- Да, у нее были любовники, - подумав, сказал Святослав Валентинович. Точнее, любовник. Он владелец небольшого охотничьего ресторана на Тверской...
- Имя, фамилия, наклонности? - спросил Евгений Александрович, чуть не добавив "явки".
- Владимир Эгисиани, отчества не знаю, - начал говорить Кнушевицкий, что-то в себе преодолев. - Он - грузин по отцу. Уверен, что принадлежит к грузинской мафии. Довольно-таки видный мужчина. Накаченный. Ведет себя крайне самоуверенно. Частый посетитель казино и ресторанов со стриптизом.
- Откуда у вас эти сведения? - спросила Марья Ивановна.
- Он бывал у нас на даче. Приезжал за Кристиной... Потом она рассказывала нам, сколько проиграла или выиграла.
- И вы его не подозреваете в убийстве жены?
- Нет...
- Почему?
- Он приезжал в ночь после смерти Кристины... На двух машинах, набитых головорезами... Не постучав, они ворвались в дом, закрыли Лену в дальней кладовке, меня привязали к каминной решетке. Потом Эгисиани приказал людям заложить дров в камин, принести бензина в канистре. Когда они все сделали, по трое отправил их на смежные дачи...
- Говорили они по-русски?
- Кто по-русски, кто по-своему. На следующий день мне сказали, что всех соседей опрашивали сотрудники ФСБ с удостоверениями..
- Понятно. А с вами что произошло?
- Ударив меня в лицо, Эгисиани заявил, что это я отравил Кристину, и за это он намеревается топить мною камин.
- Камин, как я понимаю, остался холодным?
- Да...
- И после этого вы решили, что это не он убил вашу жену...
- Он так себя вел... Вы когда-нибудь видели, чтобы кавказцы плакали из-за женщины? Нет, это не он.
- А как он поверил, что не вы убийца?
- Лена каким-то образом смогла выбраться из чулана. Эгисиани в это время, полив дрова бензином, сидел напротив меня в кресле. А она, бледная, трясущаяся, встала передо мной, обхватила ручонками, и прокричала: "Не трогай моего папу! Это не он убил маму, это ты, ты убил ее!" И расплакалась, не переставая держать меня за плечи.
У Святослава Валентиновича по щекам потекли две слезинки. Он не вытер их и не спрятал лица. Лицо, точнее намокшие глаза спрятал Смирнов. Марья Ивановна, оставаясь беспристрастной, дождалась, пока душевная влага гостя истощится движением, и спросила:
- На суде рассматривалось заявление вашей дочери? Я имею в виду заявление, что именно Эгисиани убил ее мать?
Кнушевицкий секунду смотрел на нее, ничего не понимая, затем механически отер ладонью щеки и пробормотал:
- Да, рассматривалось. Но у Эгисиани было алиби: в момент убийства он и все его подручные находились на свадьбе друга, причем сам Эгисиани был свидетелем и все это мероприятие, естественно снималось на видеопленку. К тому же суд не обнаружил у него серьезных мотивов.
- Так, у нас с вами остается еще пятнадцать минут, - помолчав, Смирнов бросил взгляд на настенные часы. - Нам понадобятся ваши координаты... Телефоны, адреса и тому подобное.
- Надо будет осмотреть вашу дачу... - объяснила Марья Ивановна, о чем-то раздумывая. - Мы должны знать в какой обстановке все произошло.
- Да, конечно, - кивнул Святослав Валентинович, доставая бумажник. - В настоящее время я живу там с Вероникой Анатольевной и дочерью. Леночка еще не вполне оправилась после смерти матери.
- Еще мы, возможно, захотим осмотреть вашу городскую квартиру, квартиру Регины, а также ее дачу. Это можно будет сделать?
- Мою квартиру вы сможете осмотреть, когда захотите, хотя я не вижу в этом смысла... А вот квартиру и дачу Регины... Понимаете, они опечатаны.
- Но ключи у вас сохранились?
- Да...
- Они с вами?
- Конечно... После того, как Регину взяли под стражу, я хотел их снять с брелока, но мне пришло в голову, что если я это сделаю, то никогда более не увижу ее.
Положив бумажник на стол, Кнушевицкий достал из кармана пиджака связку ключей, вызволил три и передал их Смирнову:
- Вот эти два от квартиры, а этот - от ворот дачи Регины Родионовны. Ключ от дачного дома под ковриком у входа.
Смирнов взял ключи, стараясь не смотреть на гостя. Если бы Святослава Валентинович поймал его взгляд, он понял бы, о чем только что подумал "известный" частный детектив.
Принимая ключи, Смирнов подумал: "А ведь теперь ты не никогда увидишь Регину. Если конечно, верить твоим предчувствиям..."
3.Цианистый калий - это пошло.
Спустя пятнадцать минут Марья Ивановна и Евгений Александрович сидели за столом одни. Посередине его среди нетронутых чашек с чаем лежала стопка приятно пахнувших сто долларовых купюр.
- Семь тысяч за семь дней это круто, - сказал Евгений Александрович, преодолев желание подержать деньги в руках. - Если Паша об этом узнает, на нас наедут. Сто пудов, он не захочет, чтобы мы встали на ноги.
Не ответив, Марья Ивановна взяла деньги, подошла к посудной горке и сунула их под крышку мейсенской супницы.
Эта супница со всей ее многочисленной челядью (но без содержимого) навряд ли стоила менее десяти тысяч долларов. Ее принес под прошлый Новый год Паша Центнер.
Вернувшись в свое кресло, Марья Ивановна улыбнулась Смирнову, как удачливому добытчику, и спросила:
- Ты и в самом деле догадываешься, кто убил Кристину?
- На сорок пять с половиной процентов.
- Ну и кто?
- Не скажу. Сорок пять процентов с половиной - это сорок пять с половиной процентов. К тому же я хочу, чтобы твой ум не засорялся чужими гипотезами, основанными на всяких мало научных фактах, почерпнутых из популярной психологической литературы.
Марья Ивановна догадалась, что Смирнов вводит ее в заблуждение - нет у него твердой версии.
- Нет, ты не права, - покачал головой Евгений Александрович. С первой встречи с Марьей Ивановной ему удавалось угадывать почти все ее мысли. Все ее мысли, которые по тем или иным причинам она не считала нужным от него скрывать
- Почему не права?
- Я не обманываю тебя. Просто у нас на рабочем столе лежит первое дело. Дело, которое очень много для нас значит. И мы его должны сделать, чтобы не перегрызться от безделья, чтобы не стать просто кидалами. А сделать его мы его сможем только в том случае, если будем работать слаженно. А слаженно мы сможем работать, только в том случае если не будем друг другу мешать. И определимся в лидерстве и приоритетах.
- "Слаженно работать, определимся в лидерстве", - скептически повторила Марья Ивановна, поняв, что Смирнов, под влиянием нашедшей на него эйфории, говорит, чтобы говорить. - Ты что, уже воображаешь себя Эркюлем Пуаро, ангажированным от макушки до пяток? А меня записал в шестерки, то есть в Гастингсы? Или просто наводишь тень на плетень?
- Нет, Эркюлем Пуаро я себя не воображаю. Я не слежу за усами и люблю выпить лишку. Но я уверен, если мы разгрызем предложенный нам орешек, то дел у нас будет много - один Святослав Валентинович подкинет нам не одного клиента. Еще один момент - если бы мы были ограничены во времени, я бы, конечно, изложил тебе свои домыслы. А так мы ограничены лишь деньгами Святослава Валентиновича.
- Ты и в самом деле циник...
- Не беспокойся, мы возьмем у этого красавца по-божески. Знаешь, когда Александр Македонский пленил жену Дария, последний предложил ему за нее уйму денег....
- Значит, ты предлагаешь мне соцсоревнование? - не стала слушать Марья Ивановна, поняв, к чему клонит Смирнов.
- В общем-то, да. Я не уверен в своем предположении и хочу подстраховаться твоим умом.
- Ты просто хочешь подмять меня под себя...
- Когда я приду к мнению, что не могу подмять тебя под себя, я побегу в аптеку за виагрой. А если серьезно, то я скажу, что это мое дело. И моих дел в череде наших будущих дел будет не так уж много. Девяносто процентов преступлений по своей природе могут быть раскрыты только женским, то есть иррациональным умом.
Марья Ивановна посмотрела испепеляющим взглядом:
- Из сказанного тобой получается, что ты мне предлагаешь ограничиться ролью смазливой секретарши или, в лучшем случае, шерлокхолмсовской миссис Хадсон?
- Нет, я предлагаю тебе роль друга-соперника. А если ты меня задавишь своей проницательностью, то я с превеликим удовольствием стану твоей миссис Хадсон, и буду готовить тебе по утрам овсяную кашку и сообщать тебе свежие рыночные сплетни.
- Нет, ты все-таки фрукт. Я догадывалась, что все ученые - фрукты, но чтобы до такой степени, - Мария Ивановна посмотрела тепло.
- Ну, фрукт, а что?
- Да то, что ты мнишь из себя бог весть кого, а с людьми обращаться не умеешь и вечно выпячиваешься. Этот несчастный Святослав Валентинович два раза порывался уйти...
- Что есть, то есть. Нет у меня обходительности, все-таки восемь лет на геологоразведке проработал, а там восемьдесят процентов рабочих - бывшие зеки...
Евгений Александрович замолчал, вспоминая горы, разведочный поселок на перевале, штольню.
- Значит, договариваемся: с людьми буду работать я. А если сочту нужным, буду подпускать тебя с твоей солдафонской прямолинейностью и площадным юмором.
