– Ты от девчонки никогда не слышал о проделках её мамаши? Она что, совсем дура?! – грубо спросил Шибаев, до хруста сжимая кулаки на столе. – «Чёрная Вдова» вычислила заказчиков убийства мужа и немедленно их уничтожила. Взрывала в машинах и в магазинах, травила, переезжала самосвалами. Одному вместо шампуня налила во флакон фтористоводородную кислоту. И не жалела при этом ни жён, ни детей, если те оказывались рядом. Всегда говорила, что её младенца не пожалели. До сих пор она действует вероломно, жестоко, цинично. Подводит неугодных под статьи. Вынуждает свернуть бизнес, сталкивает с рэкетирами. Не все выдерживают такой прессинг, и многие сводят счёты с жизнью. Для достижения своих целей Дарья Ходза пользуется всякими средствами – не буду перечислять, какими именно. И знаешь, что даёт ей силы? После того, как погибли её муж и сын, а последнего пуля зацепила случайно, Дарья хотела кончать с собой, но пистолет жал осечку. И в этом событии мать твоей подружки усмотрела волю Провидения. Смыслом её жизни стало возмездие. А у меня с ней в последнее время возник базар. Ты хочешь, чтобы твоего отца замочили? Мать может подослать дочку к тебе и действовать через неё. Я не желаю, чтобы члены этой семьи входили в мой дом.
– Пап, да ты чего?.. – испугался Влад. – У тебя – вода, у неё – компьютеры… – Сын снял очки и сжал их в кулаке. Отец усмехнулся. – Она замочит тебя? Подослала ко мне Эрику?..
– Вполне вероятно, что замочат не только меня, но и тебя, сынок, – чётко произнёс Роман. – Ты – моя кровь, и этим всё сказано. В наших делах ты всё равно ничего не поймёшь, но в твоих силах совладать с эмоциями. Ты – мужик, и нечего разводить сопли. Я вижу в дочери «Чёрной Вдовы» угрозу для всей семьи Шибаевых! Понятно? Я запрещаю тебе видеться с этой девкой хоть здесь, хоть на даче, хоть в гимназии. Пока ты общаешься с ней, я ни секунды не буду спокоен. Отец не пожелает тебе зла, сынок.
Роман достал портсигар, коробку кедровых спичек. Высек язычок пламени и долго, тщательно зажигал толстую сигару с золотым обрезом.
– А ты, надеюсь, не желаешь гибели мне. Всё это пустое – любовь до гроба, предательство, измены, муки совести. Все мы постоянно клянёмся в верности, а жизнь заставляет нас забывать клятвы. Говоришь, вы только дружили? Друзья могут поссориться. Мне всё равно, какой именно предлог ты выберешь. Сумеешь показать характер – и ладно. А я переведу тебя в другую школу. В «Петровскую», например. Оттуда легче попасть на учёбу за границу. На днях я улетаю в Стокгольм, вернусь в воскресенье; тогда и займусь твоим образованием. Но лучше закончить этот учебный год.
– Пап, но я не могу вот так, сразу… Ладно. Я не буду приглашать Эрику домой, если это опасно. Но я ведь гадом перед ней буду!..
– Самое страшное – стать гадом для своей семьи, сынок. Хватит того, что ты потерял маленького брата, а я – сына, нашего Феликса. Более ни одной потери я не допущу. Ты вправе полюбить другую. Скажи Эрике, что именно так и случилось. В юности раны, в том числе и душевные, заживают быстрее.
Роман сильно затянулся, выдохнул чуть-чуть дыма и ткнул сигарой в пепельницу.
– Я всё сказал, Владислав. Учись поступать так, как того требуют интересы дела, иначе ты не преуспеешь в жизни. Тебя ещё не поздно воспитывать, и ты сам должен воспитывать себя. Это тебе сейчас кажется, что никаких баб и девчонок в твоей жизни больше не будет. На самом деле ты поимеешь их десятки. И нельзя вынужденный или добровольный разрыв с каждой превращать в трагедию. Знай только, что Эрика – член враждебной нам семьи. Я раньше не говорил об этом, но сегодня решил приоткрыть тебе глаза. И если узнаю, что ты тайком продолжаешь отношения с ней, найду способ тебя изолировать. Ты будешь учиться там, де я захочу. И последнее… – Роман встал, вышел из-за стола, взял сына за плечи и поставил перед собой. – Будь ты постарше, я женил бы тебя немедленно. Но пока… рвать нужно сразу и навсегда. Она должна понять, что надежды на возобновление вашей дружбы нет и быть не может. И «Чёрная Вдова» вынуждена будет смириться со своим поражением. Можешь сказаться больным, несколько дней не ходить в гимназию. Подумай на досуге о жизни. Иди!
Шибаев подтолкнул сына к двери. Влад немедленно вышел, так как понимал – возражать отцу бесполезно. Неоднократно раненный и контуженный в Афганистане, бывший спецназовец был страшен в ярости. Меньше всего Владу хотелось слышать жуткий хриплый голос, видеть налитые кровью глаза, которые, казалось, могли вот-вот лопнуть. А потом придётся вызывать врачей не только к отцу, но и к маме. Ругать самого себя за то, что довёл их до такого состояния. Целую ночь не спать, а утром ехать на уроки…
Мальчик сделал вид, что подчинился, и на ватных ногах пошёл по длинному коридору огромной квартиры. Он начисто позабыл о компакт-дисках, о которых мечтал столько времени; ведь их нельзя будет завтра утром показать Эрике. Вместо этого придётся объяснять, что между ними всё конечно. Скрывать что-либо бессмысленно – охранники доложат отцу, и тот действительно ушлёт в другую школу. Может даже насильно выпихнуть за границу и долго не разрешать вернуться. А так хоть можно будет каждый день видеть Эрику время от времени перебрасываться с ней фразами – запретить одноклассникам общаться никто не может.
А когда-нибудь этот базар кончится, и можно будет возобновить отношения. За Дарью Ходза никто поручиться не может. Раз отец говорит об угрозах с её стороны, значит, у него есть основания. Эрика не раз жаловалась, что нервы у матери стали совсем никудышние. И уже давно, с тех пор, как были застрелены прямо у дверей квартиры её муж Андрей и маленький сын Артур, сидевший в тот момент на руках отца, Дарья периодически лечилась в психиатрической. Даже в этом Влад с Эрикой были схожи – оба потеряли младших братьев, и каждому в тот момент было по одиннадцать месяцев.
Влад на цыпочках подошёл к встроенному шкафу и достал куртку. Хотел, пока отец в кабинете, немедленно бежать к Эрике, потому что не было сил ждать до понедельника. Но мать, поглаживая сидящую на пуфике розовую кошку породы скоттиш-фолд, болтала с кем-то по «трубе», и поэтому сразу заметила Влада. Другая кошка, голубая, сккоттиш-страйт, тёрлась об её ноги. Эта порода славилась висячими ушами, толстыми щеками и плюшевыми шубками.
– Ты куда, Владик? – всполошилась Каролина. – Мы же сейчас обедать будем! Скоро Ян придёт, сейчас из машины позвонил. Ну-ка, не капризничай, бросай всё – и за стол! Папа приехал, а ты сразу из дома бежишь!.. В такой день, как сегодня, нужно отложить все дела.
– Хорошо, мам. Отложу. – Влад нехотя повесил куртку обратно.
Так же как и Роман, он старался ни при каких обстоятельствах не расстраивать Каролину, подверженную частым нервным срывам. Несмотря на безоблачную, с точки зрения многих, жизнь, она готова была в любой момент расплакаться, а смех её часто напоминал истерический припадок.
Мать внимательно смотрела на сына, но ни о чём его не спрашивала, а тот не спешил поделиться своей болью.
Влад открыл отцовский кейс, достал футляры с компакт-дисками. При этом он не испытывал ни радости, ни волнения, ни печали, ни даже злости. Все чувства будто умерли в нём. Мальчик старался не думать о том, как завтра в гимназии встретиться с Эрикой Ходза.
Скорее всего, кормилец прав. Отношения нужно на время прервать, но перед этим всё обстоятельно объяснить подруге. Эра должна понять, что Влад любит её. Но отца, мать и брата он любит ещё больше. Эра поймёт, потому что тоже очень дорожит своей матерью, и точно так же послушалась бы её. Может быть, своей дочери «Чёрная Вдова» скажет, какого рода базар вышел у неё с Романом Шибаевым…
Раньше Влад сразу же вставил бы «компакты» в проигрыватель; сейчас же он положил футляры на журнальный столик и тут же о них позабыл. В дверь позвонили заливистой трелью – так делал старший брат, возвращаясь домой в хорошем настроении. Влад хотел выйти в прихожую навстречу Яну, но почувствовал, что не может видеть отца, который обязательно будет там.
Усевшись на своё широченное ложе с подушками и множеством раздвижных креслиц, столиков и ящиков для белья, мальчик стиснул пылающий лоб ледяными руками. Лицо его перекосилось от внезапной головной боли. Когда приступ отпустил, Влад облегчённо вздохнул. И подумал, что, похоже, притворяться ему не придётся; он действительно заболел.
Эрика еле дождалась, когда охранник уйдёт на прогулку с двумя догами, и горько расплакалась. Она сама удивилась, пытаясь понять, почему ей так больно, так горько на душе. Ей было обидно и страшно. В груди жгло, горло сжимали спазмы, и хотелось биться головой о стену, кататься по ковру, хватать вещи и швырять их на пол. Но приходилось сдерживаться – ведь убранство квартиры стоило слишком дорого. Безделушек Дарья Юрьевна не признавала. Пальцем ни к чему нельзя было прикоснуться в этом доме, не говоря уже о том, чтобы бить чашки и тарелки. А Эрике так хотелось реветь в голос, как маленькой, топать ногами и требовать вернуть Влада.
