Последний из них — холостой поручик лейб-гвардейского полка, расквартированного в городе, сильно переживал смерть своей сожительницы и, разговаривая со следователем, в один момент даже разрыдался. Одиноков быстро понял, что офицер только с виду бравый красавец. А по сути — человек слабохарактерный, подверженный апатии, неуверенный в себе. Все это не снимало с него подозрений: подобные люди от чувства неудовлетворенности, от обиды — настоящей или даже мнимой — могут сорваться с цепи, стать жестокими и непредсказуемыми. Но следователь почти сразу установил, что поручик за день до происшествия был отправлен в другой город, в штаб дивизии, и пробыл там три дня. Да ездил не один, а еще с двумя офицерами, которые безоговорочно подтвердили его непричастность к убийству.
Вскоре выяснился еще один факт: купец Забродин, один из прежних любовников француженки, отвергнутый ради кого-то иного, сильно обижался и громогласно грозился женщине отомстить. И хотя Одиноков хорошо знал, что громкие угрозы обычно остаются неисполненными, взялся за купца как следует.
Забродин, здоровенный, пятый год вдовеющий мужик, очень удивился вниманию следователя к своей особе.
— Так ведь почти уже год, как мы с Жаклинкой разбежались! — гремел его искренно-недоуменный бас. — Ну, было, серчал я на нее вначале. Так это же любому мужику обидно, коли баба сама нос воротит. А на грозные слова я всегда скорый — это любой знает, в сердцах чего не наговоришь! Но чтоб рукам волю — никогда!
Вскоре следователь убедился, что лютый нрав Забродина и вправду только видимость. И приказчики, и слуги, и юная дочь купца, и все его приятели подтвердили: лют этот человек только с виду, пальцем же никогда никого не тронул. Но более всего убедило Одинокова то, что у купца была уже другая женщина, и не просто сожительница — невеста. Предполагалась скорая свадьба, и женщина эта уже даже жила в доме Забродина. Она и подтвердила, что в вечер убийства он пребывал дома, с ней.
Однако следователь не считал, что потратил на купца время зря: тот дал ему новую ниточку-зацепку. Рассказал, между прочим, что Жаклин, когда еще была с ним, строила глазки юному смазливому портному из своей же мастерской.
— Я даже ее офицера предупредил, по-дружески, — рассказал, усмехаясь, Забродин.
— Каким образом?
— Да вот, еще в начале осени оказались мы в одной ресторации. Он со своей компанией гулял, я — со своей. Выпил хорошо, смотрю, он в стороне стоит один, курит. Подошел да и сказал: смотри, мол, за своей француженкой в оба! А то вильнет перед тобой задком, как когда-то передо мной. Да еще и к сопляку уйдет!
Пришлось следователю вновь встречаться с поручиком, припоминать подобный разговор. Теперь офицер был более выдержан, сух — время прошло, он успокоился. Сразу же вспомнил тот разговор, указал и молодого портного — Тихонов Егор. Да, мальчишка поглядывал на бедную Жаклин с вожделением, и она, чего уж таить, его подразнивала. Но и только! Он уверен — там ничего не было!
Одиноков не стал торопиться встречаться с портным. Решил некоторое время последить за ним, приставил филера. Но тут грянуло второе убийство — вновь насилие и жестокое истязание. Сомнений не вызывало — убийца тот же.
Нинель Королева была девушкой самостоятельной и независимой. Отец и мать ее жили недалеко от Саратова, в уездном городе, трудились тоже на медицинском поприще: фельдшером и медсестрой. Девушка окончила с отличием медицинские курсы в Саратове, и ее тотчас же пригласили работать в самую большую в городе госпитальную больницу. Заработок позволял ей снимать хорошую квартиру в меблированном доме, жить не широко, но безбедно. В этой же квартире и нашла убитую девушку пришедшая к ней утром домоправительница.
В ходе расследования Одиноков узнал, что Нелли — так все называли девушку на модный английский манер — была компанейской, веселой, кокетливой. Круг общения у нее оказался обширным, поклонников тоже хватало. И в какой-то момент вновь всплыло знакомое имя — Тихонов Егор. К этому времени слежка за молодым портным ничего не дала, и следователь решился на прямой разговор с ним. Он сам пошел в мастерскую, где работал парень.
После смерти мадам Солье магазин перешел к ее племяннику. Тот приехал из самого Санкт-Петербурга. Кое-кто из горожан недоумевал: как можно было оставить дело в столице — подобный процветающий магазин — и приехать в провинцию! Но Одиноков знал: Гаспар Лафорж в северной столице был всего лишь младшим компаньоном своей матери, здесь же, в Саратове, он полный владелец. И, надо сказать, молодой француз резво взялся за дело. Себя он считал не только владельцем модного магазина, но и кутюрье — да, еще начинающим, но талантливым. Раньше при магазине была небольшая швейная мастерская: туалеты, прибывающие из Парижа, Вены, Санкт-Петербурга и Москвы, при необходимости подгоняли под фигуры местных дам. Теперь же месье Гаспар не только продавал готовые костюмы и платья из столиц, но и моделировал новые наряды сам. А потому и мастерскую сильно расширил. Именно здесь работал Тихонов Егор.
Он вышел к следователю из-за бархатной портьеры примерочной комнаты, в одной жилетке, со складным метром в руке. Поняв, с кем имеет дело, извинился, вновь скрылся за портьерой и вскоре вернулся уже в элегантном костюме-тройке. Однако за время его отсутствия Одиноков быстро написал что-то на листке из блокнота, кликнул парнишку-посыльного и наказал:
— Эту записку — в полицейскую управу, живо!
Егор Тихонов следователю понравился: подтянутый, уверенный, очень симпатичный. Смуглая кожа и красиво уложенные темные волосы, ямочки на щеках, белозубая улыбка. Правда, в нем чувствовалась некоторая нервозность, да левую щеку, сверху вниз, пересекли две свежие тонкие царапины. Их Одиноков увидел сразу, еще в первый выход Тихонова, но решил обойти пока молчанием.
— Нам надо поговорить, — сказал следователь. — Но не здесь, в приемной.
— А вот эта примерочная сейчас свободна, прошу!
В маленькой комнате с большим зеркалом и мягким ковром на полу оказался еще столик с двумя стульями. Сев, следователь указал молодому человеку место напротив. Начал без обиняков.
— После убийства вашей прежней хозяйки, мадам Солье, один человек указал на вас как на возможного ее любовника. Я посчитал этот намек несерьезным. Теперь же хочу, чтобы вы рассказали о ваших отношениях.
Егор сразу побледнел, исцарапанная щека задергалась.
— Это из-за убийства Нелли, верно? — спросил почти шепотом. — Но я ничего не знаю, ни про мадам Жаклин, ни про нее!
— Значит, с погибшей Королевой вы тоже были знакомы?
— Да вы же и сами знаете, чего в прятки играть! У меня с мадам ничего и не было, потому что я с Нелкой женихался!
Следователь отметил, что парень почти мгновенно довел себя до истерики. Такая вспыльчивость казалась интересной. Всегда ли Тихонов таков? Или эти два убийства близких ему женщин так его расстроили? Тогда он невиновен. А может, наоборот: сдающие нервы — признак постоянно ожидаемого возмездия?.. Но надо его пока успокоить, иначе разговора не получится.
— Давайте, господин Тихонов, успокоимся. Я ведь не предъявлял вам обвинений, только задавал вопросы. Что это вы так бурно реагируете?
Молодой человек тяжело переводил дыхание, успокаиваясь. Обреченно махнул рукой:
— Чего там, сам понимаю: две убитых женщины, и рядом с обеими — я. Ясно, на меня и подумают!
— Так были у вас любовные отношения с мадам Солье?
— Нет! — он вскочил, стал ходить по комнате. — Жаклин была женщиной любвеобильной. Намекала мне… Я вполне бы мог, сами понимаете! Нелли, я уже с ней… Да… Жениться хотел…
Егор резко сел, закрыл лицо руками, плечи его вздрагивали. «Однако какой же он легко возбудимый», — вновь подумал Одиноков. И спросил:
— А где же вы были в день и вечер гибели Королевой?
— Днем здесь, на работе. А вечером ждал Нелли на катке. Да она не пришла…
— На каком катке?
— В городском парке.
Каждую зиму в городском парке заливали большой благоустроенный каток — играл духовой оркестр, в будочках продавали блины, горячий чай, пирожки, баранки, конфеты. Вечерами он ярко освещался и, конечно, был платный. Простые жители Саратова да ребятня катались на замерзшей реке — просторно и совершенно бесплатно.
— Значит, в парке… В компании?
— Нет, один. Я же ждал ее!
— А когда не дождались, пошли к Королевой?
— Нет! — Егор с силой помотал головой. — Нет! Хотел пойти да рассердился очень.
— Что ж так?
Егор вскинул взгляд: выражение лица и глаз все еще хранили обиду, хотя девушки уже не было в живых. Впрочем, всего три дня…
— Нехорошо говорить о покойнице плохое, но ведь она, Нинель, играла со мной, как с котенком… Все они!.. Да! В общем, то приманит меня, то оттолкнет. Красивая она была, это верно. Нравилось ей в себя влюблять.
