимания и любви от кобелирующих особей.
Я с трудом затолкал недоумевающую Софу в ее автомобиль и, сев за руль, направился в сторону ее дома. Не сказать, что мое настроение сильно повысилось, но некоторое удовлетворение я испытал. Креативное мышление, оно все-таки рулит. А Павлюченкову я все равно давно уже недолюбливал.
- Что это было?– Софья Львовна смотрела на меня с некоторой опаской.
- Карма! – попытался я объяснить увиденное ею, как можно лаконичнее.
- Я тебе не дура! – самонадеянно зашипела дочь израилева и ткнула меня кулаком в плечо, – Говори, что это было? Зачем? Почему эти собаки?.. И вообще, что это?!
Нарываться на скандал мне не было никакого резона, поскольку ночлег на сегодняшнюю ночь мне предоставляла именно эта любопытная фемина. Панцирная сетка общаговской койки не шла ни в какое сравнение с шикарной софьиной двуспальной кроватью.
- Видишь ли, Софьюшка, эта подлая горгона не очень любит людей и те, соответственно, платят ей взаимностью. Но бог, видимо, все же есть и он милостив. А потому он не мог оставить старую, хоть и не очень хорошую женщину совсем уж без чьего-то внимания, – я терпеливо взялся объяснять происшедшее внимательно слушавшей меня Мордвинцевой. – Но, вместе с тем, бог, уж не знаю, Иисус это или Яхве, он не только милостив, он еще и справедлив. А потому, душа моя, к этой вот старой суке Павлюченковой он послал стаю развратных кобелей. К тебе же, Соня, заметь, он послал меня! Мужчину, несомненно, высоко-нравственного, честного и доброго!
Я со значением посмотрел на Софу и для весомости сказанного вознес к потолку ее жигуля указательный палец и продолжил.
- Да, Соня, человека, не постесняюсь сказать, ценящего в женщине помимо ее телесной красоты, еще и ум, а также тонкую ее душу! – изящно польстил я любознательной Софье Львовне, заруливая с проспекта в ее двор.
Впервые вдова меня не перебивала и сосредоточенно слушала, время от времени искоса бросая в мою сторону недоверчивые взгляды. Для пущей убедительности, произнося крайнюю фразу, я привнес в свои интонации изрядную долю восторженного восхищения. Теперь Софья внимала, повернувшись ко мне всем своим выдающимся бюстом. Вот такие бюсты и надо бы ставить на родине дважды Героев СССР, вместо унылых тех, которые ставят сейчас, – совсем не к месту пронеслось в голове.
- Это я к тому, Соня, что ты богоугодная женщина! И мало того, что ты богоугодная, ты еще и, не побоюсь этого слова, ты божественная! – вернулся словами и мыслями я к вдове. – Хороши у тебя также грудь и улыбка!
- Ну да, богоугодная, а иначе бы у меня туфли не сперли, – вздохнула Софа и откинулась на спинку, смирившись с моим почти неприкрытым стебом.
Комментировать мой восторженный пассаж относительно своей груди она не стала, но было заметно, что осталась им довольна.
Глава 16
Добравшись до дома, мы каждый занялись своим делом. Софья принялась готовить ужин, а я стал мастерить электрохимическую западню для любителя вдовьей обувки. Сначала я снарядил пиропатрон из гильзы. Через дырку для капсюля приспособил вовнутрь частично порушенную лампочку от фонарика с зарядом пироксилина, добытым из трех капсюлей. Насыпав в гильзу примерно полграмма пороха, я слабо запыжил заряд. Почти все остальное пространство гильзы заполнил родамином. Замыкатель слепил из обычной бельевой прищепки, вставив между контактами кусочек фотопленки, привязанный за квадратную дырку к нитке. Спаяв провода, добавив в схему батарейку и прилепив равномерно все элементы резиновым клеем к дну коробки, насторожил ловушку по принципу обычной растяжки. Теперь любой, кто откроет коробку, вместе с грохотом микровзрыва, неизбежно получит в воровскую харю лиловое облако родамина. Очень большое облако, так как родамина я не пожалел. Да и с порохом, кажется, тоже переборщил. Н-да..
- А скажи мне, душа моя, почему твой кабинет как проходной двор? Как так получается, что в него имеют доступ посторонние? – начал пытать я Софью, уже минут десять с интересом наблюдавшую за моими манипуляциями.
- Посторонние доступа не имеют. Имеют только свои. Уборщица, мой заместитель и главбух. В мое отсутствие только они зайти могут. Хотя, многие знают, что ключ еще у секретаря в ящике стола лежит. Секретарь у меня в декрете, за нее обычно кто-нибудь из товароведов или из бухгалтерии сидит.
- Я и говорю, проходной двор у тебя, а не кабинет! – повторился я с нелестной оценкой.
- У нас все на доверии, по-другому в торговле нельзя. Меня часто не бывает на месте, а доступ к документации необходим, – упорствовала упрямая директриса. – Да и не пропадало у нас ничего, в первый раз такое случилось!
- Ладно, в понедельник положишь коробку на видное место в своем кабинете, а сама весь день форси в этих туфлях. В конце рабочего дня в сейф их закроешь, или с собой унесешь, но только незаметно! И с работы уйдешь на час пораньше! Поняла?
- Поняла, – вздохнув, согласилась Софья Львовна. – Думаешь, клюнет?
- Не знаю, посмотрим. Есть пошли. И в койку! Спать очень хочу.
Уснуть сразу же после предосудительного, но настолько же и приятного акта прелюбодеяния не удалось, любопытствующую Софью потянуло на разговоры. Незамедлительно отворачиваться к стенке от ласковой и
