Павел Петрович дал Полунину адрес, где в Мергеле можно остановиться. К сожалению, этим адресом аспиранты не воспользовались: буквально накануне приезда москвичей хозяин дома пенсионер-вдовец уехал к дочери на Волгу
Мергель уже погружался в сумерки, а москвичи посреди улицы гадали, в какой дом проситься на ночлег. И тут откуда ни возьмись, подъезжает на велосипеде мелкорослый мужчина лет тридцати пяти.
- Вы к Леонтию ? - спросил он, остановившись. - Он уже в Ахтубе, рыбу ловит. А вам что - ночевать негде?
- Вы угадали, - улыбнулась Гюзель .
- У меня глаз - ватерпас, - сказал велосипедист и тоже улыбнулся. Его вытянутое в нос личико покрылось зыбью мелких морщин. - Вы челноки?
- Мы аспиранты.
- Ученые, значит. Тогда милости прошу ко мне. У меня всегда люди умные. Понравится - квартируйте. Хоть до самой осени. А осенью, чтоб не топить печь, я перебираюсь к теще, к жене поближе.
Он сказал, что зовут его Митя, и что фамилия у него пастушья Козинский. Гости тоже назвали себя.
Так волею случая Полунин и Давлетова стали квартирантами бульдозериста песчаного карьера.
5
В Мергеле они уже были трое суток. Но дело, ради
которого приехали, не продвинулось ни на миллиметр. Утешало, что в роль аспирантов они вошли сразу .
Помог случай. Сынишка директора местной школы вывихнул ногу и Гюзель на глазах у посельчан выправила вывих.
- Вы врачиха без дураков, - похвалил Митя свою квартирантку. - Вам бы костоправом... А вы, тут спрашивают, никак фураж заготовляете? Я этим истуканам популярно, что это наука - отбирать всякие там растения. Правильно?
- Правильно, - подтвердил Семен.
За три дня аспиранты объездили чуть ли не всю восточную часть Каменного Коржа: ничего важного в поле их зрения не попало. А ведь убийцы тоже колесили по этим дорогам. Встречались "Нивы", "Форды". Однажды кто-то с ветерком проскочил на "Яве". Гюзели показалось, что это Митя. Направлялся в Барановку - соседнее село за суходолом. Был он не один, а с пассажиркой, никак не похожую на его жену Марусю - с ней они тоже познакомились. Маруся крупная, широколицая, светлорусая, а пассажирка, наоборот, маленькая, сухонькая, смуглая.
Когда Семен и Гюзель вернулись в Мергель, Митя был дома, возился с велосипедом. Он увидел, что они привезли вязанку травы, предложил затененную веранду .
- Сушите.
Как ни беден растительностью Каменный Корж, здесь произрастают многие лекарственные травы: мыльнянка, амелия белая, татарник, цыкорий, тысячелистник, кровохлебка. А в одной глубокой расщелине наткнулись на целые заросли адониса
В эти дни Гюзель познакомилась с некоторыми старушками, знающими толк в лекарственных растениях. Среди них выделялась словоохотливостью Прасковья Никитична Варламова. Травами она лечила овец и коз, умела кастрировать поросят.
Как-то у неё вырвалось:
- Люди у нас, как овцы, смирные, необидчивы. Да и я такая. А вот на Сережку Данькина осталась обида.
- Небось долг не вернул? - предположила Гюзель.
- Что вы! Сергей брать в долг не позволял ни себе, ни жене, ни своему парнишке, - говорила старушка, перебирая зеленые побеги пижмы. - У них подрастал кабанчик. Его надо было выхолостить. Раньше Сережка меня приглашал, а в последний раз пригласил бог знает кого. Говорят, он ветеринар, но особый. У нас тут обратно появилась немецкая колония. Так он оттуда. Муж хозяйки. А хозяйка - немка. Дебелая баба. А ветеринар, муж, значит, вроде как слабосильный и на немца не похож. И занимается не свиньями. Гадюк разводит. Земля у нас каменная. А что гадюке нужно? Теплый камушек, чтоб на солнышке греться, да чтоб ящерицы бегали, там у них всего этого в достатке.
- А колония отсюда далеко?
- За Жабокрюковкой, - и Прасковья Никитична объяснила: - Если ехать прямо по распадку, увидите высокие тополя, а в них - старые каменные строения. Это и есть колония. Ее теперь называют фермой. Но прежнее название осталось. Сразу и не выговоришь, язык сломаешь. Фейергрот, что ли.
- А Жабокрюковка? Это село?
- Было село... Дворов тридцать осталось. Бегут люди. От гадюк. А Сергей хоть и приглашал гадючьего ветеринара, а в Жабокрюковке сам же ему напакостил. Вот и поплатился...
Вернувшись от Прасковьи Никитичны, Гюзель передала мужу этот разговор. Напрашивался вопрос: мог ли ветеринар из немецкой колонии умертвить семью Данькиных? Он кастрировал поросенка ровно за неделю до трагедии. Где он был в день гибели Данькиных?
На вопросы требовался ответ. А его можно было получить только с помощью Ишутина.
В поселке был телефон в конторе песчаного карьера. Но по телефону многое не скажешь. И письмо не пошлешь: в связи с трудным финансовым положением министерство закрыло в Мергеле почтовое отделение. Можно письмо передать оказией - из Мергеля ходят самосвалы на Каменский завод ЖБИ. Но водители народ любопытный - обязательно прочтут, поинтересуются, что связывает московских аспирантов с каменским "новым русским".
Так что сообщить о себе можно было только по телефону.
- Скажем, что мотоцикл обломался.
- Правильно, Сеня. И мы имеем право вызвать мастера.
В контору Семен отправился с Митей, чтоб тот упросил сторожа допустить аспиранта к телефону. По дороге Митя, гоняя по синим губам сигарету, недоуменно пожимал плечами:
- Из-за какого-то реле беспокоить фирму? У нас в карьере не мастера, а звери.
- Но звери потребуют магарыч, - напомнил Семен.
- Само-собой, - соглашался Митя.
Он и сам бы не прочь подзаработать, но много ли возьмешь с бедного аспиранта? Митя шел как проводник: рабочий день уже давно закончился, и кабинет директора, где стоял телефон, мог открыть только Пахомич, сторож. По словам Мити, он ему доводится приятелем. Уходя на пенсию и устраиваясь сторожем, Пахомич якобы передал Мите свой бульдозер.
В дымку, словно в цементную пыль, садилось солнце. В горячем воздухе носились голодные стрижи, собирая небесную добычу. На карьерном дворе было тихо, как на кладбище. Брошенная где попало землеройная техника свидетельствовала, что до завтрашнего дня здесь никто не появится. Но уже за километр навстречу Мите и Семену выскочили две крупные дворняги.
- Не боитесь, - покровительственно сказал Митя. - Они гавкучие, но не кусючие. Светлый кобель - это Билл. Суку тоже зовем ласково, - и тут же позвал: - Маргарет! Маргарет! Ах, ты сука! А ты, Билл, все ещё кобелюешь. Гляди, а то и тебя, как президента, прижмет какая-нибудь Моника.
Митя ласково потрепал собак за холку. Дворняги, как обычно ожидая чего-нибудь съестного, тянулись мордами к Митиной руке, его спутника подозрительно обнюхивали.
Из диспетчерской выглянул кряжистый дед с бородой приходского священника. Это и был сторож Пахомич. Митя познакомил его с "ученым человеком". Но "ученость" на сторожа не произвела никакого впечатления, его глаза с хитрым прищуром словно говорили: а кто теперь не ученый? Он открыл директорский кабинет, и пока Семен дозванивался до Ишутина, друзья-приятели достали из ящика стола ободранные шахматы, стали играть по-шашечному.
Телефон "Автосервиса" молчал. Молчал и квартирный. И вдруг кто-то из шашистов произнес:
- ... ну который приезжал на похороны к Данькиным.
Не отнимая от уха трубку, Семен стал прислушиваться к разговору.
- И этого, значит, прихлопнули, - вздыхая говорил Пахомич. - А был такой парняга!.. Помню-помню. И на Севере и здесь в одной были партии.
- Это уже не первый.
- А кто еще?
- Остапец . Кирюшка.
- Где ж его?
- Нашли в кювете...
Наконец отозвался квартирный. Семен узнал голос Эллы Юрьевны, жены Ишутина. Слышимость была отвратительная - рядом с ишутинским телефоном работал телевизор, четко угадывалась передача "Санта Барбары".
- Пригласите, пожалуйста, Павла Петровича.
- А его нет. Позвоните завтра .
Тон Эллы Юрьевны свидетельствовал, что её не вовремя оторвали от сентиментальной передачи.
- Я взял у вас напрокат "Урал".
- Ну и что?
- Звоню из Мергеля. В мотоцикле что-то с реле.
- Позвоните завтра, - повторила она.
- Передайте Павлу Петровичу, обязательно передайте, - настаивал Семен. - Реле забарахлило.
Это реле он придумал как условный сигнал: что-то с реле, значит, срочно требуется встреча. Передаст ли она Павлу Петровичу? Она может и забыть. Ведь женщина смотрит "Санта-Барбару" - отключилась от действительности. Чтоб жизнь не казалась такой мрачной. Но у Эллы Юрьевны благодаря её мужу жизнь была ещё сносная. Муж частник, владелец "Автосервиса", к нему обращаются за помощью , а за спасибо теперь никто никому не поможет.
Из конторы Семен и Митя возвращались в сумерки. Над карьером уже осела цементная пыль. но в воздухе сна ещё ощущалась, стесняла дыхание. До самого поселка их сопровождали кобель Билл и сука Маргарет. Митя с гордостью рассказывал, почему их назвали столь авторитетными именами:
- Умные... До чего же умные...
Ждал Семен, что Митя поделится новостью, как поделился с Пахомичем: убили-то Данькиного товарища, а значит, и Митиного.
