– Положите их обеими ладонями вверх. Все сделали это? Нет, не все! Прошу сделать так, как я сказал!
Снова молчание, сопение, тихий скрип. В салоне было темно, хоть глаз выколи. Графине на мгновение показалось, что за ее спиной кто-то прошел. Стало по-настоящему жутко. А потом она подумала, что это мог быть мэтр или любой другой гость – если бы кто-то встал со стула и решил переместиться в салоне, другие бы этого просто не увидели!
До нее донесся слабый звук, словно кто-то приоткрыл дверь, ведущую в залу. Но нет, зачем кому-то выходить из салона? Хотя, быть может, какой-нибудь даме сделалось до такой степени не по себе, что она решила тайком выскользнуть прочь.
– Вы чувствуете тепло в ладонях? Оно растекается по вашему телу…
Графиня действительно ощутила тепло в ладонях, а потом поняла, что это рука поручика.
– А вот если я ощущаю холод? – спросил все тот же скептический бас.
Кто-то хихикнул. Мэтр снова хлопнул в ладоши, призывая присутствующих к порядку. А затем он хлопнул в ладоши еще раз, и свечи снова зажглись. Графиня обвела взглядом сидящих за столом. Нет, все на месте. А вот дверь в залу чуть приоткрыта, хотя она помнит, что Захар плотно закрывал ее.
Значило ли это, что, пока было темно, кто-то вышел в залу и вернулся обратно? В конце концов, ничто человеческое никому не чуждо – один из гостей возжелал воспользоваться уборной, не привлекая к этому факту чрезмерного внимания, посему и решил сделать это в тот момент, когда в салоне царила тьма египетская. А потом гость – или гостья – вернулся и занял прежнее место, забыв, однако, прикрыть дверь как следует…
– Я знаю, что каждый из присутствующих желает получить ответ на сокровенный вопрос! И вы получите! Потому что те силы, в контакт с которыми я войду сейчас, умеют предсказывать будущее…
– Пардон, мэтр, но вы ведь сами говорили, что будущее до конца не сформировалось и его можно изменять. Как же тогда некие силы могут предсказывать то, что, быть может, никогда и не случится? – раздался приятный баритон – графиня узнала в нем голос юного бездельника, набивавшегося к ней в любовники.
– Срезал! – пробасил скептик, в котором каждый давно уже узнал полковника Цицера.
– Каков ваш сокровенный вопрос? – сказал мэтр, и юноша засопел. Графиня усмехнулась – похоже, ему было стыдно произнести свой вопрос вслух! Еще бы, ведь не исключено, что несчастный хотел узнать, суждено ли ему оказаться в будуаре хозяйки дома и предаться с ней любви!
– А вот я бы хотел узнать, надо ли вкладывать в голландские акции железнодорожного треста? – произнес некто, чей голос ей не был знаком, и графиня вдруг поняла, что рот раскрыл муж баронессы, обычно всегда молчавший. Ну надо же, какие проблемы его, оказывается, занимают!
– Снова срезал! – хохотнул полковник. – Прямо цирк шапито!
– Сконцентрируйтесь на своих вопросах, мадам и месье, не произнося их вслух! И вы получите ответ! Получите ответ… Получите ответ…
Голос мэтра Гийома менялся: первая фраза была произнесена шепотом, вторая громким фальцетом, третья – еще более громким сочным басом.
– Я здесь! – продолжил бас, и графиня в ужасе замерла. Господи, неужели в медиума вошел чей-то дух? Или душа? Какая, интересно, разница между духом и душой, хотя о чем она думает?..
Поручик снова попытался взять приступом цитадель ее подвязок, но она пребольно ущипнула его за ладонь, и любовник успокоился.
– Кто хочет быть первым? – продолжил голос, который вдруг превратился в милый женский, говорящий по-французски с явным эльзасским акцентом. Сам же мэтр до этого был обладателем наичистейшего парижского произношения.
– Я! – громогласно заявил полковник Цицер. – Я хочу знать, смогу ли я…
– Молчите! – заявила неведомая женщина (или мэтр женским голосом?). – Вопрос мне понятен, я прочла его в вашей ауре. Ответ на него гласит…
Она смолкла, а полковник вальяжно произнес:
– Ну, пищать, как тетка с базара, я тоже могу. Говорю же вам, цирк шапито!
В этот момент снова раздался женский голос:
– То, чего вы так страстно хотите, не сбудется. И повышения вам не видать. Ваша задумка, чтобы добиться оного, неплоха и даже может дать результаты, однако помните – если вы рискнете играть ва‑банк, то новое назначение принесет вам несчастье! И не исключено, смерть!
– Что за черт! Откуда тебе известно… – раздался изумленный голос полковника, который, как все поняли, получил ответ на свой вопрос.
– Следующий! – произнес по-английски с гнусавым американским акцентом голос молодого человека. – Бабу, хочу бабу! Ну, пусть баба вопрос задаст!
Никто не хотел задавать вопрос, голос стал сыпать сальностями, но наконец решилась воспользоваться услугами несносного янки госпожа Чернозвонова. Она, как и полковник, сконцентрировалась на своем вопросе. Американец вдруг хрюкнул, а потом произнес:
– Ну ты даешь! Надо было раньше думать, до того как подсыпать своему мужу в чай мышьяк! Теперь уже поздно!
– Ах! – вскрикнула госпожа Чернозвонова, явно порываясь встать, но тут дряхлый надтреснутый голос по-русски с московским говорком произнес:
– Милостивая государыня, прошу извинить предыдущего оратора. Мальчишка, к тому же сорвиголова. Даром что иноземец.
– Но мне страшно! Я хочу выйти! Я… – заголосила Чернозвонова, которую, казалось, слова юного американца тронули до слез. А графиня вспомнила, что с момента кончины ее супруга, человека более чем обеспеченного, ходили слухи о том, что Чернозвонова его отравила. Неужели духи подтвердили факт этого кошмарного преступления?
Было жутко до мурашек, но в гораздо большей степени интересно узнать, что же будет дальше.
– Милостивая государыня, если вы уйдете, то будет нарушен соединяющий нас всех астральный шнур и эксперимент придется тотчас прекратить! – сообщил старец, но Чернозвонова упорствовала, даже поднялась, чтобы уйти, но тут ее кроткая дочка, которой та всегда помыкала, произнесла на весьма скверном французском:
– Маменька, сядьте и примолкните! А обо всем остальном поговорим с вами дома!
Чернозвонова беспрекословно подчинилась. Тотчас опустилась на стул и перестала капризничать.
– Не бойтесь, хорошие мои, не бойтесь! – успокаивал голос. – Так кто еще хочет получить ответ на сокровенный вопрос?
Графиня решилась и произнесла:
– Я!
Она зажмурилась, сжимая в руке бриллиант и думая о том, как было бы хорошо стать вдовой и соединиться узами брака с поручиком. В конце концов, если Чернозвонова успешно избавилась от своего мужа, то почему ей самой не избавиться от графа?
– И не думай! – произнес сердито старец. – Ясно тебе, девка, и не думай об этом! Ибо все равно все пойдет вкривь-вкось. Да и не любит он тебя, а только твое, тьфу, тело и твои, тьфу, деньги! Так что не думай!
Графиня ойкнула, ощутила горячую руку поручика и в бешенстве ее отпихнула. Неужели… Неужели поручик ее не любит? Конечно, она понимала, что у них быстротечный, светский, поверхностный роман. Но она, кажется, влюбилась в него. А вот он, выходит, ее не любит и видит в ней только возможность блеснуть новым завоеванием и утолить свою похоть…
А голос уже сменился – в салоне громыхал громкий фельдфебельский бас, который плевался длиннющими немецкими ругательствами. Судя по всему, это был тевтонский вояка.
На сей раз задать вопрос решился князь Бобруйский. Снова воцарилась томительная тишина, а потом немец прорычал:
– Забудь об этом, князь! Просто-напросто забудь! Зачем тебе сын, у тебя же имеется прелестная и умная дочь! О ней заботься, о ней думай! А о сыне забудь!
Судя по тому, что вслед за этим раздались два потрясенных восклицания – князя и княгини Бобруйских, – стрела опять угодила в цель.
После этого наступила долгая пауза, и все в необычайном нервном напряжении ждали продолжения занимательного сеанса. Графиня уже предвкушала слухи и сплетни, которые поползут по Петербургу, – о, мэтр Гийом будет иметь оглушительный успех! Им наверняка заинтересуются и августейшие особы, а тогда и она сама получит возможность быть представленной ко двору. И все будут знать – именно в ее доме мэтр устроил свой первый сеанс! Какой успех, какая сенсация, какое счастье!
– Ну что, неужели больше никто не желает поговорить? – произнес детский голосок – по-русски, но с азиатским акцентом. – Давайте я сама выберу! Пусть спросит тот, кто моложе всех!
Графиня кашлянула, желая обратить внимание нового духа на то, что вопрос она уже задавала, а потом в смятении поняла, что за столом она не самая молодая! Моложе всех был этот самый томный юноша, кажется, Лавруша, который пытался за ней приударить.