— Причем тут твой отец? Сравнила! Дядя Вадим живет в Швеции. Он весь такой… — закатила глаза девушка в попытке найти на потолке оптимально подходящие образу чужеземного родственника определения. Блондинка заинтересованно облизнула губы, качнулась к ней:
— Какой? Не томи.
— Одно у тебя на уме, Рябинина! Ему за сорок!
— И что? Самый возраст. Познакомишь?
— Зачем? — хлопнула ресницами Маша, натурально не понимая, что Катя собралась делать с мужчиной, годящимся ей в отцы.
— Фишки с покемонами собирать! В Швеции их навалом! — рявкнула блондинка. — Дура, что ли?! Зачем женщина с мужчиной знакомится?!
— С этим мужчиной тебе лучше не знакомиться, — поджала губы Маша.
— Это почему? Неужели формой ушей для Швеции не вышла?
— Синусоидой извилин! Дурная ты, Кать. Все об одном и том же. Тебя что-нибудь еще интересует?
— Ницше, — с сарказмом кивнула та. — Только он один мне по жизни и пригодится! Зануда ты, Грекова. Ярослава не тронь — мал, дяденьку иноземца тоже не трогай — стар. Лучше б интерфейс родственника показала да на семейный фуршет пригласила. А там сами разберемся, чай, совершеннолетние. Оба.
— Не дождешься. Для твоего же блага.
— В смысле, ты спасаешь меня от вольготной жизни иностранки? Боишься, что подавлюсь ананасами на собственной вилле?
— Именно. У дяди Вадима, если мне память не изменяет, было семь жен. Семь! Знаю точно, что одна умерла от энцефалита. Остальные — дело следствия.
— Вау! Он случайно бороду не отращивает, синюю?
— Не знаю. Раньше — нет, а что теперь — вопрос. Говорю же, восемь лет не видела.
— А что сейчас приехал?
Катя пожала плечами:
— Думаю, за очередной женой. Дядя патриот, только россиянок признает.
— Честь-то какая, — скривила губки блондинка. — Ну и родственник у тебя, Грекова, не позавидуешь. Уговорила, обойдусь я без виллы, а ананасами и так все магазины завалены… Слушай, а ты не врешь про семь жен? — прищурилась, заподозрив каверзу.
— Может и вру. У самого не спросишь, а мать с отцом свято блюдут тайну браков. Но уповая на свою память и логику, могу перечислить: Рита — раз. Умерла от энцефалита. Точно. Я слышала, как мама с папой данный факт обсуждали вполголоса. Света — два. Ее я помню — солнечная, озорная. Дядя Вадим ее к нам приводил, я еще совсем девчонкой была. Помню, она рыжая в легкомысленных кудряшках была, и все время смеялась. Мне нравилось, что она такая веселая, а мама потом отцу шептала, что Светлана, мол, непробиваемо глупа для любого мужчины со средним уровнем интеллекта, а уж для Вадима — подавно. Что с этой Светой случилось потом — не знаю. Дальше…Как же ее? — нахмурила брови Маша в попытке вспомнить третью супругу родственника. — А! Катя — три. А может четыре или пять? Или два? Я ее вообще плохо помню: что-то безликое, молчаливое в темном. Все. Больше ни одной не знаю. А родители молчат. Даже меж собой дядю шепотом обсуждают. Тетка? Она в доме престарелых: маразм цветет и плодоносит, так что и спрашивать резона нет — все равно информация фэнтази окажется. Вообще-то я давно хотела с биографией дяди разобраться: слишком много замалчивания вокруг его персоны, тайн, секретов.
— Прямо агент КГБ, — восхитилась Катерина.
— Нет, на агента дядя Вадим не похож… Хотя?
— Так ты решила семейный секрет раскрыть?
— Если получится.
— Предлагаю себя в помощь на добровольной основе. А если с выездом в Швецию…
— Далась тебе Швеция, Катя!
Скривилась Маша и поднялась. Полезла в недра шкафа: надо что-нибудь теплое одеть. Свитер под горло, например. А то опять ангина привяжется.
Глава 3
Крепкий, почти налысо бритый мужчина, ничуть ни опасаясь свалиться в холодные воды Невы, легко вспрыгнул на парапет. Поерзал, усаживаясь удобнее, и приложился к горлышку темной бутылки пива Redd's, лукаво поглядывая на рядом стоящего мужчину в светлом плаще. Вадим даже не пошевелился, пристально вглядываясь в течение мутных вод.
Костя хитро улыбнулся, понимая, что Вадим посмеивается над ним, специально выказывая надменность — и раньше за Грековым водилось людей на понт барствующего снобизма брать. Уваров сложил руки на коленях и произнес между прочим, с прищуром поглядывая на проходящих по набережной людей:
— Здравствуйте, Вадим Аркадьевич.
— Здравствую, как видишь, — кивнул мужчина и, наконец, посмотрел на Костю. Взгляд черных глаз встретился с карими. Минута, и мужчины обнялись как старые знакомые:
— Пойдем, в кафе посидим? — предложил Вадим. Костя Уваров неопределенно пожал плечами:
— Да мне и здесь неплохо. Тем более дело, как понимаю, в лишних ушах не нуждается? А то потом косяки от клиента пойдут: почто общественность информировали?
Вадим улыбнулся, со значением покосившись на знаменитого шиздца у моста:
— Ничего не изменилось…
— Могу возразить, но не стану. Как в Швеции?
— Благостно.
— Каяки, фьерды?
— На месте. Обмен любезностями закончим?
— Хорошо, — легко согласился мужчина и опять приложился к бутылке. Достал сигареты, закурил и, нахохлившись под порывом холодного ветра, передернул плечами, посерьезнев. — О деле… Вопрос у меня: охота вам в этакую древность лезть, Вадим Аркадьевич? Двадцать два года прошло.
Вадим, конечно, мог послать Костю в дальний путь со всеми вопросами, но Уваров был, пожалуй, единственный, кого Греков искренне уважал, кому доверял.
Их пути пересеклись в ту мрачную для обоих пору, что сейчас предстояло вновь вспомнить. Четыре месяца СИЗО кому как, а Вадиму и Константину, что совместная вылазка на вражескую территорию, длинный бой плечом к плечу. Такое не проходит бесследно, не забывается. И не важно, что после жизнь разметала их по разным концам планеты, поставила на разные ступени социальной лестницы. Они все равно были вместе, спиной к спине, принимая бой: тогда еще худой сопляк Костя, по собственной глупости залетевший на нары, и Вадим, молодой, запутавшийся в происходящем, поставленный, а вернее подставленный под самую дурную статью — изнасилование. Одному лишь вчера исполнилось восемнадцать, другому завтра должно было исполниться двадцать один. Один прошел армию, имел представление о жесткости, но не сталкивался волею судьбы с озверелой жестокостью, извращенной хитростью. Другой понятия не имел ни о том, ни о другом.
Вадима ждала петушиная карьера за один факт `сто семнашки', Костю — смерть за то, что посмел возразить какому-то расписанному, как фасад Третьяковской галереи, урке.
И оба, по сути еще пацаны, не знали — за что их наказывают? И оба были виноваты лишь в том, что не ведали иных законов кроме человеческих. Глупость, случайность и чья-то хитрая рука выткали сеть их судьбы и поймали мальчишек, как рыбу. Их хотели сломать, но сломали лишь их жизни.
Вадим уже не сжимает заточку, глядя исподлобья на приближающуюся свору смотрящего. Рука забыла холод стали, кровь не бурлит в предчувствии схватки, глаза не туманит ненависть. Костя не машет руками в попытке защититься от нападения, не рычит от страха и ярости. Его кровь не смешивается со слезами бессилия, из горла не рвется крик отчаянья, и тело не вздрагивает от прикосновения успокаивающей ладони товарища по несчастью.
Один теперь весьма респектабельный мужчина, богатый иностранец. Другой — начальник авторитетного сыскного агентства, законопослушный гражданин России, идеальный семьянин. Но и под рубашкой от Гуччи, и под футболкой made in Tyrkistan бьются ожесточенные в прошлых схватках за жизнь и честь сердца.
Картинки прошлого, пережитого двадцать два года назад, ничуть не поблекли за долгий жизненный путь. Там в четырех месяцах ада, связавшего их и держащего по сегодняшний день — и метание, и непонимание, юношеская ломка стереотипов, болезненное взросление. Там же остались доверчивость, всепрощение, доброта, любовь. После ни Костя, ни Вадим не воспринимали данные качества иначе, чем фантомы страшных впечатлений, втравленных в их душу в камере предварительного заключения. Там обычные парни превратились в волчат. И уже на воле — в матерых волков.
Пути назад не было, вперед же идти не давали. К тому же они хотели не просто жить дальше, забыть, зачеркнуть прошлое, а воздать должное за каждый прожитый в заключении час. Казалось, лишь так они обретут свободу от боли и грязи, что напитала их души ядом ненависти. Здесь же двадцать два года назад они решили, что справедливость должна восторжествовать. Глубокой ночью, устав барахтаться в пучине собственной боли, они поклялись найти виновных и воздать им должное, но чтоб не вернуться в исходную точку — на нары, каждый взял на себя обязательство отомстить обидчику товарища.
Обидчик Кости давно почил на дне водохранилища, название которого Вадим даже не узнавал. Он нашел парня, что просил ничего не ведающего Костю отнести пакет с наркотой по нужному адресу, и убил, ничуть не печалясь о том. Потом уехал в Москву. Заключил фиктивный брак с гражданкой Франции и отбыл за рубеж.
