– Да. Достаточно обладать красивой внешностью, или непробиваемым самомнением, или ироничностью и артистизмом. На худой конец – важными родителями и крутой экипировкой. Но у бедной Милы не было абсолютно ни-че-го! За одну неделю мы превратили ее в парию. В 83-ю школу она пришла с хорошими оценками. Но мы затерроризировали толстушку до такой степени, что у доски она боялась открыть рот. Педагоги поддались общему настроению и тоже, в меру способностей, гнобили бедняжку. Страшно представить, как она страдала!
– Юля! И ты тоже участвовала в травле?
– Да.
– Юля, ты что?! Ты же добрая! И справедливая.
– А еще – страшно трусливая. Я сочувствовала Миле, но тщательно скрывала свою жалость. Иначе переступила бы магическую черту, отделяющую Милу от коллектива. Нет, я не пинала ее тяжелым шипованным ботинком – я пинала ее войлочной тапочкой. Но все-таки пинала.
– Юля! Ну как же?!
– Да, я догадывалась, что под отталкивающей оболочкой, под сальной прыщавой кожей и пластами жира может скрываться настоящее богатство – грустное, страдающее сердце. Доброе, отзывчивое, ранимое. И так далее. Но я была подростком и ни за что на свете не противопоставила бы себя коллективу.
– И чем все кончилось?
– Мила забрала документы и перевелась в другую школу. Возможно, поступила в экстернат. Не знаю. Просто однажды она не пришла на уроки. И вот теперь через столько лет я узнаю от мамочки шокирующую новость!
– И как же, по-твоему, она выглядит сейчас?
– Думаю, по крайней мере, опрятно. Она бы не устроилась на работу в «Гелиос», если бы не выглядела пусть не импозантно, но хотя бы прилично. Наверное, Мила стала синим чулком. Карьеристкой, помешанной на работе. Моя мама именно таких и любит. А что еще остается Миле при ее внешности?
Естественно, после моего рассказа Ирина воспылала здоровым любопытством и как бы невзначай оказалась в районе кофейни в час икс. Мы вошли внутрь и устроились за столиком.
– О, да тут дорого! – прошипела Ирина, поднимая глаза над меню.
Для нас сейчас будет дорого даже в муниципальной столовой для бомжей.
Я выплачиваю кредит. Да, у меня теперь собственная квартира. Далеко не восьмидесятиметровая, без холла и гардеробной. Зато я не должна ради нее наступать себе на горло – отказываться от друзей, бросать курить, изучать менеджмент. Все, что от меня требуется, – выворачивать карманы. Так как и зарплата в «Удачных покупках», и гонорары за статьи в «Стильной леди», и случайные заработки – все проваливается в черную бездну.
Я ничего себе не покупаю. Этой весной глянцевые журналы настоятельно рекомендовали обзавестись пальто. Must have сезона. Я долго выбирала между твидовым и стеганым, между вышивкой и драпировкой, сравнивала бренды и цены. А потом достала из шкафа старый плащ с подстежкой, встряхнула, отковыряла от рукава какую-то прилипшую фигню – и в путь!
Ирише тоже не сладко. Нет, у нее собственное жилье, и кредит выплачивать не надо. Но она в одиночку растит двухлетнюю дочь. Вытаскивая из почтового ящика ворох квитанций, она покрывается нервными пятнами. Потому что Ирина гораздо менее успешно выращивает Анечку, чем коммунальные службы – цены на свои услуги. У них это получается резво. Детсад и няньки съедают солидную часть Ириного бюджета. В аптеках, где Ира частый клиент, ее просто раздевают догола. Едят они с Аней как птички, зато одежда, обувь, игрушки, книги, проезд в транспорте и занятия в дошкольном образовательном центре выжимают последние соки из Ириного заработка.
– Как жить, как жить? – грустит подруга.
Неустроенность и неуверенность, как весенний холодок, постоянно леденят сердце. В глазах – печаль и растерянность одинокой женщины, лишенной мужской поддержки. Ириша не из тех, кто «на скаку» и «в горящую избу». Она нежная и хрупкая. Она необыкновенно красивый экзотический цветок, нуждающийся в заботливом уходе. По большому счету, для нее и работать противоестественно – настолько она роскошна. Все равно что ставить к токарному станку Мону Лизу. Но приходится. У Ирины дочка, и надо как-то выкручиваться.
На планете есть много нищих государств и одно богатое, где дети – фактор бедности. Стоит родиться парочке спиногрызов, и семья (обыкновенная, не «новорусская» и не чиновничья) тут же скатывается в пучину бедности. Попытайтесь с трех раз угадать название богатого государства.
Да, политика, проводимая правительством, убеждает нас: ребенок, наравне с шикарным автомобилем или отдыхом на Сейшелах, – забава богатых. Кто станет ездить на джипе (пусть он даже достанется бесплатно!) при зарплате в пять тысяч рублей? Учитывая, что ездить придется в основном вокруг бензоколонки: джип страшно прожорлив. А бензин – дорогое удовольствие. Он стоит тем дороже, чем больше нефти добывается в стране. Поэтому на джип не соглашайтесь. Оставьте эту радость обеспеченным людям.
Так же и дети.
Пока европейцы сражаются за естественное воспроизводство, наше правительство впору отправлять в Китай. Пусть организуют для китайских министров мастер-класс на тему «101 радикальный способ сокращения численности страны». Китайцев – больше миллиарда, они там в Китае уже и смотреть друг на друга не могут: куда ни глянь – одинаковые желтые физиономии, с утра до вечера, с понедельника до воскресенья. Вот тут бы и нагрянули наши высоколобые умельцы и за пару лет отучили китайцев размножаться…
Но я беру на руки Анечку, вдыхаю ее молочно-карамельный запах, зарываюсь лицом в пушистые волосы и думаю: нет, надо рожать. Вопреки всему – бедности, нищете, глобальному потеплению, терроризму, экологическим катастрофам, массовому психозу, людской черствости, телевизионному кретинизму, ценам на бензин, энергетическому кризису, отсутствию возлюбленного, взрывам, стихийным бедствиям… Единственное оправдание жизни – в ее продолжении. Она должна продолжаться из века в век, несмотря ни на что, обязана прорываться тугими зелеными ростками, цвести, сиять и приносить в мир любовь, нежность, счастье…
Поэтому я никогда не укоряю Иришу в недальновидности – зачем рожала без мужа? Кстати, она обзавелась эмбрионом, еще будучи вполне обеспеченной дамой. У Ирины был друг-бизнесмен. Весть о беременности возлюбленной вполне могла подтолкнуть бойфренда к порогу ЗАГСа. Но этого не произошло. Вскоре мужчина уже развивал бизнес в другом регионе страны, прихватив с собой в нагрузку восемнадцатилетнюю наложницу – свежую, как персик. А Ирине оставил в качестве алиментов двухкомнатную квартиру и бескрайние возможности практиковаться в ненависти ко всему мужскому. Он даже не вернулся на пару дней, чтобы забрать Иру и дочь из роддома.
С тех пор подруга бегает. Носится по кругу, как породистая лошадка на Мельбурнских скачках. Утром к восьми – Нюру в садик. Потом на троллейбусе в агентство недвижимости, где она безуспешно подвизается маклером. Из нее такой же маклер, как из Шварценеггера балерина. В течение рабочего дня Ира бесславно и униженно пытается впарить клиентам квартиры. Продавец она ужасный. К шести вечера – галопом в садик. Забирает дочь, а с ней – мешок мокрых колготок и ворох платьев, заляпанных кашей. Два раза в неделю занятия в детском центре. И почти каждый день – метания по магазинам и аптекам. Героические будни матери-одиночки.
Но это оптимальный вариант. Бывает и так: у ребенка температура тридцать девять, у Ириши – тридцать восемь, а на телефоне висит директор агентства и яростно требует немедленно привезти документы. Или: в доме всего полкило риса и ни грамма дензнаков, а до зарплаты – две недели.
В такие моменты на помощь Ирише приходит добрая подруга Юлия. Хотя нет, я рядом не только в тяжелые моменты, а всегда. Именно я забирала Ирину из роддома, и потом мы четыре месяца жили вместе. Как дружная лесбийская семья. Наверное, так и думали соседи. Все мерзкие мысли соседей пусть останутся на их совести.
А я за четыре месяца вплотную ознакомилась с двумя категориями понятий из книги «Изощренные пытки. Пособие для начинающих».
Первое – детские сопли, понос, запор, лихорадка, истошный крик. Второе – лактостаз, нехватка молока, мастит, послеродовая депрессия, истерика. И после этих испытаний я полюбила Анечку так, как любит младенца человек, сменивший ему миллион памперсов и вложивший в него миллиард килоджоулей труда. Самозабвенно! А все мои прагматичные рассуждения о нецелесообразности детопроизводства бедняками – сущий бред. Если Бог дает детей, он дает и на детей. Наверное, основной смысл нашего знакомства и дружбы с Ириной в том и заключался, что я буду помогать ей выращивать ребенка.
– Подруга ворует твое время и силы! – возмущается Марго. – Она повесила на тебя сопливого, больного младенца. А ты, глупая, и рада! Вместо того чтобы устраивать личную жизнь, ты нянчишь чужого ребенка!
Но моя мамуля всегда возмущена. Всегда активно недовольна. Такой характер. И я пропускаю замечания мимо ушей. Другая мысль гложет меня порой: как мы поделим ребенка, если вдруг поссоримся с Ириной? В жизни всякое случается. И что я тогда буду делать?..
