К школьным друзьям его но тянуло. Они знали положение дел в семье Володи и смотрели на него почемуто такими глазами, будто он был парализованным или неполноценным физически. До дружбы ли при такой ситуации. При случайной встрече где-нибудь на улице Володя еще больше чувствовал это и норовил улизнуть.
Один случай особенно неприятно поразил его. Как-то он встретил в магазине Димку Сухарькова из седьмого "б" и Августа Варакса из восьмого класса. Ребята покупали лампочки для карманного фонарика. Из магазина вышли вместе. Пройдя десяток метров, Володя заметил в широком окне сберкассы Ласточкина. При помощи трафарета художник оформлял витрину. Володя покраснел и отвернулся, проходя в двух шагах от окна, а Варакс принялся оживленно нашептывать что-то на ухо Сухарькову.
- Халтурит, - не стесняясь, ответил Димка. - Не так легко содержать две семьи.
Кровь прилила к лицу Володи. С ребятами он дальше не пошел. Сам того не замечая, он пришел во двор Генкиного дома и по привычке поднялся на голубятню.
После того как Володя случайно подслушал беседу Баклушина с Борькой Чувахиным, Генка почему-то никогда не заводил разговоров на семейные темы. Он расхваливал своих голубей, спрашивал, не найдет ли Володя подходящего покупателя, которьга может оптом купить всех его птиц с голубятней вместе. Иногда угощал вином, дарил сигареты. Изредка они вместе ходили к кинотеатру, на рынок... И за одно то, что Баклушин но бередил рану расспросами или намеками, Володя был ему благодарен.
- А-а, Вовка, мое вам с кисточкой! - приветствовал он на сей раз Сипелопова.
- Здравствуй.
- Вот вчера какие-то чужаки приблудились, нужно их на первое время в изолятор, а потом, пожалуй, продать. Все равно улетят, - объяснял он, тыча хворостиной в угол, где обособленно сидели три турмана.
- Красивые голуби, - признал Володя.
- Э-э, все дерьмо. Разве на них заработаешь? - скороговоркой затрещал Баклушин. - Тут у меня друг вернулся, а с ним его друг - чудесные ребята! Подожди, вот они скоро должны подойти ко мне. Я уже "керосин"
для них подготовил...
- Керосин? Зачем? - не понял Володя.
- Ты еще не знаешь? - ухмыльнулся Баклушин.
Видно было, что он навеселе. - "Керосин" - это, понашему, вьшивон. Ну, водочка там, коньячок и всякое ипое горючее. Без этого, брат, нельзя, для нас это первое дело.
- Раз друзья придут, так можно и дома встретить, - подоуменно пожал плечами Володя. - Что здесь хорошего?
- А ты молодой, да из ранних, - насупился Генка. - Даешь советы, что тот прокурор.
Действительно, вскоре на голубятню пришли двое.
Кряжистый парень в серой куртке и таких же брюках, по всему видать старший, хитро подмигнул Баклушину, пожимая руку выше локтя. Володю он как будто не замечал.
Его товарищ, худой, долговязый молодой человек в помятом плаще-болонье, пристроился на ящике и не подавал голоса. Можно бьгао подумать, что он глухонемой.
Человек в серой куртке рассматривал стены голубятни, словно разыскивая что-то. Володя успел заметить, что у него вместо зубов во рту торчат почерневшие корни. Был он к тому же косорот, темен лицом и часто облизывал языком пересохшие губы. Что-то свиреподикое было в его некрасивом лице с рыбьими глазами.
Оглядев голубятню, парень деловито спросил Баклушина:
- Гена, а электроплитки у тебя, случаем, нет?
- Зачем она тебе понадобилась? - удивился Баклушин.
- А вот свернуть башку этому рябчику, - парень небрежно кивнул головой в сторону голубей, - да и поджарить свеженького. Деликатес перший сорт!
Генка опешил, не находя слов для ответа.
- Ну и скажешь ты, Шмага, - наконец начал он. - Разве голубей едят? Сроду не слыхал такого. Их разводят любители для красоты...
- Эх, корешок! Знал бы ты вкус в этом деле, - похлопал его тяжелой рукой по плечу беззубый. - А еще голубятником считаешься.
- Вообще и воробьев едят, - заговорил вдруг парень в мятой болонье. Хвалят даже. Очень, говорят, вкусны жареные. Но сам я не пробовал.
Несмотря на отсутствие жизненного опыта, Володя сразу догадался, что эти ребята приезжие. Кто из ленинградцев выскажет сейчас такую идею: жарить голубей и воробьев? Слава богу, сейчас не блокада, когда люди умирали с голоду. Ему стало не по себе, но любопытство удерживало его на голубятне. А Генка тем временем вытащил из угла каморки спортивный чемоданчик и извлек из него две бутылки водки и круг колбасы. Стали располагаться вокруг тумбочки. Рядом с Володей оказался молчаливый парень в плаще. Они познакомились.
Его звали Игорем, фамилия - Щетинин.
- А со мной девочка учится, Щетинина Наташа, - похвастался Володя.
- Так это моя сестренка, - обрадовался Игорь.
- Этот-то парень откуда, тоже наш? - тихо спросил Володя, показывая глазами на беззубого.
- Со Шмагой мы вместе срок отбывали, - равнодушно ответил Игорь. Теперь он ко мне в гости заехал.
А дом его где-то на Псковщине.
- Значит, вы сидели в тюрьме?
- Сначала в тюрьме, а потом в колонии.
- Страшно там? - допытывался Володя.
- Какой страх, просто худо. Одним словом - неволя...
Расстались они тепло, как старые друзья.
5
...Было около двух часов ночи. Самая пора сна. Никто не видел, как из последней парадной в заднем дворе старого дома вышел долговязый парень. Налетевший порыв холодного ветра заставил молодого человека съежиться и застегнуть на все пуговицы тонкий измятый плащ. Но эта предусмотрительность, как видно, помогла мало. Ветер не унимался. Он бесцеремонно тряс короткие полы болоньи, подбираясь все ближе к согревшемуся телу. Тогда молодой человек сделал вторую попытку хоть немножко спастись от охватившего его озноба: он натянул до самых бровей серую кепку и поднял узкий воротник плаща.
Затем он внимательно осмотрелся во дворе и подошел к двери, из которой только что вышел. Послышались три коротких удара каблуком в филенку. После этого, еще раз оглянувшись по сторонам, он пошел, но почему-то не на улицу, а в глубь двора, к старому дощатому забору, отделявшему пустырь от жилых домов.
У забора странный парень вновь обернулся. Двор был по-прежнему пуст. Только пушистый кот важно шагал от дровяных сараев. Зеленые глаза его с любопытством уставились на одинокого человека. А тс"т нагнулся, руками развел две доски забора в разные стороны и быстро шмыгнул в образовавшуюся треугольную щель. Доски бесшумно стали на свое место, а человек исчез. С минуту еще слышались его осторожные шаги на пустыре. Потом все затихло.
Но вот парадная дверь открылась снова. Теперь пз нее вышел человек среднего роста. Одет он был в серую куртку и такие же брюки, заправленные в кирзовые сапоги. Темное широкоскулое лицо было обрюзгшее, злое. В манере ходить чувствовалась напряженность.
На крыше стукнул оторванный лист железа. Человек молниеносно среагировал на стук, весь сжался, как тигр перед прыжком, и прислонился к стене, выжидая. Очередной порыв ветра вновь прошелся по крыше, лист издал более тихий стук. Человек понял, откуда доносятся пугающие звуки, успокоился и, ударив два раза в дверь носком сапога, зашагал к забору. Щель из двух досок оказалась узковатой для его комплекции. Он тихо выругался и, царапая пуговицами о край доски, с трудом протиснулся на пустырь.
Последними из парадной вышли двое. Это были Баклушин и с ним Володя Синелопов. Генка пес в руках небольшой спортивный чемоданчик, тот самый, из которого неделю назад вынимал в голубятне две поллитровки п круг колбасы.
Оказавшись на пустыре, Баклушин подбадривающе поучал:
- Держись смелей, не трусь - это главное для успеха. У нас все в деталях обдумано... Иа твою голову выпала самая легкая работенка...
Они пересекли пустырь, прошли по безлюдному переулку, миновали заводскую проходную и, пройдя около шеренги неуклюжих частных гаражей, очутились в глухом захламленном дворе. Рядом с помойкой тускло горела электрическая лампочка. Она освещала широкую дверь, обитую железом. Массивная накладка, запертая ва крупный амбарный замок, перечеркивала дверь поперек по самому центру. Генка подвел Володю к дровяному сараю. Дверь его была приоткрыта. В темноте маячило чье-то лицо.
- Идите сюда, - повелительно шепнул голос.
Они вошли в сарай. Там пахло кошками, плесенью и гнилым деревом.
- Скоро должен пройти сторож, - пояснил тот же грубый голос, - тогда в нашем распоряжении будет около двух часов. Времени хоть отбавляй, это я точно знаю.
Действительно, минут через пятнадцать во двор пришел наглухо закутанный в дождевик сторож. По походке и фигуре нетрудно было определить, что это женщина.
Она смело приблизилась к освещенной двери, дернула двумя руками тяжелый замок, для верности громыхнула накладкой. Убедившись, что все на своих местах, сторожиха ушла под арку, громко шлепая подошвами резиновых сапог по лужам. Скрипнула железная калитка ворот, и все затихло. Только неугомонный дождь монотонно шумел по крышам, да хриплым гудком предупреждал кого-то дежурный буксир на Неве.
