— Да что же их так много, сто тысяч мор-рских чертей и одна сушеная каракатица!
На этих словах Джейк треснулся лбом о детскую коляску, из которой тут же свалилось на пол целлулоидное бэби. Поднял штучку, похожую на шляпку гриба. Кажется, все.
— Как это должно выглядеть? — спросил он продавца. — Что собирать-то?
Тот пожал плечами.
— Но как же? Ведь я…
— …понятия не имею! — Джейк открыл глаза и обнаружил себя в постели.
Была утро. Настроение было прекрасное. Картину немного портило «два семьдесят пять, красавчик», но это, в конце концов, мелочь. Д.Э. вспомнил, как долго возился с бутылкой шерри, зажимая между колен — никак не мог открыть. Зажмурился: солнце косо отсвечивало в трюмо. В зеркале образовались цветные пятна: зеленое — от бутылки, два розовых — от грязных бокалов, синее — от флакона, заткнутого сломанной пробкой.
Джейк потянулся со вкусом, хлебнул из горлышка — воды в доме не было ни капли, и, как был, в исподнем, потащился в коридор. Вернулся, собираясь еще поваляться. И тут оказалось, что в комнату проникла фигуристая тетка и теперь роется в ящиках трюмо. Мексиканка или, может быть, португалка, в туфлях на босу ногу, на платье — пятна, вокруг глаз — коричневые круги, во рту — жевательная резина.
— У Мэй Спенсер я имела много вещей, — сообщила она в пространство, закалывая прическу выуженными гребнями. — Красива разных.
Искатель приключений не нашелся, что ответить и медленно опустился на растерзанную постель.
Тут вошла Ширли с корзинкой и всплеснула руками.
— Ой-ой! Кто к нам пришел! Ты моя кисонька!
— Ольрайт, ольрайт! — подскочила визитерша. — Никакого беспокойства!
Ширли поставила корзинку и выразительно посмотрела на выдвинутый ящик трюмо.
— Не положишь на место, помылишь или сломаешь — прибью!
— Никакого беспокойства!
— «Никакого беспокойства», — передразнила Ширли, и захлопнула ящик перед носом у тетки. — Все цацки перетаскала!
— Клала! Я клала вещи на место! — возмутилась мексиканка.
— Ну так и возьми их тогда оттуда, куда ты клала!
— У Мэй Спенсер я имела браслеты, серьги и разные брошка — много!
— Тогда, может, положишь мои гребни на место?
— Она брала меня в свой дом, — мексиканка выдула резиной пузырь, плюхнулась в кресло перед носом поднявшегося искателя приключений, прямо на его одежду, оперлась голым локтем о туалетный столик и повернулась к нему так, как будто никакой Ширли не было и в помине.
— Я не могла говорить не английски, вы знаете. Она заботилась обо мне. Лучше, чем моя мать заботилась, Мэй Спенсер.
Ширли пудрила конопатый нос.
— Слушай, проваливай, а? — взмолилась она.
— Я была шлюха, — призналась мексиканка Д.Э. — Перед тем, как пришла в эту страну.
— Да? — проявил вежливость тот, и потянул из-под нее штаны.
— Люди говорили, она мной торговала, Мэй Спенсер, — голос тетки звучал все более грозно, и, наконец, сорвался на визг. — Она не торговала мной!
Искатель приключений отодвинулся от греха подальше. Ширли в зеркале подняла брови.
— Теперь зато ты у нас святая. Святая Лола.
— У меня не было красивая одежда, ни деньги, — возразила та, внезапно успокоившись. — Никогда не было ничего, вы знаете.
— Э-э-э… — посочувствовал Джейк.
— Я вышла за мужчину, который ничего не делал, — Лола ухватила со столика пилку и взялась наводить красоту на ногти, ничуть не смущаясь ни зверского взгляда владелицы пилки, ни усилий владельца штанов. — Он заставить меня делать за него. Они все одинаковые, мужчины: ты им вещь.
Мексиканка посмотрела на Д.Э.
— Я начала работать на Мэй Спенсер, когда мне было шестнадцать.
— Мисс… — Джейк сделал выразительную паузу.
Мексиканка продолжала сидеть. Ширли открыла круглую штучку и принялась кончиками пальцем мазать щеки.
— Потом наша роза стала вянуть, — сказала она. — Кругом полно молоденьких курочек, только свистни. Болталась по улицам, пока мадам, дай Господь доброй душе, сокровище не подобрала.
Лола молча сняла туфлю и швырнула в нее. Туфля упала на трюмо прямо перед вскочившей Ширли, подняв облако пудры. Ширли закашлялась, схватила туфлю и кинулась на Лолу. Та не растерялась, вцепилась Ширли в прическу. Ширли взвыла. Обе пыхтели, ругались, валяли и возили друг друга по всей комнате так, что искатель приключений подобрал для безопасности ноги. Мексиканка, не прекращая таскать Ширли за волосы, освободила одну руку и, примерившись, с вывертом ущипнула ее за зад.
— Дура толстая! — заверещала та, пытаясь выпрямиться и лягнуть противницу. — Корова! Лахудра! Чтоб тебя клопы сожрали! Чтоб тебе в сортир провалиться!
У нее получилось вцепиться мексиканке в вырез платья. Раздался треск. Д.Э. громко ахнул: на мексиканке не было корсета. Мэй Спенсер знала свой интерес, заботясь о Лоле лучше родной матери.
— А я думала, мои цацки здесь! — Ширли всплеснула руками. — Оль райт, никакого беспокойства!
Бывшая обитательница шикарного борделя схватилась за подранное декольте и выругалась, длинно и заковыристо.
Девицы снова сцепились. Они явно вознамерились переломать друг другу руки, а если получится, то и все кости. Джейк примерился, осторожно вытянул ногу и резко пнул Ширли в каблук. Ширли, мертвой хваткой вцепившаяся в Лолу, запнулась, обе растянулись на полу, а Д.Э. приготовился все отрицать. Растрепанные амазонки вскочили.
— Мэй Спенсер… — продолжала мексиканка, яростно дыша и смущая бюстом.
— Да иди ты со своей Мэй Спенсер!
Мексиканка растопырила ногти, Джейк поднялся, и Ширли живо спряталась за его спиной.
— Пошла вон, — потребовала она из укрытия. — Сейчас же вон пошла!
Мексиканка пожелала ей подцепить триппер, сифилис, — причем, выразительно показывала руками, как именно будет выглядеть лицо Ширли с провалом вместо носа, — проказу, холеру, чуму, получила ночным горшком (к счастью, пустым) в спину, и утекла из комнаты.
— Крысища! — Ширли вынула из корзинки четыре жестянки: две и две.
— Купила чуть не по пятьдесят центов штука, — вздохнула она. — Может, к вечеру добуду еще чего-нибудь. Чертовы спекулянты, совсем стыд потеряли. А я оставлю сдачу, да?
Д.Э. кивнул. Проглотил липкую слюну. Понадеялся, что очередь за супом на углу Девятой улицы закончится раньше, чем сам суп.
— О, — сказали вдруг рядом, — как йа отшень рада вашей любезность остаться жив. Это есть так мило. Я думаль, тут убиваль.
Эта была высокая, постарше Ширли, но помоложе мексиканки. Темные кудряшки, похоже, заколоты еще с вечера, плечи прямые, черты лица крупные — красивая. Даже перебитый нос почти не портил.
— Да мы что! — застыдилась Ширли. — Мы чуть-чуть!
— Чуть-чуть цвай идиотен, — сказала вторая, и залезла с ногами в кресло.
Ширли устроилась на подлокотнике, обняла подругу за плечи, и обе уставились на искателя приключений. Д.Э. потупил взор и сунул в рот порезанный краем жестянки палец.
— Нэнси? — коротко спросила вторая девица.
— Нихт Нэнси, — мрачно отозвалась Ширли, накручивая на палец ее локон. — Восемь мышат пошли гулять на речку, купались там беспечно, один из них утоп, ему купили гроб.
Обе посмотрели друг на друга.
— Лучше бы эта корова один раз не вернулась, — у Ширли дрогнул подбородок. — Ну почему все так несправедливо!
Вторая помолчала.
— Четыре мышат пошли гулять на речку, — проговорила она тихо. — Это есть отшень печально, майне кляйне пуппен. Осталось нас три.
— Эй, — спохватилась Ширли, — парень, ты куда? Вернешься? Эй, возвращайся! Ты обещал!
Глава четвертая
Кекуок, матчиш, рэгтайм
— Пусть он искайт, — тихо сказала за стеной Ида.
— А если не найдет?
— Тогда вытирайт мальтшик сопли.
— Всю жизнь только об этом мечтала!
— Тогда искайт другой мальтшик.
— Другой мальтшик, — сказала Ширли, помолчав, — не помогайт бедный девушка.
— Не помогайт, — подтвердила Ида.
— Совсем нет.
— Найн. Конфетка хочешь?
«Дорогие мистер и миссис Маллоу,
не знаю…»
Д.Э. почесал лоб огрызком карандаша, бросил письмо и перевернулся на бок. Протянул руку и долго, сосредоточенно отрывал от обоев над кроватью похабную открытку: приторный, как микстура от кашля, доктор льнул ухом к груди полураздетой пациентки. Осталась улыбающаяся дамская голова и голое плечо с кокетливым бантом. Тут искатель приключений ничего не имел против.
На другой картинке въезжал в снежную ночь паровоз. Паровоз изрыгал густой белый дым, светил фарами и вез голого карапуза с крыльями за спиной. Карапуз махал листиком клевера невероятных размеров и изо всех сил, видимо, кричал: «Счастливого Нового Года!» Д.Э. кровожадно осмотрел его, пузатого, но решил не портить хорошую вещь.
